Кофе в час Волка - Дмитрук Андрей Всеволодович. Страница 3

- А кто это к нам пришел? - засюсюкал Крымов, увидев младшего совладельца мастерской. - А кто это бабушку зарезал? - Голос у него, как у многих непомерно грузных людей, был пронзительный и какой-то спертый, сдавленный до визга. Белянка-толстушка уже переглядывалась с подругой, предвкушая очередную потеху.

- Ник, мне с тобой поговорить надо. Выйди, а?

- Ого! - выкаченные глаза бригадира чуть было не покинули орбит. Держите его, он еще не очнулся со вчерашнего! - Он сделал вид, что прячется за девичьи спины. - Убьет ведь меня сейчас, изуродует! Смотрите глаза, как у Раскольникова!

- Пожалуйста, выйди! - устало и терпеливо повторил наш герой. Еще раз всплеснув подушками ладоней, но уже понимая, что представления не получится, Крымов нехотя поднялся, поставил чашку и вышел в переход, к лестнице, ведущей наверх.

- Охота тебе шута корчить, Никита? Сколько можно?

- А кого мне корчить? - резонно ответил тот, поднимая воротник стеганой ярко-желтой куртки. - Роденовского мыслителя, как ты? Так это еще смешнее... Ты что, вытащил меня сюда, чтобы читать проповеди?

- Нет, - покорно улыбнулся наш герой, уже готовый признать вину. Душа его качалась сегодня маятником - от мрачной нервозности к радостному умилению. В конце концов детское преобладало в Крымове, и он мог бы после надлежащей подготовки принять тайну. - Видишь ли... У меня кое-то случилось... одна вещь... странная такая, не знаю, как тебе объяснить...

Он оборвал себя. Шутовская маска на лице Крымова озарилась грубым, хитрым торжеством. Конечно же, Ник истолковал услышанное в худшую сторону, разом уничтожив доверие и порыв. Можно было понять, что событие, взволновавшее друга, носит в его глазах низменный, срамной характер. Можно ли было отдать ему прозрачные тени на золоте, кровь ягод и звон жуков, пролетающих из ничего в ничто?..

- В общем... ты не приходи сегодня в мастерскую. Ладно?

- Так. - Крымов расплылся в нарочито подобострастной гримасе. - А завтра можно, начальник?

- Не знаю. Завтра встретимся, скажу.

- Может быть, ты в одиночку и "Строитель" ублаготворишь? - Крымов все еще держал придурковатую ухмылку, но глаза нехорошо сузились.

- Это ненадолго... прошу тебя... день, два... там все равно сейчас нельзя работать... я так редко тебя о чем-нибудь прошу, - заторопился он, сознавая, впрочем, что вопиет в пустыне. Беззаботность Крымова было нелегко поколебать. Но кому это удавалось, тот раскаивался.

- Ты что же это, парень? - с угрожающей мягкостью осведомился Никита, и с младенчески-круглых щек его сбежал румянец. - Кому ты пудришь мозги? Что я, тебя не знаю, что ли? Седина в бороду, а бес в ребро? Курсисточку завел? Вот я Лане скажу, не обрадуешься...

- Какую курсисточку? - пролепетал наш герой, смешавшись и теряя нить мысли.

- А такую! Не женитесь на курсистках! - Никита зашелся показным хохотом.

- С ума ты спятил! Да что у меня, дома своего нет, что ли?

- Тоже мне, дом! За стенкой мама с папой, которым давно хочется нянчить внуков... от Ланы.

Крымов явно издевался, шел на скандал, и обе его приятельницы давно прильнули к столику, лица выражали испуг пополам с жадным любопытством.

- Раз в жизни... раз в жизни попросил тебя о чем-то важном. - Собрав все свое небогатое мужество для следующей фразы, наш герой выпрямился, застегнул пальто на все пуговицы и отчеканил:

- В общем, имей в виду: сегодня я тебя не пущу. Как хочешь. Я предупредил.

- Э, да ты не шутишь! - вдруг совсем другим, торопливым и мнимо-бесстрастным тоном сказал Никита. Так говорят перед тем, как ударить. - Что в мастерской? Потолок обвалился? Пожар? Ну?!

- Ник... - прошептал наш герой, пятясь, точно от наезжающего танка.

- Ключ, - все так же сказал Крымов и лихорадочно облизнул губы. - Где ключ?

- У меня.

- Дай-ка его сюда.

- Нет...

