Морской волк. 3-я Трилогия (СИ) - Савин Владислав. Страница 27

И написать письмо домой. Очень может быть, что не вернусь. Поскольку в Португалии ад, приятель из штаба шепнул: жо… полная. Теперь полегче, поскольку гуннов бомбанули очень хорошо, но у нас авиации там не осталось почти совсем — будь иначе, зачем бы гнать туда эскадрилью старых «киттихоков»? Да просто потому, что этих не жалко — даже тут, в Англии, их не подпускают к другим подразделениям и держат на аэродроме, используемом британскими ПВО. Если этих ниггеров завтра не станет, никто даже не вспомнит — единственно упомянут в рапорте в списке принятых мер. А про меня скажут: «Вот уж компанию нашел себе О'Бэрри, даже для того, чтобы сдохнуть!»

А, ладно, чему быть, того не миновать. Может быть, эти ниггеры мне еще майорские погоны заработают? Как в старые времена, когда всё, чем владел раб, принадлежало хозяину. «Это тот, который сбил полсотни гуннов? Ах, не он, а вся его эскадрилья? Плевать — не черных же награждать за всего лишь работу?» Может, и набьют мне всей толпой хоть шестую часть того, что у Хартмана есть?

У побережья Португалии

Когда мотор начал вдруг терять обороты, Джимми почти не удивился. Три «киттихока» уже покинули строй раньше, гораздо дальше от цели. Вот и его машина стала медленно, но верно терять высоту, и даже появившийся на горизонте берег уже не радовал. Да, их будущий аэродром располагался у самой линии прибоя. Взлетная полоса оканчивалась десятиметровым обрывом, под которым плескалось море. Но до этого места надо было еще добраться. Красноносый с белым рулем направления самолет всё больше отставал от строя, уже сомкнувшего ряды. Вероятно, капитан О'Бэрри уже похоронил в мыслях очередного подчиненного, но сам Джимми еще не был с этим согласен. Сбросив давно опустевший бак, он заметил, что скорость снижения упала, давая ему дополнительные, хоть и призрачные шансы добраться до берега. Не будучи морским пилотом, он даже не задумывался, как он будет садиться потом. Пока его интересовало только побыстрее сменить неприветливую воду под плоскостями на твердую землю, куда не страшно прыгать с парашютом. «Аллисон» под капотом несколько раз чихнул, ощутимо вздрогнул и вдруг запел своим обычным голосом. Джимми не верил своим ушам — его молитвы снова сбылись, и он вновь не пропадет. О том, что может ждать одиночку в зоне господствующей вражеской авиации, чернокожий пилот предпочитал не думать. От своих он отстал уже сильно, и теперь все штурманские расчеты приходилось делать самостоятельно. Но это были мелочи. Вот уже скоро должен показаться аэродром.

Они вылетели позже, чем предполагалось, здесь был уже рассвет. Над знакомыми по карте очертаниями берега какая-то непонятная чехарда точек. Джимми прибавил оборотов двигателю и стал набирать высоту. После памятного боя над немецким портом ни дня не проходило без изучения хоть каких-то сведений о противнике. И сейчас негр в кабине поношенного самолета в непривычной для американских ВВС окраске рвался вверх, чтобы получить хоть какое-то преимущество. Тот раскрашенный для кино «киттихок» упал в море у Бреста — но Джимми достаточно запомнил понравившуюся ему окраску, чтобы теперь, добыв нужный колер у такого же чернокожего тыловика эскадрильи и еще какого-то англичанина-интенданта, весь вечер перекрашивать свой истребитель в «счастливые» цвета. И капитан, увидев в самый последний час до вылета, ничего не сказал, лишь махнул рукой. А вот взгляд его Джимми очень не понравился — неужели нас уже внесли в список потерь?

Тем временем в зоне посадочной площадки поднимался уже четвертый столб дыма. Пара свободных охотников подловила пришедшую на последних каплях эскадрилью капитана О'Бэрри, и теперь, сбив замыкающую пару еще при заходе на посадку, увлеченно расстреливала на земле не зарулившие в капониры самолеты. Желание побольше записать на свой счет и подавляющее превосходство в воздухе над плацдармом сыграло с немцами предательскую шутку. Джимми даже не надеялся попасть, он просто дал очередь перед носом ведущего «фоккера» в надежде сорвать атаку. Судьба улыбнулась пилоту, ошибшемуся в определении скорости цели: единственная из длинной очереди попавшая во врага пуля полдюймового калибра, сделав аккуратную дырку в остеклении кабины, разнесла немцу голову, и «Фокке-вульф» врезался в землю на окраине аэродрома.

