Дети бездны - Витич Райдо. Страница 32

Диана хмурила брови, слушая Люка. Если ему верить, выходило, что она заманчивый приз, коей и чувствовала себя. Это складывалось, говорило в пользу барона, но кое-что запутывало ее.

— Сколько же лет Монтрей, если он украл мою мать?

— Он на год младше вашего отца, миледи.

Старик, — поняла девушка. "Правильно я думала, что ему нужны лишь мои земли".

И стало ясно, отчего Артего не вдаваясь в подробности отдал их Монтрей, отчего столь спешно, не давая Диане не возразить не потребовать ответа, совершил венчание по доверенности. Он боялся Сантьяго, боялся людей Монтрей и нареченной дочери, которая несла ему слишком большие проблемы. Он мечтал сбыть ее с рук и сбыл. А она удивлялась столь возмущающему наплевательству отца на ее судьбу. А все просто — он ей не отец и, потому ему все равно, что ее ждет. Зато об Адели он позаботился.

Но Сантьяго? При всей грубости и невоспитанности, он смелый и славный воин, человек чести, а не зверь. Как же он может прислуживать Дэйну?

— Сантьяго сказал, что Ной его брат.

Может это каким-то образом, связало Ферна с Монтрей?

— Они все называют друг друга братьями и сестрами, как в духовной общине, в монастырях. Но здесь нет кровного родства. Вижу, вы благосклонны к Ферна?

— Он хороший человек.

— Он не человек, миледи.

— Как и мы.

— Мы — другое. Как можно сравнивать свет и тьму?

— Вы относите себя к свету, а его к тьме? Но мне кажется в каждом из нас, будь то грили, оборотень, человек, достаточно того и другого. Даже день не обходится без утра и вечера.

— Уж простите меня, миледи, но в вас говорит неопытность. Вы готовы возвеличить графа Ферна лишь за то, что он хорошо обращался с вами. Однако, не будь вы столь значимы для его господина, обращение было бы иным. Со зверем всегда нужно держать ухо востро. Никто не знает, что в голове волчонка, разве не так, миледи.

А ей все равно не верилось — она знала, что в голове Ферна и не могла сказать, что даже в грубости манер он схож со зверем.

И тут то ли подтверждая слова барона, то ли сомнения Дианы, хлынул ливень. В миг стало темно и холодно. Потоки воды встали сплошной завесой, пугая лошадей. Но это лишь заставило перейти отряд Корса вскачь, а не остановиться.

Девушка промокла до нитки и начала замерзать. Постепенно ею овладела апатия, мысли начали замирать, взгляд стекленеть, сознание плыть под потоками воды. Она стала уходить в тень, но и там, в тишине и покое не могла сделать и шагу — ее словно неведомой силой возвращало обратно. И неизменно перед глазами маячило лицо Корса, ливень стеной и гуща елей и сосен.

К ночи она уже не помнила себя.

Глава 11

Диана очнулась от пыхтения и чувства омерзения во всем теле. В первый момент она не поняла, где находиться — вокруг стоял густой туман, похожий на молоко. Такое бывает лишь ранним утром, но разве сейчас может быть утро?

Девушка с трудом повернула голову в ту сторону, откуда слышалось пыхтение и увидела волка. Он грыз веревку на ее руке и поглядывал на Диану. Странный волк — здоровый, матерый, а глаза не хищника — человека.

"Что ты делаешь?" — хотела спросить у него, но язык не слушался. Тела вовсе словно не было и потому девушка даже не чувствовала, что волк перегрызает веревки.

Зачем? — подумала вяло и услышала в стороне голос Корса:

— Не спать! Я сказал, не спать! Он может появиться в любую минуту!

— Не сплю, господин, — пробурчал кто-то в ответ.

Пыхтение рядом стихло. Диана покосилась и не увидела волка. Его словно вовсе не было — привиделся ей то ли от усталости, то ли в бреду. И тут же из тумана вынырнул Люк, склонился над девушкой. Увидел, что она каким-то образом распахнула плащ и, запеленал ее вновь:

— Спите. Если что, зовите, я рядом, — и опять исчез в тумане.

— Глаз с нее не спускать, — послышалось тихое.

Приказ показался девушке неуместным и даже зловещим, но думать она не могла — сознание плавало, глаза то сами закрывались, то сами открывались и что там, что там — туман.

