Ах, Мишель, Мишель!.. - де Рамон Натали. Страница 35
Мишель сдавил лоб ладонями. От болтовни полицейского голова просто трещала. А из машины опять донесся вопль мобильного. Должно быть, выпал при перевороте из кармана.
— Мой телефон, офицер, — с трудом проговорил он, показывая рукой в сторону машины. — Телефон.
— Да леший с ним, мсье! Ну не лезть же вам за ним обратно? Как вы себя чувствуете? Можете идти?
— Могу. Где мы, офицер?
Старик произнес какое-то ничего не значащее для Мишеля название и представился:
— Сержант полиции Селестен Гришо.
Мишель вздрогнул от резанувшего слух имени сына. Нет, точно, мистика какая-то! Странная собака, теперь имя сына…
— А где собака? — спросил он. — Рыжая, большая такая.
— Наша шлюшка Жюльет? — ухмыльнулся сержант.
Еще не легче! Собака носит имя его дочери, да к тому же в сочетании со словом «шлюха»…
— Она теперь в моей машине греется. Это вы ей спасибо скажите, мсье, если б не эта сучка, вы бы еще неизвестно сколько висели в яме…
— Шутите, офицер? Я же именно из-за нее влетел в аварию!
И Мишель рассказал, как собака вдруг оказалась впереди, в пятидесяти метрах от его машины, как он сигналил, но она не реагировала, и ему пришлось резко свернуть, чтобы не сбить ее.
— А вы добрый человек, мсье. Пожалели животное. Только, должно быть, гнали с превышенной скоростью? Точно? Полсотни метров для торможения достаточно. Ладно, сынок. — Старик по-свойски похлопал Мишеля по плечу. — Вспоминать не будем. Главное, ноги-руки целы. Поехали, отвезу вас в гостиницу. Не ждать же вам аварийку на холоде.
Рыжая собака занимала все заднее сиденье, чувствуя себя там как дома. Мишель устроился рядом с сержантом.
— По какой нужде в наших краях? — спросил тот. — Вы так вроде столичный житель?
— Может, я угонщик? — хмыкнул Мишель. — Вы ведь до сих пор не проверили мои документы.
— Бросьте, мсье. Поживите с мое, никакие бумаги не потребуются. Я и так вижу, мсье, что вы, должно быть, человек хоть и молодой, но солидный, адвокат там или…
— Вы угадали, офицер. Правда, угадали. Я — адвокат.
— Ну! Что я говорил? И еще что я вижу, так это то, что у вас большие неприятности, от которых вы и удирали. Либо конкурент или там клиент подставил, либо — семейное.
Мишель вздохнул, но не удивился. Старые полицейские, если не спились, то очень прозорливы. Как его отец.
— Кофе хотите? Термос большой. Мне моя на всю ночь наготовила. Бери, бери, околел небось, сынок, кверху ногами висевши? Горячий? Ну вот. А вы стеснялись, мсье.
Было забавно, как старик обращается к нему, то «мсье», то «сынок» и на «ты». Хотя в общем-то отчасти приятно. Симпатичный старикан, хоть болтлив не в меру.
— Отличный кофе, офицер! Спасибо. Знаете, мой отец тоже полицейский. Мне нравится, когда вы говорите мне «сынок». А вообще-то я Мишель Сарди.
— Отец-то жив?
— Жив. Спасибо.
— Так чего у тебя дома-то стряслось? Жена загуляла? Или сам? Неужели с любовницей застукала?
— Хуже. Длинная история.
— Что ж хуже-то? Ребенок, что ль, не твой?
— Да нет, все мои. И сын, ваш, кстати, тезка. И три дочки.
— Три? Ну, ты молодец, сынок. В школу ходят?
— Сын скоро закончит, шестнадцатый год пошел. А девчонки только родились. Две недели назад. Тройня.
— Лихо! — Старый сержант присвистнул от восхищения и хлопнул себя по колену. — Ну и дела! Так в чем проблемы?
— Проблемы? — И Мишель выложил старику все.
Сбивчиво, торопливо. Все-все. Про Полин, Эдит и Мадлен. Правда, умолчал про кнут и блондинку. Старик слушал молча.
— В понедельник я начну бракоразводный процесс. Я не допущу, чтобы она воспитала моих дочерей такими же вероломными, корыстными и аморальными! Я сам займусь их воспитанием! Она уйдет от меня голая! С той же коробкой посуды, с которой я ее взял!
— С коробкой посуды, говоришь? — Старый полицейский крякнул и притормозил, съезжая с обочины. — А теперь послушай меня, приятель. Я вот не пойму одного: либо ты так шарахнулся головой, невзирая на всякие там подушки безопасности, либо законченный мерзавец!
