Корабль Роботов. Ветви Большого Дома. Солнечный Ветер (сборник) - Пухов Михаил Георгиевич. Страница 48

Люди в военной форме чаще всего называли меня дезертиром и симулянтом, а врачи — больным, и только майор Кравски сказал: «А разве того, о чем рассказывает Пит, не могло быть?..»

Кравски я узнал сразу, едва увидев его в приоткрывшейся двери в мою палату — камеру. Меня не сбила с толку гражданская одежда, что была на нем — серый с редкими блестками костюм, обычная рубашка с расстегнутым воротом, на ногах — не армейские, но такие же грубоватые туфли на толстой платформе, — я хорошо помнил его лицо: широкое, смуглое, маловыразительное; разве что взгляд его слегка раскосых глаз, придававших лицу выражение усталости и какой — то грусти, запоминался отчетливее, был своеобразной меткой памяти. Я без труда вспомнил эти глаза, и уже по ним определил входящего ко мне Кравски.

— Хэллоу, Пит! — Мне показалось, что я услышал в этом приветствии радость от встречи. — Ты, оказывается, жив и невредим, — подойдя к кровати, сказал Кравски, — а мне наговорили, что тебе совсем плохо.

Я сел на кровати. Кравски по — приятельски похлопал меня ладонью по плечу, не церемонясь, плюхнулся на табурет и потребовал:

— Ну, давай рассказывай!

— Здравствуйте, майор, — сдержанно ответил я. — Вы тоже допрашивать меня будете?

Лицо Кравски полыхнуло на мгновение гневом: дрогнули ноздри, резко обозначились мышцы на скулах.

— А мы с тобой еще хотели повенчать наших детей, — с укоризной сказал он.

— Я не помню этого, майор, — сказал я. — И разве у меня есть дети? Мне об этом ничего не говорили.

Кравски внимательно посмотрел мне в глаза, и снова взгляд его был усталым и печальным:

— Ты еще хотел, чтобы именно у тебя был сын, а я пытался выспорить это право для себя…

— И этого я не помню, майор, — перебил я его. — Я даже не знаю вашего имени.

Короткая усмешка тронула губы Кравски:

— А собирался своего сына назвать моим именем — Майкл.

Никогда бы не подумал, что наши отношения с Кравски могли быть такими дружескими, чтобы вместе не только служить, работать, но и обдумывать судьбы своих еще не родившихся детей, роднить их. И тут же в моем сознании мелькнуло, что это были не мои отношения, что я — то видел майора всего раз в жизни.

— Майор, — сказал я, — меня зовут Солнечный Ветер, я не тот, за кого вы меня принимаете. Мы никогда с вами не были знакомы…

— Оставь, Пит. Нас всех тогда здорово контузило. Я с год еще потом заикался, а Гении — он ближе всех был к тебе — оглох. Но всем нам повезло, считали мы, хоть живы остались, а ты пропал, будто растворился…

— Как это было? — спросил я. Кравски немного оживился.

— Ну вот, — сказал он, — вспомнил?.. Мы с тобой работали на одном терминале, контролировали информацию со спутника «Йорк — III». Все шло нормально, как вдруг он выдал тревогу, обнаружив на контролируемой территории серию вспышек в районах ракетных баз противника. И тут ты сделал глупость: вместо того, чтобы запустить систему оповещения, ты ввел для спутника режим профилактики и автодиагностики. Я даже поначалу опешил, когда с моего дисплея вдруг вся информация исчезла, будто корова языком слизнула, и собирался уже спросить, что с твоим дисплеем, но вовремя заметил высветившуюся надпись «Регламентные работы». Я, помнится, еще выругался в твой адрес: пошел счет на миллисекунды — противник уже выпустил серию ракет, а у нас даже еще оповещение не прошло. И не успел я до клавиш коснуться, чтобы исправить твою ошибку, как в модуле вдруг что — то лопнуло со страшной силой. Не взрыв, не звук пушечного выстрела, а вот именно хлопок, когда лопается что — то огромное, туго наполненное… Знаешь, — Кравски оперся локтями о колени, немного подался ко мне, — я даже глаза закрыл, ожидая действия взрыва. Мне вдруг так ясно представилось, как взрывная волна выдирает меня из кресла, несет на стену, расплющивает о нее. Как все мое разбрызгивается на плоскости, как струями стекает по сразу побуревшей стене и в потоке крови белеет слизь — все, что осталось от моего мозга. Эта жуткая картина заставила меня открыть глаза…

Майор замолчал, слепо уставившись в одну точку. Неожиданно правая бровь его дернулась и выгнулась дугой: видимо, его снова настиг вопрос — «Что же это было?»

— Взрыв был? — спросил я.