Кто-то толкал ее. Она покосилась — опять волк, здоровенная зверюга палевой окраски. В зубах веревка, как подсказка — ты свободна, а морда в сторону повернута, словно зовет ее зверь куда-то.

Куда, зачем?

Диана отвернулась и тут же волк схватил ее зубами за рукав, потянул. Обошел, не видя реакции, носом в лицо начал тыкать и кивать в сторону.

"Да что ж тебе надо?" — застонала девушка. С трудом села и увидела волка в шаге от нее — ждет. А чего?

"Не могу я встать".

"Идем" — его глаза, как единственные ориентиры, как нечто большее, чем приказ. И Диана встала не понимая и не задумываясь как, шатаясь и оббивая плечами стволы сосен побрела за зверем в полной прострации. Ног она не чувствовала, а вот камни под ними — да. Задуматься — как такое может быть? Но мыслей не было. Ее что-то вело, что-то заставляло идти без раздумий, и это же удерживало тело от падения. Это был не волк, ни необходимость, ни отчаянье, а что-то внутри нее огромное и властное, не знающее ни жалости, ни сострадания, ни целей, понятных человеку.

Она просто брела ведомая этим неизвестным ей, но подавляющим и поглощающим любые эмоции чувством, не за волком, а чем-то столь же великим, как и то, что ею двигало.

Пару раз она падала, долго лежала, не понимая, где она и кто, и вновь поднималась, шла. Оседала на камни без чувств, сил и вновь вставала, будто по приказу поднятый с постели воин. Ноги скользили по камням, запинались о них и сами о себя и в конце концов отказали совсем — девушка осела у валуна, чудом не разбив голову.

То ли солнце ослепило ее после внезапно пропавшего тумана, то ли разум помутился, но она явственно увидела, как волк начал увеличиваться в размерах, словно надуваясь и вот что-то сверкнуло, лишая на миг зрения, и на месте волка оказался Сантьяго. Он был ранен и растрепан — колет потерян, а рубаха вспорота и окровавлена на плече. Но за ним виднелась рукоять меча с ослепительным камнем.

Диане показалось, что все это ей мерещится. Она закрыла глаза и вновь открыла — нет, мужчина шел к ней, тяжело ступая. Опустился рядом на колени. Оглядел с печалью и прошептал:

— Нужно идти.

"Не могу"

— Надо.

"К твоему упырю? Будь ты проклят, пес!"

Ферна в упор с прищуром уставился на нее:

— Понятно, Лайош обработал уже, — протянул. И без слов подхватил девушку на руки, понес вниз.

Она смотрела на плывущие в небе облака и кляла себя за безответность, бессилие. С ней что-то случилось, но что и в какой момент она не знала, она лишь понимала, что больше не может идти, даже просто шевелиться. И сопротивляться не может, и думать и что-то придумывать, разбираться, решать. И все равно ей свой или чужой, к своим ли идти, к чужим. Она будто умерла, а мертвым все едино.

— Это я виноват, — прошептал Сантьяго с тоской поглядывая на девушку. — Потерпи, потерпи, — просил, но ее ли, себя?

Диана чувствовала, что он на пределе, вымотан, ранен, смертельно устал и все же шел, нес ее и находил силы умолять, виниться.

Может он оборотень, но в вялости мыслей, что накрыла девушку, ей было все равно кто чем от кого отличается. Привычные чувства, эмоции ушли, уступив место чем-то более бледному, но более сильному и вера в том была не требующей доказательств, подтверждений. Она была и все. Как солнце, как этот воздух.

В этом состоянии девушка была рада видеть Сантьяго и не хотела знать кто он, кому служит, к кому ее несет, у кого украл. Он был единственно родным и понятным.

Но слышанное от Корса не сотрешь, увиденное — не забудешь.

— Ненавижу, — выдавила с трудом, давая понять Ферна, что все знает и его усилия тщетны.

— Пожалуйста, — ответил тот тихо, равнодушно, через паузу.

— Упырь… слуга упыря…

Мужчина молчал, шел с трудом передвигая ноги по камням. Диана чувствовала, что он слабеет, непонятным образом чувствовала, что ему плохо, что болит рана и ноет душа, но девушка упорно противилась чувству сродства с ним, бунтовала против жалости к слуге убийцы, к нечисти, к грязному оборотню.