Актриса - Минчин Александр. Страница 37

Тая ждет меня в машине внизу, продолжая читать книгу.

— Алешенька, мне очень нравится, как вы пишете. Несмотря на то, что скажут ваши не-издатели. — Я улыбаюсь. — Как прошла ваша встреча?

— На высшем уровне. Приглашен на обед к самому домой, пятого апреля.

— Я рада, я очень рада! Куда прикажете, мой маршал?

— К вам домой.

— С превеликим удовольствием. Если вы мне еще позволите вас накормить, ведь целый день ничего не ели.

Мы раздеваемся догола. Я слишком перевозбужден приглашением к Издателю.

Мы засыпаем неожиданно, а вечером идем в экспериментальный Театр на Лубянке, в стиле брехтовского театра улиц, смотреть «Пир во время чумы». Главный режиссер и есть тот, с кем я делал интервью; нас сажают в ложу. Тая боится страшно высоты, но терпит ради меня. Ее узнают и из соседних рядов оборачиваются. Театральная публика… Мне нравится спектакль, за исключением актера, исполняющего главную роль. Который поразит меня потом, два года спустя, в роли Павла I.

Спектакль заканчивается аплодисментами.

Мы засыпаем в три часа ночи, а в семь утра ее уже нет. Оказывается, она на базаре, покупает фрукты, овощи, сыры на завтрак. В десять утра она беседует с моей мамой и сообщает ей, что я живой.

Мы завтракаем долго, не спеша, вальяжно. Она курит привезенные ей сигареты «Картье». А мне нужно опять в валютный — покупать разное. И особенно к обеду у Издателя.

В одиннадцать я сажусь на телефон отлавливать Артамона, у меня нехорошее предчувствие. Три секретарши отвечают мне в его разных офисах. Но Артамон неуловим.

Тая «помогает» мне принять душ и возбуждает опять. На завтра назначена большая игра ветеранов имперского футбола, и я играю в команде Аввакума.

— Алешенька, — говорит актриса, — чтобы вы не зависели от меня, возьмите, пожалуйста, машину. Иначе вы никуда не успеете.

— А как посмотрит на это папа?

— Папа здесь ни при чем. Это моя машина.

— Спасибо, я тронут. Вы не боитесь?

— Вы лучший водитель в мире, я еще не видела, чтобы так ездили!

— Вы преувеличиваете.

— Наоборот, преуменьшаю…

Она наклоняется к моим губам.

Начинается гонка. Сначала я несусь на кладбище — поклониться моему отцу. И его праху.

Потом несколько встреч в газетах и журналах. Все хотят, чтобы я для них что-то писал, но никто не хочет платить. У них нет денег.

Деньги, впрочем, не суть… Как легко было бы жить без них. Ведь жили же в древние времена без них. В античности уже появились монеты. Да, философствуй — не философствуй, а деньги нужны.

Гонка продолжается до вечера. Вечером я приглашен к своему университетскому приятелю — имярек — на обед, детективному писателю. У него уже вышла куча детективов, и я хочу послушать его советов — как издать книгу в Империи.

Я приглашаю Таю с собой, и она безропотно соглашается.

Назар Симонов был сыном известного писателя, ставшего уже почти живым классиком, и я был очень удивлен, что сын пишет детективы. Так как в студенческие годы он занимался различной коммерцией. Сын жил в писательском доме, в писательском кооперативе, с писательским гаражом, в писательской общине. Все было — писательское. Он знал всех и его знала каждая собака. А собак у писателей было много. Почти у каждого.

Я с тревожным замиранием сердца поднялся на девятый этаж. Дверь открыл он сам, и следом… прибежали две собаки. Мы обнялись, бутафорно, хотя он меня не любил.

— Познакомьтесь: это Тая, это Назар Симонов.

— Очень приятно, Тая, заходите.

Появилась значительно располневшая дама.

— А теперь вы познакомьтесь: это моя жена Катя.

— Очень приятно.

Я слышал о ней, но не встречал. Меня слегка удивил выбор Назара, который любил тонких и стройных, но… в чужой монастырь… Она сразу стала накрывать на стол. Это мне понравилось. От всей беготни этой мне хотелось напиться. Дорогой хрусталь, серебро, кузнецовский сервиз. Зал был обставлен антикварной мебелью. Когда-то Назар был у меня в Америке и его поразил «Ягуар». Он не хотел из него выходить, и я катал его целый день.