— Нет — нет, только звук, — торопливо проговорил он, будто спохватившись. — Только звук, — повторил он, и бровь опустилась на место. — Как бы гром, но не с небес, а вокруг тебя, внутри тебя… Слышал когда — нибудь хлопок после того, как самолет протыкает звуковой барьер? — Я отрицательно завертел головой. — Нет? — чему — то снова удивился он. — Так вот, позади самолета остается хлесткий звук, как от удара гигантским бичом.

— Протыкает барьер, — неожиданно для себя повторил я слова Кравски. — Барьер…

Что — то знакомое мне послышалось в этих словах, даже не в самих словах, мне уже доводилось их слышать, и они проходили у меня под номерами в первой тысяче, а в их сочетании. «Прокол барьера». У меня сразу застучало в висках, я даже напрягся весь, силясь высвободить из своей памяти то, что было связано, что тянулось за этим ключевым сочетанием.

— Вспомнил? — насторожился Кравски. — Хлопок. Бьет по перепонкам, рвет их, изнутри взрывает голову. Кажется, что лопаешься ты сам… Все забирает в себя туман: ты — слепнешь.

Майор хотел мне помочь. Он подсказывал, он требовал, чтобы я обязательно вспомнил, нетерпеливо ждал пробуждения моей памяти. Похоже, ему было крайне необходимо, чтобы я согласился с ним. Но сделал обратное: спугнул то далекое, зыбкое, еще совсем неразличимое, зависшее на паутинке ключевых слов, за которые ухватилось было сознание.

— Нет, не помню.

Он снова сник, обмяк, опустил плечи, монотонно забубнил:

— Не сразу я начал видеть. Сначала проступило белое, потом на белом раскрылись пятна, стали насыщаться серым, темнеть, заполнять какие — то формы… Я увидел Гении, уткнувшегося лицом в пульт. Из уха струилась кровь, капала на пульт. Руки его безжизненно свисли, казалось, пытаясь удержать разъезжающиеся ноги. Но, видимо, не смогли удержать: где — то нарушилось равновесие, колени раздвинулись шире, тело стало потихоньку сползать с кресла. Гении долго падал, в несколько приемов: сначала пробороздил лицом по клавишам пульта, уперся головой в экран дисплея, потом его повлекло назад, на какое — то время падение задержалось и только после он рухнул, ударяясь о стойку под дисплеем то коленями, то плечом, то головой, которая болталась, как у тряпичной куклы. Наконец он утвердился на полу, голова, с маху боднув высоко поднятые колени, откинулась на сиденье кресла. Гении застыл, будто для передышки, и снова нарушилось равновесие — он стал медленно — медленно заваливаться набок.

«Да помогите же вы ему!» Мне казалось, что именно это я и кричал, только не слышал звука собственного голоса: я давился языком, крик застрял в мозгу. Я дернулся, собираясь помочь Гении. Однако и это оказалось только попыткой: я не смог даже привстать с кресла, как меня вывернуло всего наизнанку и с силой бросило на место.

Я боролся с тошнотой. И злость меня пробрала вдруг от носков до макушки, словно электроразряд кто влепил мне, — даже тошнота отступила. «Почему никто не пытается помочь мне, Гении?! Что они — заморозились, что ли?!» Повернул голову влево. Увидел сначала руки, мертвой хваткой вцепившеся в подлокотники, потом искаженное гримасой лицо Роя…

Кравски прервал рассказ, взглянул на меня.

— Помнишь Роя? Лейтенанта Роя Эттика? — без особой надежды спросил он. — Который тебе ящик виски проиграл в компьютерный теннис?.. Не помнишь. Ни черта ты не помнишь! А с Роем ты в одной спецшколе учился. — Он вяло чертыхнулся и продолжил прерванный рассказ:

— Роя корежило от судорог. То, что я поначалу принял за гримасу, было лишь проявлением этих судорог на лице. Он на миг затихал, по потом на пего накатывала волна, лицо перекашивалось в диком оскале. И вот только увидев Роя, увидев кровяные полосы на его шее, идущие от ушей, я испугался. Да, — повторил Кравски, — испугался. От мысли, что началась война, а контузия наша — от подземной ударной волны… А мы не смогли дать оповещение… Тогда — то и поглядел в твою сторону. И увидел два пустых кресла. Одно, из которого так долго выпадал Генни, и следующее — твое. Гении лежал на полу, весь изогнутый, головой в лужице крови. Рядом с твоим креслом никого не было. Тогда я осмотрел весь модуль: все было на месте, кроме тебя. Ты исчез бесследно, растворился. И только пилотка осталась, висела там, на движке тумблера, где ты ее обычно пристраивал…