- Быстро! - Надвигаясь животом, Никита оттягивал ручищу, сгибая и разгибая пальцы. - Давай, а то я и без милиции справлюсь!

- Не подходи!

Голос сорвался каким-то щенячьим писком. В носу предательски щипало. Мало, мало мы меняемся с детства, зря представляем себе возмужание, как полную метаморфозу, выход мотылька из куколки... Вот и дрогнули, расплылись выложенные плиткой стены подземного перехода.

Крикнув что-то впрямь оскорбительное, Крымов вцепился в левый рукав нашего героя. Изо всех сил ударив кулаком правой, злосчастный хранитель тайны освободился и побежал, не оглядываясь, вверх, на центральный проспект.

Обида, жгучая, как жар на переломе болезни, не помешала трезво оценить положение. Следовало тотчас взять такси. Он был уверен, что Крымов, наоравшись вволю перед девочками, сделает то же самое.

Запереться. Выдержать осаду. Ник дверь не выломает, побоится. Но вот милицию, пожалуй, приведет. А что, если сразу явится с участковым? Нет, в это не верилось. Хотя и открылся сегодня Крымов с неожиданной стороны, но не совсем же он чужой, восемь лет что-нибудь да значат...

Прошлепав низким сводчатым подъездом, соединявшим старые дворы-колодцы, наш герой вошел в свое парадное. Сырая тьма встретила его. Только на одном из верхних этажей желтел тусклый свет. Надо же так опуститься - за полгода не сменить перегоревшую лампочку на своей площадке...

Он удержал ногу над ступенями. Показалось, что кто-то притаился за дверью мастерской; смотрит, как выбивается из замочной скважины тоненький сизый лучик. Нет - ничего. Только тихая холодная нить подмигивает, словно в комнате работает телевизор. Дополняя впечатление, младенцем завопила ночная птица; ей ответил далекий вой хищника.

Он все еще медлил спускаться, когда из какой-то квартиры просочился, вызывая голодную слюну, запах тушенного с пряностями мяса. Сбегать бы в гастроном. Ведь ничего с утра во рту не было, кроме бутылки пива и двух пирожков на ходу... Нельзя. Крымов. Сейчас ворвется. Квартиры извергали лязг кухонной посуды, дробь детской беготни, возгласы женщин. Потом словно трамвай потащился по битому стеклу - в девятой врубили музейный магнитофон. На первом этаже завозились с замком, выходя. Ему не оставалось ничего иного, как вставить ключ. Хоть какую-то пользу принес островок - не надо было ощупью искать скважину...

На пороге мастерской будто опостылевший груз упал с его плеч. Зато ноги сразу обмякли, как у путника, одолевшего безмерные пространства. Он протащился во вторую комнату и рухнул на диван с благодарным чувством возвращения.

Фосфорический циферблат будильника показывал восемь с четвертью; следовательно, т а м могло быть около двух часов ночи. По счету Древнего Востока - час Волка.

Ночное светило, царившее в чужом небе, было, очевидно, непохоже на наш вечный спутник. Его сиренево-желтый, осязаемо плотный свет казался ярче лунного. Сияние размытым куполом струилось над островком, точно обозначив объем взаимопроникновения миров. Вершина полусферы почти достигала потолка, края касались альбомов на полке и бесстрастно, разоблачительно освещали до последней царапины все убожество рельефа.

Потеряв дневную пестроту, растения были очерчены электрическим контуром. Зубцы, черенки, соцветия и усики горели хрупкой голубизной; вязь теней была черна, как узорный чугун. Чуть волнуясь, трава показывала мнимую глубину.

Он увидел дрожащие искры на лопухе, потеки на полу - и понял, что дождь все-таки прошел, и пожалел, что нет микроскопа, который позволил бы в капле рассмотреть лицо сиреневой луны.

Поднявшись, он вышел в первую комнату - за ведром и тряпкой.

Тут как раз постучали в дверь, и довольно настойчиво. Наш герой только улыбнулся - значительно улыбнулся лесной ночи, как заговорщик, как равный. Душа оттаяла бесповоротно. Будем достойными своей божественной сущности. Конечно же, он впустит Крымова, и потешится над его неминуемым столбняком, и поделится своим толкованием чуда. Возможно, Никита предложит какое-нибудь реальное объяснение, чем перекресток четырехмерных континиумов. А потом, налюбовавшись... Один из них все-таки пойдет в райотдел. Ибо нет в государстве спецслужбы, ведающей взаимопроникновением миров...