— Вот это, мой дорогой, книжный шкаф восемнадцатого века, такого у тебя в Америке нет.

Я с уважением потрогал лакированное темное дерево. Внутри виднелись собрания сочинений дореволюционных издателей: Маркса, Сытина, Вольфа, Балтрушайтиса, Брокгауза и Ефрона. У него была великолепная библиотека, которой я всегда завидовал.

Стол был уже изящно заставлен блюдами. Назар открыл и разлил дорогую заморскую водку.

— Ну, за встречу, чтобы ты чаще приезжал в родные места.

Я выпил. До дна. Не закусил.

Назар, положив себе малосольный с пупырышками огурец, спросил:

— А почему Тая не пьет?

— Я не пью водку, — сказала актриса и посмотрела на меня. — Алешенька, вы хотите, чтобы я пила? Я выпью. — И она опрокинула хрустальный бокал до дна.

— Чем изволите закусить? — спросил Назар, и я удивился, так как никогда не помнил его галантным.

— Вином, — сказала просто Тая.

— Да вы находка, — обрадовался хозяин.

— Попробуйте салат из крабов, — предложила хозяйка и поухаживала за мной и Таей.

Салат был восхитительный, и я сделал комплимент хозяйке. Она растаяла.

Тая удивленно произнесла:

— От него дождаться комплимент гастрономическому блюду — я такого еще не слышала!

Тая восхищенно смотрела на меня.

— Да, Алешка у нас переборчивый.

— Выборочный, правильнее сказать.

И Назар опять наполнил бокалы водкой.

— Чтобы твои уже книжки были опубликованы здесь. Как мои!

Он гордо, но доброжелательно посмотрел на меня.

— За это я выпью до дна! — сказала Тая. И выпила. Она расслабилась. Ее здесь не знали. Я выпил и увлекся крабовым салатом. Назар принес свои свежеизданные книги. Все в твердых обложках. И в известных издательствах.

Я проглотил остаток водки.

— Позволь подписать тебе. А также возьми несколько экземпляров для вашего знаменитого книжного магазина. Спроси, хотят ли они продавать мои детективы.

Он взял ручку и раскрыл титульный лист. «Американскому писателю — Алексею Сирину с пожеланиями превзойти русско-американского Сирина».

Я улыбнулся:

— У тебя хорошее чувство юмора.

— А что, уверен, что о «нимфетках» ты можешь написать лучше.

Я аккуратно покосился на Таю, но она вела светскую беседу с хозяйкой дома. Как оказалось, весьма начитанной дамой.

— А не выпить ли нам еще по одной — в честь такого высокого гостя!

— Грешно было бы не выпить по такому случаю, — сказала моя актриса.

— Алешка, ты где нашел такую приятную девушку? Из Америки привез?

Мы все рассмеялись.

— Слово предоставляется нашему американцу.

Я попытался встать, но это было напрасно.

— Я хочу выпить за наших прекрасных дам и чтобы они всегда цвели и благоухали — на радость нам.

Я поднял бокал с водкой.

— Так может сказать только американский писатель! — провозгласил Назар, и все рассмеялись. — Кстати, ты, американский писатель (звучит как оскорбление), жена специально ездила на рынок и выбирала одну телятину и говядину. Так как свинину ты не ешь.

Я склонил голову и поцеловал руку Кате.

— Целовать-то надо мне — я платил! — сказал Назар.

Она начала рассказывать нам о рынке. Я спросил о ценах, цены были астрономические. Как они тут жили, было непонятно.

— А чем занимается Тая? — спросила Катя.

Тая продолжительно посмотрела на меня.

Я был не Тая.

— В театре… в гримерном цехе работает.

— Поэтому у вас такой красивый грим, — сделала вывод Катя.

— Нет, это моя кожа, — сказала Тая.

— За Таино лицо, — провозгласил Назар, — оно мне кажется знакомым. Впрочем, после бутылки водки мне кажется даже «Сирин» знакомым.

Он открыл вторую бутылку холодной водки. Видимо, чтобы ничего не казалось.

— Алешенька, вы совсем ничего не едите, — сказала с заботой актриса.

— Писатели — живут святым духом! — провозгласил Назар. Я долго смеялся.