Я жил в суровый век - Нурдаль Григ. Страница 56

— Ваше преосвященство, ваше преосвященство, это печатают в моем доме.

Святой отец рассмеялся.

— Наш Периклис Пардикарис сошел с ума...

К сожалению, нет... Он не сошел с ума... И Периклис рассказал обо всем: о подушках, о Стефаносе, о пьянице Василисе, о Катерине, о Маргарите, и по мере того, как он рассказывал, лицо его преосвященства становилось все более сумрачным.

— Оставь мне это и не беспокойся. Только не говори никому. Ни слова, — сказал в заключение митрополит.

Периклис ушел успокоенный, а его преосвященство не на шутку разволновался. Это дело может дорого обойтись ему. Пардикарисы поддерживают его, митрополита, но попробуй объясни это немцам.

В тот же день, во время обеда, он вызвал к себе начальника полиции «по важному делу, касающемуся интересов нации». Он решил, сказал митрополит, доверить ему лично это дело. По его мнению, не стоит поднимать шума. Маргарита, конечно, сообщит им имена коммунистов, но об этом можно и не упоминать, а представить все как заслугу полиции, обнаружившей подпольщиков. Начальник полиции был полностью согласен, дал слово действовать тихо и осторожно и почтительно поцеловал руку его преосвященству. Оставшись один, начальник полиции еще раз все как следует продумал. Она назовет ему имена, а немцам он предпочитал преподнести это как личную свою заслугу. Подумать только, куда они спрятали гектограф!..

Вечером Маргарита не вернулась домой. Периклис и Катерина уже раскрыли всем свой секрет. И снова начались семейные дрязги. Никому из них и в голову не приходило, что они предали своего «ребенка».

Утром стало известно, что из греческой полиции Маргариту перевели в гестапо. В тот же вечер разнеслась весть о том, что ее пытали, но она ничего не сказала. Нить следствия начиналась с нее и обрывалась на ней. Его преосвященство был позорно скомпрометирован в глазах немцев. Начальник полиции ругал себя за свою оплошность — зачем он поверил митрополиту, зачем поспешил арестовать ее, а не проследил за ней, за этой ядовитой змеей, за этим чудовищем.

Только теперь Пардикарисы поняли, что они сами отдали в руки немцев Маргариту. Убийство собственного «ребенка» венчало деяния их жизни.

Вскоре умер дядя Стефанос. В его постели нашлись подушки и скатерть. Вазу он спрятал в матрац, и она превратилась в черепки. За ним вскоре перешли в другой мир Катерина, Антигона и Периклис. Последним умер Василис; некоторое время он еще шатался по кабачкам, браня могильщика, немцев и его преосвященство и оплакивал Маргариту.

Для Маргариты все кончилось очень быстро — пытки, следствие, суд. И говорят, что с ее уст все время не сходила улыбка, а в глазах появился какой-то свет, делавший их еще больше, еще красивее... Твои глаза были прекрасными, Маргарита!.. В последнюю минуту, стоя перед взводом солдат, она обратила взор к городу, еще окутанному предутренней мглой. Гнилой мир слабоумных истериков, выродков, хищников рушился. Тот мир, который породил ее. И горькая улыбка Пардикарисов снова показалась на ее губах. Она сделала неопределенный жест рукой, как бы отстраняя видение.

— Ну, спокойной ночи!

— Пли!

За вершинами Пинда поднимается солнце... Скоро рассвет. Николас, Ангеликула, молодость мира! К вам обращен последний трепет жизни, последняя мысль девушки, падающей с простреленной головой:

«Созидайте новый прекрасный мир!»