Фантастика 1980 - Михановский Владимир Наумович. Страница 37

Смена у Алексея Гурьева получалась на диво спокойная.

Ни звонков из Главной диспетчерской, ни срочных грузов, ни вздорных дальнорейсовиков, свихнувшихся от многодневного одиночества в кабине и требующих «немедленной, вы слышите — немедленной» техпомощи и отправки на Землю.

Алексей даже позволил себе минут сорок поболтать с Вероникой по служебному коду — в более напряженное время такая забава стоила бы выговора. Как всегда, говоря со станции, он искренне тешился тем, что на каждую его фразу Ника отвечает не тотчас, а запаздывая на пару секунд. Вопреки пылкому, порывистому характеру подруги, казалось, что она обдумывает свои слова.

Когда наконец было переговорено обо всем на свете, когда Ника до мельчайших подробностей описала погоду в Томске, поведение кота Митрича и туалет, в котором она отправится на встречу выпускников родного экологического учцентра, Алексей высказал ревность к Никиным коллегам-экологам, почмокал в микрофон и, дождавшись ответа, отключил связь.

Сделав несколько приседаний, он вышел через гермотамбур на обзорную палубу. Картина привычно завораживала простором, сиянием и неподвижностью. Серебряный купол ныне пустующего профилактория под ногами; далеко вынесенный в пропасть елочный шарик топливного резервуара; затененный изгиб кольца ремонтных причалов. А кругом — россыпи бездны, алмазная крупа, напоминающая о средневековых космогониях. Тысячекратно продырявленный бархатный шар, впускающий снаружи лучи рая. Совсем рядом — выеденный ломоть Луны, ржавым цветом похожий на ветхую фотокарточку. Он, Алексей, один на спутнике, начиненном автоматами; и он — в центре шара, в центре Вселенной.

Обернувшись, долго созерцал над собой бирюзовую вспененную Землю — словно океан по законам невесомости свернулся в чудовищную каплю. Хорошо. Из других положений станции можно видеть только скупой серп или лоснящийся бок, а то и вовсе упереться в черноту «новоземлия».

Спину царапнул зуммер. Пришлось вернуться в кресло — подвижное, как розовый язык, оно изменяло форму при любом движении сидящего, всегда облегая тело.

Сигналила, проходя Внутренний Пояс со стороны Луны, флотилия транзитных грузовозов. На сводном табло бежали золотом по черному знаки автоматического рапорта: количество судов — шесть, тип — термоядерный сухогруз СТ-088, строй кильватерный, режим торможения. Интервал, скорость — все в пределах нормы. Груз — метано-аммиачный лед, самородные металлы, почта с Плутона и Юпитера. Заправка, естественно, не требуется, ремонта тоже не просят. Вполне обычное прохождение флотилии «грузовиков» из колоний.

Левой рукой Гурьев коснулся биопанели, чтобы компьютер подтвердил командиру флотилии прием рапорта, правой — через другой квадрат панели — предупредил Землю-Грузовую о подходе судов.

На экране локатора луч развертки рисовал ползущую световую гусеницу — флагманское судно. Гравиприемник показывал размытый овал с алым центром, тускнеющим до темно-вишневого и черного. Видеокуб обладал наименее острым зрением — в нем билась, разгоняя вязкую темноту, бабочка термоядерного «факела».

Теперь оставалось лишь проследить, чтобы все пять «гусениц» благополучно миновали Внутренний Пояс и были приняты диспетчерами дежурного космодрома Земли-Грузовой. Конечно, устав есть устав, но с этим, право же, легко справилась бы любая из почти живых машин станции. Алексей, имея натуру непоседливую, часто удивлялся: зачем на станциях Поясов, хороводами кружащихся вокруг Земли, сохраняют диспетчеров? Да еще нередко таких, как Гурьев, практикантов-преддипломников пилотских школ. Подумать только: парней и девушек, бредящих субсветовой разведкой, заставляют провожать и встречать сухогрузы, танкеры, баржи; вести станционный журнал, клянчить у Главной диспетчерской лишнее планетарное горючее и внушать какому-нибудь озверевшему, разбивающему кулак о пульт навигатору с Нептуна, что дезактивация займет всего три часа, а пока можно посмотреть мультфильмы.

