Морской волк. 3-я Трилогия (СИ) - Савин Владислав. Страница 107

Немцы труса не праздновали — а впрочем, что им еще оставалось, кроме как победить или умереть: отступать под нашими калибрами через простреливаемое поле было еще страшнее. И «короли» надвигались на наши позиции, задрав стволы, уже не обращая внимания на уцелевших «барбосов» — правильно оценив, что мы гораздо опаснее. А за ними лезла немецкая пехота, обгоняя «пантеры», которые не спешили показываться из-за дыма горящих танков, постреливали издали. Я подбил еще одного «короля», потратив целых две катушки — потому что, остановившись после первого попадания, немец продолжал ворочать башней и стрелять. И еще одного остановили противотанкисты, влепив пятьдесят семь в подставленный борт. Последнего подожгли всего в четырехстах метрах, когда нас осталось всего восемь самоходов и мой танк, и пять «барбосов», и два 57-миллиметровых. Но вот же знак «Святого воинства» — даже из четырех сгоревших машин сумели спастись по одному, двое, трое из экипажей! Еще четыре были разбиты, но не горели, и в экипажах также оставались живые, наконец две самоходки, как заверил Иван Тимофеич, подлежали ремонту.

На фланге далеком, сметая заслоны,

Покатят стальною лавиной вперед!

Те самые свежие три батальона,

Мы им обеспечим маневр и обход!

Обещанная помощь подошла к нам уже в темноте. А тогда прилетели наконец штурмовики, и немцам резко поплохело. По нашему указанию, Ил-2 прошлись над дорогой, а затем и над лесом, стреляя эрэсами и рассыпая дождем кумулятивные бомбы — после чего там вдали что-то горело и взрывалось, видно было даже отсюда. После была еще нудная — иного слова нет! — перестрелка с несколькими «пантерами», прячущимися за горелым и дымящим железом, результатом было мое беспокойство за остаток боекомплекта — когда назавтра стали осматривать поле боя, то среди сгоревших и подбитых нашли один совершенно исправный танк с открытыми люками, экипаж ночью убежал к своим, решив не испытывать судьбу. И немецкая пехота, оставшись без поддержки брони, как-то сразу растеряла весь напор и перебежками, а то и ползком, оттянулась до дороги, а дальше по кювету — и в лес; а кто-то и встал с поднятыми руками, но таких было очень немного, эсэсовцы в плен предпочитали не сдаваться до самого последнего дня. Меня еще удивило, что у всех пехотинцев-эсэсовцев были автоматы — не «шмайсеры», а похожие на наши АК, — и двойной комплект пулеметов, и фаустпатроны почти у половины убитых. Фрицам не хватило совсем немного, чтобы завязать ближний бой при своем численном превосходстве и лучшем вооружении — в нашей роте автоматчиков, от которой после боя осталась в строю едва половина, у бойцов были ППС.

А после подошла свежая мехбригада. И артиллеристы — дивизион 152-миллиметровых. И кажется, я еще слышал канонаду на востоке — после я узнал, что «Викинг» была одной из трех дивизий корпуса СС, наступающей на его левом фланге. Но наступления не вышло — наутро, после артиллерийской перестрелки и еще одного налета штурмовиков, немцы откатились на юг.

Ну и помню еще интервью с американцем, которого я перед боем оставил со связистами, приказав не покидать безопасного места. Каким лешим он оказался в расчете 57-миллиметрового противотанкового, да еще того самого, которое подбило «короля»? Помогал орудие ворочать и снаряды подавал. Отругал я его, конечно, и написал представление — медаль «За отвагу» этот Хемингуэй точно заслужил! Попросил, если случай представится, передать привет их герою Ренкину и сказать, что шесть «королей» никто из нас подбить не смог, но по два на каждый из восемнадцати экипажей точно выходит. А Хемингуэй очень удивился, узнав, что я не кадровый военный, как он думал, а бывший учитель, призванный из запаса.

— Теперь вы, конечно, дослужитесь до генерала, мистер Цветаев? Вас ведь наверняка повысят за этот бой?

— До Победы еще дожить надо, — отвечаю, — и не зарекаться сейчас, примета есть такая, чтобы не сглазить. Но пока не собираюсь. Война кончится — и я назад, в свой Тамбов, учителем.

— О, мистер Цветаев, я представляю, чему и как вы будете учить своих учеников!

