Империя звёзд - Бэрд Элисон. Страница 4

Халазар обернулся. Никакой фигуры в темном плаще с ним не было, и даже возник соблазн предположить, что это была иллюзия или сон. Но из-за окна снова раздался тот же шелестящий звук, будто крылья птицы взмахнули в ночном воздухе.

2. ПРИЗРАК НА ПИРУ

Кто я?

Она лежала неподвижно, мутными со сна глазами уставясь в белый балдахин. В первые дни здесь, в Халмирионе, она, просыпаясь, прежде всего думала, где она, а после этого приходил другой вопрос, куда более тревожный. На первый вопрос ответить было просто, как только полностью возвращалась память, и со временем он перестал возникать, но второй продолжал беспокоить. Она уже не была Эйлией Корабельщик, и от этого факта было не уйти, хотя она все еще цеплялась за это знакомое имя вместо истинного — Элмирия. Ощущение собственного «Я», такого же постоянного и привычного, как черты лица, улетело в миг, оставив девушку в растерянности и замешательстве. Эйлия Корабельщик была воспитана в ином мире в буквальном смысле слова, семьей, которую она до сих пор не могла считать чужой. Ее «родители» Нелла и Даннор, ее «двоюродные брат и сестра» — Джеймон и Джемма — теперь для нее утеряны. Они — на той стороне пустоты, через которую нет дорог, как через любое море, только куда более протяженной — такого расстояния она до сих пор себе и представить не могла. Но не только это отделяло ее от прежней семьи. Их не объединяла общая кровь — она всегда была чужой среди них.

И все равно она по ним скучала и беспокоилась о них. Ана ей сказала, что община немереев на Мере свяжется с ее приемной семьей и сообщит, что Эйлия в безопасности. Но им никогда не понять, где она сейчас, и, наверное, они о ней тоже беспокоятся — пусть даже Нелла с Даннором знали, что она не их родная дочь и когда-нибудь должна вернуться к своему роду. Эйлия вздохнула. Нелла и остальные первые сказали бы ей, как практичные островитяне, что нет толку лежать и обдумывать это снова и снова. Где бы она ни выросла, здесь ее родной мир, жизнь, которую ей теперь следует вести. Сегодня же — годовщина ее рождения, то есть официальное празднество, в котором она обязана принимать участие.

Эйлия выбралась из кровати, раздвинула белые шторы и встала, оглядывая свою спальню. Это была просторная круглая комната, повторяющая форму цветка, с окнами, выходящими на три стороны. На мраморном столике рядом с кроватью лежали игрушки из ее детства, которых Эйлия не помнила: заводная птица в золотой клетке, кукольный дом, построенный ремесленниками города, с миниатюрными окнами в свинцовых переплетах и крошечной мебелью. Игрушки стояли точно там, где она оставила их, когда мать увозила ее из дворца более двадцати лет назад. У Эйлии не хватало духу их убрать: это была связь с ее далеким прошлым. Ведь должны же у нее быть какие-то смутные воспоминания о тех днях? Не юный возраст, а душевное потрясение стерло ее ранние воспоминания — так говорили придворные врачи. Дело в том, что среди них — страшная память о бурном море, о пробитом тонущем корабле…

Эйлия оделась, подошла к глубокому окну и выглянула на улицу. Крыши дворца заполняли весь вид: нагромождение башен, куполов, золотых шпилей и флагштоков, где полоскались длинные флаги. Отсюда небо казалось совсем рядом, и ночью на нем сияли яркие звезды, маленькая голубая луна Мирия, и арка небес (на самом деле — система колец вокруг планеты) мерцающим мостом опоясывала небо от края до края. Эйлия жила в этом мире всего три его коротких года, но уже трудно было вспомнить время под другими небесами, лишенными таких чудес. Небесами с более тусклыми звездами, большой белой луной и без сияющей арки, где солнце казалось меньше, потому что не было так близко, и поднималось не на западе, а на востоке. Мир, где она была не Триной Лиа, провозвещенной правительницей элеев, но простой девушкой с Большого острова, для которой дворцы были несбыточной мечтой. До сих пор ей иногда казалось, что она — персонаж когда-то прочитанной книги, в которой негодяи подменили сына владетельного дворянина, годами жившего в роскоши, пока не вернулся истинный наследник.

— Я все еще жду, что появится настоящаяТрина Лиа, — сознавалась она неохотно своим друзьям, — и выгонит меня из своего дворца.

