На тревожных перекрестках - Записки чекиста - Ваупшасов Станислав Алексеевич. Страница 42

- Понимаю, товарищ Григорович, и постараюсь изменить сложившийся порядок. Пленных будем допрашивать сразу же, а добытые сведения немедленно пересылать вам лично.

- Вот это другое дело,- обрадовался Григорий Михайлович.- Да, кстати, вы же будете все время в войсках, среди испанцев, интернационалистов. Вам надо дать имя, более привычное для европейского уха. Давайте будем называть вас товарищем Альфредом. Подойдет?

- Не возражаю. Альфред, так Альфред.

- Теперь, товарищ Альфред, я вас представлю командующему республиканской армией генералу Миахе как специалиста в военном деле. А в прошлом вы, ну, хотя бы бывший полковник русской царской армии.

- Какой же из меня полковник царской армии? По возрасту никак не выходит.

- Ничего. Сойдет! - улыбнулся Григорович.

Генерал Миаха встал из-за стола и протянул мне руку. Это был высокий, румяный и совершенно лысый старик с обвислыми щеками и усталыми глазами под большими, в роговой оправе очками. Он мало походил на военного и скорее смахивал на обычного гражданского человека, надевшего генеральский мундир.

Принимая меня, он был, по всей вероятности, поглощен своими огромными заботами и на все объяснения Григоровича отвечал односложно:

- Муй бьен. Муй бьен! (Очень хорошо!)

Республиканские партизанские формирования той поры существовали в виде отдельных небольших подразделений, не имевших централизованного управления и подчинявшихся командирам армейских частей или соединений.

В тот же день меня назначили советником партизанских отрядов Восточного фронта, в подтверждение чего я получил мандат за подписью генерала Миахи. Он предоставлял мне право формировать новые партизанские группы и отряды, обучать, инструктировать, переправлять их через линию фронта в тыл врага, принимать обратно, а также снабжать необходимым оружием и снаряжением.

Ну что ж, дело привычное. Первым делом я познакомился с будущими партизанами. Молодые испанские ребята, смелые, самоотверженные, страдали одним недостатком: у них не было никакого военного опыта и разумной осторожности, зато в избытке хватало наивности и горячности. Пришлось начинать с азов, так как многие солдаты даже не представляли себе, что и как они должны делать, какие обязанности выполнять в тылу врага.

Учились все охотно, причем каждый старался показать, что именно он сможет принести наибольшую пользу республике. Более спокойными и рассудительными были интернационалисты - немцы, поляки, французы.

В процессе учебы бойцы произвели на меня отрадное впечатление и подтвердили его уже в первых операциях. Они добровольно шли на самые опасные участки фронта и брались за выполнение наиболее рискованных заданий.

Подготовив несколько партизанских разведывательно-диверсионных групп, я по плану, утвержденному командованием Восточного (Арагонского) фронта, перебрасывал их в районе Уэски через линию фронта. Переброска не всегда проходила гладко. Однажды я переправлял во вражеский тыл отряд численностью 120 человек. Ему предстояло нарушать коммуникации противника, минировать дороги, совершать диверсии, создавать панику, доставать различные сведения. Линия фронта проходила между двумя скалистыми высотами. С горы, занятой республиканцами, надо было проникнуть в тыл франкистов южнее Уэски, скрытно спуститься в зеленую долину, затем подняться на другую гору и углубиться в тыл франкистов.

Командир отряда, испанский капитан П., несколько бравировавший своей смелостью, решил совершить этот переход в дневное время. Через моего боевого товарища и переводчика Павла Науменко я посоветовал капитану дождаться ночи, иначе противник заметит скопление, а затем передвижение бойцов и сорвет операцию. Капитан самонадеянно ответил, что на этом участке фронта уже давно не слышно стрельбы, так что опасаться нечего. Мои возражения, что на войне нельзя надеяться на легкомыслие и глупость врага, не произвели на капитана никакого действия. Что мне оставалось делать?