— Что?
— Тихо, тихо, мсье. Ты же сам всем трем бабам морочил голову! Так какого рожна теперь обижаешься?
— Вы не имеете права читать мне нотации!
— Нотации? Да будь моя воля, я бы давил таких, как ты! Сиди мирно и слушай! У меня все-таки, — сержант похлопал себя по боку, — оружие, приятель. Стрельну — и все дела.
— Вы не посмеете!
— А кто видит? Жюльетка не проболтается. А мне поверят: действовал в целях самозащиты. Кто ж тебя знает, может, ты пытался задушить меня и угнать служебную машину?
— Вы — сумасшедший…
Никогда в жизни Мишелю не было так страшно. Даже когда он очнулся в перевернутой машине.
— Я отец, ты — тоже. Неужели в твою дурацкую башку никогда не приходило, что кто-то точно так же, как и ты, поведет себя с твоими девками? Будет трахать за обещание жениться или бегать по чужим кроватям, когда женится?
— Не верю, что кроме жены у вас не было других женщин!
— Были, — согласился старик. — Пока не родилась дочка. Она еще с локоть была, а я уже был готов убить любого, кто ее обидит! Выходи из машины.
— Вы не бросите меня на дороге!
— Брошу, мсье. Прогуляйтесь по холодку, проветрите голову. До деревни пятьсот метров. Вон. — Он показал рукой. — Огоньки. Сами найдете гостиницу. А я вас не повезу. Противно.
Старый ханжа, зло подумал Мишель, изо всех сил грохнув дверцей полицейской машины. Она с ревом сорвалась с места и тут же растаяла в темноте. Мишель похлопал себя по карманам. Так и есть, сигареты остались в «BMW». Неизвестно где.
Его машина неизвестно где, сам он неизвестно где! Поеживаясь от холода в одном костюме, — он и не подумал захватить из дома пальто, — Мишель побрел в сторону огней. Вокруг лежали припорошенные снегом поля. На небе горели звезды. Он давно не видел столько звезд. С тех пор, наверное, как они на древнем «понтиаке» путешествовали с Полин… Нет, вспоминать не нужно. Той тонкой, грациозной девушки давно уже нет. Есть гнусная, подлая, мстительная огромная мадам. Настоящее чудовище!
А этот деревенский моралист считает виноватым во всем его, Мишеля! Даже угрожал оружием, старый кретин. Весь мир сошел с ума и сговорился против него… Мишель поднял воротник пиджака, поглубже засунул руки в карманы, ощущая полное одиночество во Вселенной, незаслуженную обиду и одновременно — желание отомстить.
— Я уж заждалась вас, мсье, — сказала круглая тетушка за стойкой, сонно кутаясь в плед поверх пестрого ночного халата. Видимо, хозяйка этого заведения, напоминавшего жалкий павильон для фильма на средневековую тему. — Сержант Гришо рассказал о вашей аварии, мсье. — Она сочувственно покивала.
Ах, какие мы заботливые, зло подумал Мишель.
— Пойдемте, я приготовила для вас самую теплую комнату. Ужинать будете, мсье? На вас лица нет от холода. Я согрею для вас вина.
— Лучше бутылку коньяка, если можно, — сказал Мишель. — Еще лучше — две. Греть не обязательно. И пачку сигарет.
— Да вы шутник, мсье, — улыбнулась она. — Но хорошо, я принесу вам две.
В облезлом гостиничном номере не было даже телевизора. Только кровать, два стула, подобие не то комода, не то стола, мутное от старости зеркало над ним, вешалка. Единственное украшение — календарь на стене. Большой рекламный календарь какой-то фирмы, изготовляющей осветительные приборы. Пятирожковой люстре стиля шестидесятых соответствовал май, но дни и числа идеально совпадали с январем за окном.
Какого же он года? — подумал Мишель и в ожидании ужина перелистал на стене пожелтевшие глянцевые страницы. И снова испугался мистичности совпадения — это был год, когда он родился. А если бы безумный старик в форме полицейского действительно выстрелил бы в него? Холодок по спине… Нет, глупости, он просто замерз.
Мишель расправился с непрожаренной телятиной и уже с половиной бутылки коньяка, но этот холодок не проходил. Ну хорошо, допустим, выстрелил бы сержант. И даже не сержант, а просто Мишель взорвался бы вместе с машиной. Это же тоже не исключено. Что тогда? Все. Все бы кончилось. Его жена в одно мгновение сделалась бы вдовой. И до конца своих дней винила бы себя в его смерти. Из-за нее! Из-за нее на самом взлете оборвалась бы его жизнь! Сорок три — разве для мужчины это возраст? Это расцвет! У него все было хорошо, а она, она!..