Империя звёзд - Бэрд Элисон. Страница 67

— Я отошлю дракона прочь из долины. Ночью, чтобы никто не знал, что его нет в логове.

— Истинный воин не прибегает к подобным хитростям, чтобы добиться победы, — с презрением бросил Гемала.

Мандрагор приподнял брови.

— Так мне оставить дракона в долине? Как прикажете.

— Молчать, Гемала! Ты не схватил преступников при всем своем хваленом воинском умении! — рявкнул на него Халазар. — Подготовь все, как велел принц Морлин. Да будет так.

«Как мне надоели эти игры!» — думал Мандрагор, уходя из зала. Мало смысла ловить друзей Эйлии, если она действительно погибла. Но точно этого никак не узнаешь. О результатах поисков на Неморе пока ничего не сообщали, но чем дольше не могли найти ее тело, тем сильнее крепло подозрение, что она все еще жива.

«Надо самому лететь ее искать, — думал он. — На Неморе моя мощь сильнее. Пытаясь найти и уничтожить меня там, где я живу, бедная дурочка поставила себя в очень невыгодное положение. Но сейчас я не могу лететь, пока здесь дело не окончено. Все-таки может оказаться полезным захватить заложников. Тогда мне вообще не надо будет биться с Триной Лиа…»

Деревня в оазисе росла. После многих набегов на трудовые лагеря в пустыне освобожденные мохарцы и зимбурийцы присоединялись к повстанцам, пополняя их ряды. Каждую ночь открыто горели костры по всему оазису, звучали песни. Повстанцы расставили на подходах ловушки, ловчие ямы и сети, и все время в руинах скрывались лучники. В оазис все-таки вошли несколько разведчиков и зимбурийский отряд — люди, боявшиеся Халазара больше, чем повстанцев. Их поймали еще на полпути к деревне. Из мохарцев некоторые хотели перебить всех, но Дамион и шаман настояли, чтобы их оставили пленниками. Некоторым предложили вступить в ряды мохарцев, как поступил Киран Йарисс. Когда ни один из них в город не вернулся, другие солдаты проявляли еще меньше охоты идти в оазис. Киран доносил, что среди призывников назревает бунт.

Нашлись несколько фанатиков среди захваченных в плен солдат, которые не были благодарны, что их пощадили. Они говорили, что это жестоко — брать пленников живыми. «Ничего я так не желаю, как умереть за бога-царя!» — кричал один из них, когда его привели в деревню. Лорелин присмотрелась к нему. Глаза его горели лихорадочным огнем, щеки пылали нездоровым румянцем.

— Если бы Халазар был действительно богом, — сказала она, сложив руки на груди, — он бы любил своих людей. Не бросил бы их на войну, на смерть.

Солдат не отвел глаз.

— Халазар-Валдур превращает нас в великую нацию, — возразил он, — и предлагает нам весь мир. И мы должны заплатить ему за это, пусть даже жизнью. Наши жрецы говорят, что маурийский бог — слабак, потому что тем, кто идет за ним, не дает ничего.

— Ну и твой тебе пока тоже не дал весь мир. Вы еще не выиграли войну, которую затеяли. Ты разве не видишь, что вы для него — всего лишь орудия, средства отомстить миру?

— Отомстить? Не понимаю твоих слов. Наш бог карает порочных и безбожных. Много веков назад он разрушил царство элеев огнем с неба.

— А что они ему такого сделали, позволь узнать? — гневно спросила Лорелин.

— Он — бог. Кто мы такие, смертные, чтобы вопрошать богов? Валдур одной рукой дает награду и жизнь, другой — разрушение и смерть. Он в своем праве.

— Гм… там, откуда я родом, «двуличный» не звучит комплиментом.

Беренгази улыбнулся, глядя на нее.

— Все вы обречены, все и каждый. Аватара Валдура обрушит еще на вас свою месть.

Проходивший мимо Йомар обернулся к нему.

— Тихо, ты, а то отпущу тебя домой — по частям.

Беренгази угрюмо покосился на него, но замолчал. Он явно не разделял тягу своих соотечественников к мученичеству.

— Кто-нибудь видел Дамиона? — спросил Йомар, оглядываясь.

— Он пошел в развалины, к Вакунге, — ответила Лорелин.

— Опять? Он теперь целые дни торчит с этим шаманом.