Берлин

Кабинет рейхсфюрера

В рейхе можно было найти и беспартийного фельдмаршала, в отличие от СССР. Поскольку «вооруженный отряд Партии» в лице СС создавался в дополнение, а не вместо германской армии, имеющей славную боевую историю, традиции и знамена (с выигранными войнами было не очень, в отличие от отдельных сражений, но это частности).

Но, пока Германия побеждала, беспартийные генералы охотно кричали «зиг хайль», ну а фюрер соглашался с приостановкой партийности в процессе воинской службы. Правда, с недавних пор (после Сталинграда), принадлежность к НСДАП в вермахте стала поощряться, и еще появилось такое неприятное явление, как кригс-комиссары, с полномочиями не только власти, равной командирской, но даже с правом арестовать, а в исключительном случае и расстрелять на месте любого чина, действие которого сочтут изменническим. Что вызвало в военной среде ворчание, что «армия превращается в подобие СС», с лавочниками и мясниками вместо потомственных офицеров в двадцатом поколении: «Куда катится мир? Скоро нас заставят, по примеру СС, обращаться к друг другу на «ты» или «камрад» вместо «герр», (Прим. автора — именно так было! Киношное «герр штандартенфюрер» не соответствует действительности) и в монахов превратят, запретив жениться!» Да и отношения между вермахтом и СС даже в лучшие времена были далеки от идеала, и не было большего наказания для эсэсовца, чем быть временно прикомандированным к армейцам — впрочем, обратное также было верным, исключения были крайне редки.

Генерал-лейтенант еще старой германской армии Пауль Хауссер был как раз таким исключением, добровольно примкнув к нацистам еще до прихода их к власти. Ветеран еще той, прошлой войны, имеющий за нее девять боевых наград, он командовал фронтовыми ваффен СС, начиная с польского похода. Сначала победы — а затем косяком пошли неудачи. Второй танковый корпус СС, разбит русскими во время зимнего наступления и в тылу восстанавливал боеспособность до Варшавы, где вместо подавления восстания был втянут в очень тяжелые бои на Висле. Впрочем, там тяжело было всем — в Первом корпусе дивизия «Тотенкопф» была избита так, что в вермахте шутили, «Мертвая голова» оправдала название, поскольку живых голов в ней не осталось! Снова переформирование, пополнение — и корпус бросили в бой. О результате которого камрад Хауссер и должен был доложить сейчас, без всякого торжества.

— Фюрер взбешен, Пауль. Впрочем, нынче это его обычное состояние. Однако же он был убежден, что твой корпус — это как Старая гвардия Наполеона: когда ее посылают в бой, то после не спрашивают, победа или поражение, результат ясен. Даже Прохорово и Варшава не поколебали его уверенность, ведь по докладам, официально подтвержденным, в обоих случаях вы вели бой с танковой армией русских и отступили в полном боевом порядке, нанеся врагу тяжелейшие потери. Но то, что вы позволили себе сейчас, переходит все границы!

— Генрих, в этот раз наш доклад наиболее близок к истине. Поскольку мы не были разбиты и дисциплинированно отошли, ситуация была далеко не критичной. Даже нельзя сказать, что мы потерпели поражение, скорее «непобеда». Я честный солдат, далекий от интриг — но хотелось бы знать, кто меня обвиняет в этот раз. Я этого не забуду.

— Вряд ли ты до него дотянешься, Пауль. Вот — эту газетенку прислали из Швейцарии, перепечатка из американской, репортаж некоего Хемингуэя с русского фронта, про «триста спартанцев нашего времени, которые сумели победить» — бой с русской танковой армией. Я тебя разочарую, Пауль, если верить этому писаке — а тому есть все основания, уж ты прости, я проверил по своим каналам! — вашим противником в первый день был всего лишь один русский танко-самоходный полк, усиленный одним пехотным батальоном: тридцать боевых машин, из которых почти половина легкие — и это против свежей дивизии «Викинг» полного состава и 501-го тяжелого батальона, почти триста танков и штурмовых орудий, из которых четыре десятка — это новейшие «тигр-Б». Но вы и ваши подчиненные столь «грамотно» командовали, что дивизия «Викинг» понесла тяжелые потери, причем 501-й батальон был уничтожен полностью, после чего вы даже не попытались атаковать, перехватить инициативу! А «крупные силы русских», на которые вы ссылаетесь, подошли лишь на следующий день. Как это понимать, Пауль? Германия дала вам лучшее, что у нее есть — и вы настолько бездарно этим распорядились?