Ладно, думаю, поступай по-своему, раз такой упрямый. Бойцы отряда с ящиками взрывчатки за спинами, с мешками, нагруженными продовольствием и боеприпасами, стали подниматься на высоту. Я шел вместе со всеми. Мне предстояло проводить партизан до передовой. На горе даже невооруженным глазом можно было видеть линию обороны противника, провода связи и солдат-часовых. Естественно, что партизаны были замечены и обстреляны. Загудели, загрохотали горы, словно начался неожиданный обвал. Франкисты стреляли из 75-миллиметровых пушек. Снаряды рвались в расположении залегшего отряда, осколки с визгом проносились мимо нас, камни и земля сыпались нам на головы.

Сильный артиллерийский огонь продолжался до позднего вечера. Партизан спасли каменистые расщелины, куда все они быстро забрались. Я посоветовал бойцам рассредоточиться, залечь и не подавать признаков жизни. Командир отряда уже не выглядел таким самонадеянным и во время обстрела виновато поглядывал то на меня, то на Павла Науменко. Находившиеся неподалеку от нас бойцы, оглушенные взрывами, вывалянные в земле, изредка перекидывались короткими репликами, которые Науменко перевел мне так:

- Осуждают они своего капитана. Говорят, надо было послушаться товарища Альфреда.

- Тяжела наука, но пойдет на пользу,- ответил я.

Ночью мы оставили склон злополучной высоты и отошли назад, в тыл. Только на вторую ночь при помощи проводника из местных жителей отряд благополучно перешел фронт и восемь суток находился в тылах противника. За это время партизаны на шоссе Уэска - Сарагоса и Сарагоса - Толедо подорвали толовыми шашками 15 автомашин с солдатами и офицерами франкистов, из засады перестреляли более 50 мятежников, перехватили 3 мотоциклистов с донесениями и привели с собой на нашу сторону 6 пленных, в том числе 2 фашистских офицеров. Сам отряд потерь не имел.

Помня наставления генерала Григоровича, пленных и все захваченные на вражеской территории документы - оперативные карты, боевые донесения, удостоверения личности, личные письма военнослужащих - я немедленно переправил в штаб фронта, где операцией остались очень довольны.

В состав тогдашнего Восточного фронта (прежде он именовался Арагонским) входили Восточная и Маневренная армии, 21-й и 13-й армейские корпуса. На следующее утро к нам приехал командующий Восточной армией генерал Посас, поздравил участников боевой операции, распорядился выдать бойцам отряда подарки и предоставить краткосрочный отдых.

Я тоже не скрывал своего удовлетворения, потому что с этого дня нас, партизан, в вышестоящих штабах стали оценивать как серьезную силу, установился тесный контакт с высшими армейскими офицерами, наладилось взаимодействие с полевыми войсками.

Был доволен я и тем, что постепенно партизаны-испанцы привыкали слушаться моих советов, начали соблюдать осторожность, скрытность, маскировку и научились действовать в ночное время. Когда к их природной храбрости добавились воинский порядок, организованность, твердая дисциплина и боевая выучка, они стали настоящими разведчиками и диверсантами.

В работе с испанскими партизанами мне сильно помогал Павел Иванович Науменко, французский коммунист, доброволец республиканской армии. В день нашего знакомства он рассказал мне о своей жизни. Павел родился на Украине, в Полтавской губернии, в 1896 году. Был призван в царскую армию, в артиллерию, и стал унтер-офицером. В период первой мировой войны в составе русского экспедиционного корпуса попал в Париж. Впоследствии здесь и вступил в компартию.

После Великой Октябрьской социалистической революции французское правительство Пуанкаре пыталось вербовать солдат и офицеров русского экспедиционного корпуса в белую армию барона Врангеля. Большинство русских военнослужащих отказалось перейти на сторону белогвардейщины. Тогда французские самолеты стали бомбить русские лагеря, начались аресты. По совету французских друзей-коммунистов Науменко, чтобы избежать репрессий, эмигрировал в Испанию и с большим трудом устроился работать по своей специальности ювелиром.