Второй «фоккер» направился было к Джимми. И вдруг метнулся в сторону, поспешив выйти из боя. Только он исчез из вида, как мотор «киттихока» снова зачихал и остановился. Но полоса была уже близко и прямо впереди. «Господи, помоги мне еще раз, только бы проскочить над обрывом!» Кромка его мелькнула, как показалось Джимми, не дальше чем в паре футов — и вот самолет катится по полосе.

Когда он вылез из кабины, увидел парней из своей эскадрильи, стоящих группой в молчании. А где капитан? Убило его, уже на земле, когда он в укрытие бежал. И Боб, Рэнни и Джош сгорели вместе с машинами, а Том чудом успел выскочить, и от Мэтти, Джина и Сэма вестей нет, но вроде бы они снижались над морем, может, их «Каталина» подберет? Половины эскадрильи уже не было — а ведь они еще не вступили в бой!

Подошел какой-то майор, спросил, кто старший. И как-то получилось, что парни вытолкнули вперед Джимми. Майор ухмыльнулся.

— Ну что ж, курица тоже птица, как и ниггер — человек. Если уж нет никого другого. Два часа вам на размещение, обустройство и отдых, а после получайте боевую задачу. Летать и сбивать — пока не собьют вас. А уж немцев над этим местом будет больше, чем ворон над свалкой, это я вам обещаю. Если собьете все вместе хоть десяток гуннов — считайте, что вы затраты на свое обучение уже окупили. И удачи вам, черные парни — а то, похоже, она от вас отвернулась.

На краю аэродрома в наскоро отрытых траншеях лежали бочки с бензином. А запасных подвесных баков не было. И значит, никто из них вернуться домой уже не мог.

Авианосец «Цеппелин»

Столовая летного состава

Эрих Хартман чувствовал себя героем. «Белокурый рыцарь рейха», — слова под его портретом на обложке берлинского журнала. Еще месяц назад какой-то важный чин из министерства пропаганды расспрашивал всех о подвигах, совершенных во славу фюрера и рейха, и заинтересовался подвигами Хартмана на Восточном фронте. Ну, а Эриха, как говорят, понесло. И виной тому был не один лишь выпитый шнапс — русских, посмевших унизить его, истинного германского рыцаря, хотелось смешать с грязью, хотя бы в воображении.

«Шестьдесят сбитых, числящихся за мной официально — это только русские асы. Прочих даже не считал — собью и лечу дальше. Сколько их было — ну где-то по трое-четверо на каждого аса. Я подал рапорт о переводе на «Цеппелин» потому, что в России уже не мог найти противника — услышав меня в эфире, русские в панике разлетались. Или даже прыгали из еще исправных самолетов, и все с грязными штанами, как сообщали наши солдаты, бравшие этих иванов в плен. Вот отчего у меня такой позывной».

Что он там рассказывал дальше, Хартман не помнил сам. И вот, в руках свежий номер журнала! Белокурый рыцарь рейха, сбивший на Восточном фронте триста русских самолетов и скромно умалчивающий о своих победах! Герой, результатом обогнавший Мельдерса, Удета, Рихтгофена. Не имеющий себе равных, без всякого сомнения величайший ас всех времен и народов! Германия непобедима, пока у нее есть такие защитники! И пусть каждый, кто служит в люфтваффе, мечтает стать таким, как Белокурый рыцарь!

Командование всё поняло правильно. Эриху намекнули, что должность командира эскадрильи будет его — сразу, как только откроется вакансия, и очень вероятен и следующий чин, и Дубовые листья к Кресту — но это уже, как только Хартман совершит еще один подвиг, и будьте уверены, он не останется незамеченным! Рейху нужны герои, на которых надлежит равняться! Куда менее приветливо встретили новый статус Хартмана его товарищи по эскадрилье — завидуют, что делать, не всем же быть символом и национальным героем! Потому, войдя в столовую, Эрих удивился, увидев, что барон фон Рогов, командир первого звена его эскадрильи (и, по неписаному порядку, первый кандидат на пост комэска), приветливо машет ему рукой, приглашая к своему столику, где как раз оставалось свободное место. Отношения между Хартманом и этим надменным пруссаком (с подачи которого за Эрихом и закрепился позывной «Засранец») были напряженными, и это еще мягко сказано. Но явно выражать свое презрение тоже было опасно, и Хартман принял приглашение. Не зная о разговоре, бывшем в этой же компании несколько минут назад.