В такой практике больше пустой муштры, чем пользы. Дескать, учись терпению, аккуратности, учись дотошно исполнять самые скучные обязанности…

Пусть привычные глаза следят за гусеницами, мерно прогрызающими ходы в листе экрана, — память может вернуться к реке Томи, к ломящему зубы холоду воды, струнному оркестру сосен: к Нике, тормошащей среди камней лукавого увальня — щенка лайки.

…Он по-детски протер глаза кулаками. Шестой сухогруз не был одиноким. Под углом к его непреклонному курсу, явно отставая, бежал продолговатый светляк.

На станциях любят пощекотать себе нервы россказнями о локаторных призраках, якобы заставляющих диспетчеров гоняться за несуществующими судами, а пилотов подчас и гибнуть в погоне. Но светляк призраком не был — либо врал весь видеоблок. Гравиприемник тоже показывал вторую массу.

Блуждающий камень, что ли, — здоровенный космолит, почему-то не расстрелянный на Внешнем Поясе?

Ответ пришел прежде, чем пальцы Алексея успели коснуться квадрата анализаторных устройств. Смоляной видеокуб, где тонуло, мерцая все слабее, увязшей бабочкой пятое судно, озарился новой вспышкой. Стреляя синим, вплыла оса чужого «факела».

Вот уж этого просто не могло быть. Ни одно из судов Системы, будь то аннигиляционный великан-межзвездник, рейсовый грузовоз, пассажирский лайнер с оранжереей и танцпалубой или парусная баржа, набитая приборами космофизиков, ни одно судно не прошло бы без рапорта мимо диспетчерской. Корабль с погибшей командой и испорченной биоэлектроникой? Но кто же тогда управляет двигателем?

Давно миновал сумбурный двадцатый век, удивительно сочетавший практицизм с расцветом религий и суеверий; окончился сентиментально-рассудочный двадцать первый. Никто уже не ждал всерьез послов, других цивилизаций. Надеялись только на собственные силы, на звездный флот. К тому же первые данные универсального анализатора были куда как прозаичны. Жидкостный ракетный пращур, даже странно, что такие еще ползают, — ему ли покорять световые годы?

Впрочем, расчет траектории удивил Алексея еще больше, чем тип судна. Гигантская парабола, словно этот монстр действительно падал из межзвездья.

Но двигатель могли запустить и недавно, где-нибудь за Луной. Скорее всего так и произошло: ракета охлаждена почти до абсолютного нуля (кстати, это говорит об отсутствии экипажа) и только начинает нагреваться… С корабля-«матки», что ли, остановившегося на рубежах Системы, падает этот зонд? Да уж очень высокая техническая оснащенность для разума, путешествующего между звездами…

Бред какой-то.

Он послал запрос на общепринятой служебной волне: «Судну, следующему курсом… (Цифры координат.) Прошу полетный рапорт. Дежурный диспетчер Гурьев».

Без толку.

А сводное табло пишет как ни в чем не бывало: длина тридцать два метра, масса тысяча шестьсот восемьдесят тонн, режим поворота.

Поворота?!

Ну да. Еще минута, другая — и бесстрастный биокомпьютер печатает: «Поворот окончен. Режим ускорения».

Во всем огромном теле «Аякса» не спали только уцелевшие элементы солнечных батарей да питаемый ими очажок возбуждения среди кристаллов мозга.

С тех пор, как огненная ладонь бережно подняла над приморской пустошью башню «спейс фортресс», а затем яростно швырнула ракету в глубь рассветного неба, — с тех давних пор остыло сердце «Аякса». Ледяная тьма сковала его клапаны, стояла в камерах, в толстых и тонких сосудах.

Когда-то стаей перепуганных голубей шарахнулись самолеты, пытавшиеся — накрыть пусковую шахту: «ночные люди» в подвалах базы и столица, где над многомиллионной паникой надрывались сирены, напрасно ждали падения монстра. Не дождались — будто растаяла «крепость» вместе с остатками ночи…

Оправившись от ужаса, народ, как разгневанный слон, растоптал фанатиков в лемурьих личинах. А через несколько лет, вопреки усилиям хозяев улетевшего «Аякса», грянуло разоружение. Сначала ядерное. Затем, после ряда кровавых попыток притормозить время, — всеобщее и полное…

По мере удаления от Земли все глубже погружалось в мертвый сон сердце «Аякса». Миновав ловушки тяготеющих планет, «спейс фортресс» выплыла далеко за пределы Системы.