— А что такого? Он хочет побольше узнать о своей немерейской силе — как ее вызывать по желанию, как маги делают. Он думает, что от него будет больше пользы как от мага, а не как от бойца. Может быть, он и прав. Он уже научился понимать любой язык, как я.

Йомар сам не знал, почему это увлечение Дамиона чародейством так его тревожило. Он отлично знал, что народ сильнее верит, будто он Заим, еще и потому, что с ним — два чудесных золотоволосых «ангела». Особенное почтение внушала и мохарцам, и зимбурийцам Лорелин — это непонятное, не от мира сего создание, не мужчина и не женщина, которая умела драться, даже не обнажая оружия. Но и Дамион их интриговал. Они думали, что он, поскольку божествен, делится с Вакунгой небесной мудростью, и мало кто знал, что на самом деле поток информации идет в обратную сторону. Только Унгуру и несколько его близких друзей сохраняли скептицизм. Йомара наполняла тревога, смешанная с усталостью, из-за роли, которую ему пришлось играть, — усталостью от постоянного притворства, от груза ожиданий народа. Впервые до него дошло, каково пришлось Эйлии, когда она увидела толпы обожающих ее арайнийцев.

Он вышел из деревни и пошел к развалинам, где нашел шамана и священника за беседой под древней стеной. У Дамиона были закрыты глаза, руки расслабленно лежали на коленях, а Вакунга что-то тихо шептал ему на ухо.

— Дамион! Дамион, очнись! — окликнул его Йомар, решительно подойдя к медитирующему священнику и наклоняясь над ним.

У Дамиона задрожали веки, потом открылись.

— Не следовало его прерывать, — мягко заметил Вакунга, когда Дамион встал и застонал, потягиваясь.

— Что это он делает? И что ты с ним делаешь? — спросил Йомар подозрительно.

— Помогаю ему найти путь. Тот путь, что ему предназначен.

— Йо, все нормально, — вставил Дамион. — Он действительно мне помогает. Я теперь понимаю, что имеет в виду Лорелин, когда говорит, что у нее есть Предназначение. Я сюда прибыл не сражаться и убивать, а узнать, какое Предназначение у меня.

— Дамион, перестань молоть чушь, — поморщился Помар. — Только потому, что люди считают тебя ангелом…

Дамион улыбнулся.

— Йо, это же ты мне велел с этим не спорить.

— Но это было только вначале, когда нашей жизни грозила опасность. И я не говорил тебе, чтобы ты сам в это верил!

Священник стал серьезным.

— Йо, пусть я не ангел, но я точно знаю, что во мне есть сила, которую я могу изучить, чтобы пользоваться ею, и еще… есть у меня какая-то миссия. Что-то, для чего я предназначен.

— Спятил, — сказал ему Йомар.

Дамион не ответил. Он так и смотрел в пространство с безмятежным выражением лица. Мохарец ощутил небольшой укол тревоги. Опять боевой шок? Бывало, что солдат вроде совсем оправлялся от этой болезни, и вдруг она возвращалась, когда он пытался вернуться к обыденной жизни. Некоторые умирали от нее постепенно, и разум с телом угасали одновременно. То же самое бывало в лагерях рабов с людьми, которые больше не могли выносить страданий. Им уже было не помочь, как не поможет лекарь смертельно раненному. Вид таких людей вызывал у Йомара сострадание, пока он не научился подавлять скорбь и отворачиваться. И тогда он поклялся себе, что сам никогда не сдастся так жалко, но умрет в бою, когда придет его час. Вот так и вышло, что он в ярости гнева бросился на пришедшего в лагерь льва, не страшась его клыков и когтей. Для него это тогда и не лев был вовсе, а царь Зедекара, и надсмотрщики, и сама пустыня в ее неумолимой жестокости. Спустя годы этот поступок казался ему актом не мужества, но безумия. Не виноват был лев, что его охотничьи угодья разрушили люди, а дичь разогнали. Убить его — это как убивать подневольных солдат армии Халазара: истинный враг был не тот, которого ты сразил. А когда ты окровавишь меч, враг этот издевается над тобой из своего недоступного укрытия, смеется над твоими мелкими и бесполезными победами.

У Дамиона глаза были закрыты: он снова ушел куда-то, куда Йомар за ним пойти не мог. Воин пожал плечами, повернулся и отправился обратно в деревню.