Но она не говорила, что иногда ей этого очень хочется.

Несмотря на свой титул, она не была правителемв полном смысле слова. Титул у нее, как у ее отца, в основном означал почет. Высокий совет собирался в большом зале города, состоял из представителей всей Элдимии, территории и островов, и этот совет определял государственную политику. Вопросами духовными занимались религиозные вожди многочисленных вер Арайнии. На самом деле, как поняла с чувством унижения Эйлия, ей мало что оставалось делать, кроме как читать иногда речи (написанные другими), утверждать каждое действие совета (чистая формальность) и устраивать приемы для сановников. Население ее почти не видело: для людей она была так же далека, как луна, полубогиня, живущая во дворце на обнесенном стеной холме, недоступная людям этого мира. Во многих смыслах Эйлия и ее вассалы ступали по тонкому льду: до времени правления ее матери у народа Элдимии не было монархии, и хотя существовали высокородные и благородные семейства, их титулы также были всего лишь почетными и не давали реальной власти. Хотя все арайнийцы знали пророчество о Трине Лиа, некоторые считали его легендой или аллегорией. Такие люди хмурились, когда королеву Эларайнию провозгласили богиней после нескольких «чудес». Да, волшебные способности у нее были выдающиеся, но такие способности не так редки в этом мире, как на Мере.

Те, кто возражал против коронации и обожествления Эларайнии, испытали облегчение, когда она покинула планету, забрав с собой свою столь же почитаемую дочь. Возвращение Эйлии и восхождение ее на трон вызвало недовольство этой части граждан. Их возражения несколько ослабли, когда стало ясно, что Эйлия не собирается злоупотреблять своим положением в личных целях. Уж скорее она была испугана обожанием толпы. Быстро составили документ, ограничивающий ее влияние и гарантирующий, что она будет на самом деле только символом. Хотя все это не имело значения. Верующих было куда больше, чем неверующих, а первые повиновались бы любому эдикту, который ей бы захотелось издать, невзирая на любое сопротивление светских чиновников. Этот факт, как она с беспокойством отметила про себя, должен весьма тревожить некоторые политические силы, хотя она никак не собралась им пользоваться.

В башне поменьше рядом с ее башней находилась кордегардия, куда часто захаживали ее друзья Йомар и Лорелин поиграть в кости со свободными от службы гвардейцами, и Эйлия, завидев их в окно, высовывалась и звала их. Но сейчас их там не было. Дальше стояла круглая башня с высоким стрельчатым окном, выходившим навстречу ее окну: это была комната Дамиона. Ночью можно было видеть, как горит у него лампа, и знать, что он там. Эта мысль была приятной. Дамион… Она всегда представляла его себе таким, каким увидела его впервые в Церкви Паладинов: в белой рясе священника, сияющего в золотом свете, будто именно он, а не священный огонь в алтаре, был источником этого света. Сперва этот образ показался ей ангельским, а не человеческим. Но впоследствии она восхищалась не внешностью, а внутренним миром Дамиона: его добротой, храбростью, беззаветной преданностью друзьям. Когда-то она робко обожала его издалека, сейчас он стал ей другом дороже любого другого. И все же этого было мало.

Она подумала, где сейчас Дамион — у себя в комнате, в садах дворца или за стенами, в городе? Дамион в отличие от нее был волен идти куда хочет, Йомар и Лорелин — тоже. Эйлия надеялась, что хоть один из них во дворце, потому что ей сегодня хотелось дружеского общения. Ведь не скажешь же, что ей одиноко — во дворце с тремя сотнями придворных и слуг.

Она вышла из спальни и пошла по другим комнатам своих покоев. Все они были просторные и роскошно обставленные.

И все же Эйлия ходила по ним беспокойно, как заключенный по камере. Халмирион — клетка из бархата, мрамора и золота, и сегодня Эйлия сильнее обычного ощущала ее решетки. Она остановилась около трюмо взглянуть на отражение в золоченной раме. С прибытия на Арайнию девушка слегка выросла — эффект чуть более слабого тяготения планеты, — и арайнийское жаркое солнце добавило золота в волосы, хотя закрученные кончики (их Эйлия заметила с огорчением) все еще не хотели расти ниже талии. Она небрежно оделась в повседневное платье с высокой талией и простыми узкими рукавами, но сшито было платье из полотна цвета сапфира, более легкого, чем могло даже присниться девушке с острова.