Созвездие Видений - Грушко Елена Арсеньевна. Страница 34

Фэлкон пошел к шахте.

— Что ты хочешь делать? — спросил Сокол.

— Ничего особенного. Посвечу туда. Ты же сам хотел посмотреть.

«Не надо! Там тоннель!» — осенило вдруг Сокола, но он не успел крикнуть: Фэлкон уже поднес факел к черному еле различимому отверстию в земле.

Сокол На мгновение зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, что огонь мигом погас, словно пламень слабенькой лучинки.

— Ух ты! — сказал Фэлкон удивленно. — Сквозняк! Откуда же…

Дива насторожилась, глаза ее встревожено блеснули… и стал слышен грозный гул, доносившийся откуда-то снизу.

Земля чуть дрогнула, а потом из тоннеля, послышался рокот, рев… пахнуло лютым, непереносимым холодом — и ударило ветром, да таким, что Сокола отшвырнуло в сторону. Он видел, что Фэлкон и Колос тоже откатились прочь, а Дива успела уцепиться за искореженный ствол и прижаться к нему всем телом.

Вихрь, пронзительно взвыв, взвился ввысь, и гарь, поднятая им с земли, черной клубящейся завесой заслонила луну.

Стало темно, темно, и Сокол, которому наконец удалось подняться, уставился в эту глухую тьму, крикнув:

— Дива!..

И тут же увидел ее.

Нет… сначала лишь контур, очерк ее фигуры, отделенной от кромешной ночи искристым ореолом, словно она сама была деревцем, мгновенно охваченным изморозью. Затем этот сверкающий контур начал меркнуть, меркнуть… но он не исчезал, а ширился, обращаясь в некое радужное облачко, все также обнимающее Диву… Нет, не Диву! — Зорянку!

Под зеленокудрой, белой-белоснежной березой, крепко обнимая ее стройный ствол, стояла, прижавшись щекой к шелковистой коре, Зорянка — в том самом голубом, дареном Лиховидом платье, с подпояской, в узор расшитой, с небрежно заплетенной желтой, спелой косой. А рядом с ней — понуро, словно винясь — или прощаясь, застыли имит Невр, Зверина, чернобородый Нецый, Шишко и Подкустовинк, вместе державшие корзину, из которой таращился сухонький, сивенький старичок, и еще какая-то зеленоволосая толстуха, увитая гороховыми стеблями, а за ними светились еще, еще лица, лица людей и нелюдей, и все они стояли молча, глядя на Зорянку, а она — на них, и вот наконец та, что была повита гороховыми стеблями, выступила вперед и протянула Зорянке нечто круглое, тяжелое, металлически сверкнувшее, с углублением посредине.

И, приглядевшись, Сокол едва не закричал от изумления, ибо узнал в этом похожем на сковороду предмете еще одну деталь экипировки Первой Экспедиции, вернее, ее службы слежения за безопасностью экипажа. Переносной стереовизор!

Экран был запылен, но Зорянка быстро протерла его ладонью, к стало видно…

Стало видно то, что Север уже повидал когда-то: пожар в хранилище. Огонь выползал из-под блокирующих перегородок, уже тлели, плавились два запасных скафандра, а в третий, задыхаясь от дыма, ничего не видя слезящимися, воспаленными глазами, неуклюже влезал Нецый. Тотчас скафандр послушно закрылся, Нецый попятился — и тяжело перевалился в черное отверстие тоннеля.

И тотчас же Сокол увидел, как блокирующая стена заслонила этот коридор.

Направленный, могучий поток протащил Нецыя сквозь беспредельное пространство и наконец поднес к самому борту «Рода-1990». Тот недвижимо висел у выхода на орбитальное кольцо.

Корабль весь сиял, светился огнями, неподалеку мелькали белые полусферы спускаемых аппаратов, бригада киберов-ремонтников сковала по обшивке… Но когда Нецый приблизился; защитные устройства, видимо, уловили чужие биотоки и окутали Нецыя изолирующей завесой — незримой, но обозначенной на экране и виде голубоватой штриховки.

И в это самое мгновение что-то нарушилось в мире. Почти неуловимая взором вспышка поколебала устойчивость изображения, очертания тоннелей прогнулись, сместились… Возможно, метеорит размером не больше песчинки, кто знает…

Повреждение обшивки тоннелей было исправлено в ту же секунду, однако Нецыя отшвырнуло в противолежащий тоннель и вновь повлекло куда-то, а изолирующее вещество вступило в реакцию с веществом метеорита.

Завеса сделалась похожей на кристаллическую решетку и, словно метельный вихрь, повлеклась за Нецыем, оседая на стенках тоннеля и на скафандре в виде слабо мерцающей белой пыли.

— Белопрах! Да это же белопрах! — послышался голос Фэлкона, и… вздрогнула Зоряяка, выронив стереовнзор, метнулись испуганно и сжались цветные тени прошлого, поблекли, растаяли… Радужная пелена, из которой они возникли, отплыла от Дивы, растворилась в свете луны, вновь появившейся из?за облаков, озарившей черный, мертвый лес, где носятся меж деревьев, рыдают, хохочут, катятся клубком по тропинкам незримые теперь призраки стародавней любви, ненависти, злодейства и печали. И будь жива здесь трава, она, наверно пела бы, шумела под порывами ветра голосами всех усопших, угасших, забытых, как стертый след…

— Ребята, — молвил Колос — и запнулся, но тут же нашел смелость продолжить: — Ребята, вы… вы оттуда? Вы Пришельцы?..

Ох, как пели слезы надежды в его голосе!

Сокол хотел было усмехнуться, но не мог — у него тоже перехватило горло.

Но отошла, наконец, от дерева Дива, и отвела со лба Колоса спутанные русые волосы.

— Какие же мы Пришельцы! Ты сам видел — мы свои. Мы отсюда. Но не зря говорят мудрецы: всё дольнее — отображение горнего. И нет богов, которые не были бы когда-то людьми!..

Наверное, круговорот веков растревожил все-таки силы небесные, и луну вновь затянуло тучами.

Тьма упала — хоть глаз выколи. Ощупью нашли бревно, сели рядом — куда идти в такой беспроглядности!

Тишина была и тьма, и Дива прильнула к Соколу, прикорнула под обнимающей ее рукой, тихонько поглаживая его пальцы. А он вновь и вновь пытался понять: по добру или по злу, или во какому-то еще непостижимому замыслу обрушили на них боги эту любовь, силу изначально добрую, ввергнув за это в мир зла и научив злу, ибо на сердце каждого теперь камнем лежал грех: Север убил Нецыя, и Дива — пестиков…

— Чей грех — того и беда, — чуть слышно вздохнула Дива, и Сокол понял, что оба они, как всегда, думали об одном и том же.

— Что, что? — встрепенулся вдруг Фэлкон. Вскинулся и Колос:

— Я было задремал… Жутко здесь. Давайте говорить, что ли.

— Давайте! — отозвался Фэлкон, — Вот, слушайте, что скажу.

— Откуда ты знаешь? — спросила Дива, помолчав. — О чем?

— Как у нас все было? Как он… нашел меня?

— Что ж я, без глаз? — Голос Фэлкона пресекся. — А ты… у тебя есть?..

— Нет. — Как отрезал.

— Почему?

— А дети? Какие будут дети?! Я ведь после армии успел поработал на Комбинате… Знаете, вам, наверное, не понять, но я слышал такую сказку: жил некогда могучий народ. Когда их женщины хотели иметь детей, они шли к волшебному озеру и омывались в нем. И могли зачать и родить. Но вот какая-то из них, чтобы отомстить своей сопернице, бросила в озеро злое зелье — и оно омертвело. И тот народ исчез с лица земли. Так и мы… так и нас…

Дива содрогнулась так, что Сокол схватил ее за плечи. И, словно вся теперешняя жизнь была лишь тенью воспоминаний, он увидел — как бы со стороны, как бы глазами Дивы: костер на берегу Белоомута — и его отражение в неподвижных, словно бы усталых водах, пламя играет, страшно меняет цвет… какие-то причудливые фигуры мечутся над ним. Женщина швыряет уголья в Белоомут — и огонь освещает искаженное лицо Зверины! И потом поверхность Белоомута медленно подернулась сетью трещин, вздыбилась, ломаясь на куски, рассыпаясь белой пылью…