Долг - Витич Райдо. Страница 10

"Подумаю", — заурчала, тереться о мальчика начала, в лицо заглядывая: "мать твою с Федей свести надо. Тебе хорошо. Им всем."

— Ой, хитрая ты. Смотришь, как лиса, — засмеялся.

" Я еще вот как умею! Поиграем?!" — и прыг в снег, потом на дерево когтями в ствол впившись и уши прижав: "Страш-шшно, да?"

Мальчик засмеялся.

"Ну, я так не играю", — обиделась рысь, спрыгнула: "Ладно, к Федору побежали", — рванула к кустам.

— Ты куда? Непоседа?! — не успевает малец, вязнет в снегу, шапка на глаза сбилась.

"Что ж ты неповоротливый такой?" — оскалилась, язык высунула, его дожидаясь.

— Домой пойдем, а? Заблудимся. Непоседа?!

"Боишься, что ли? До Федора пара скачков!" И вперед ринулась. Мальчик за ней и кубарем вниз покатился, в сугроб упал. Так что только шапка торчит.

"Вот неуклюжий!" — начала раскапывать его рысь. И заорала, почуяв, что Федя близко.

— Ну, ёёё! Ты опять! — присвистнул мужчина, подбежал на смешных плоских палках. — А ты что здесь? — удивился, Васю узрев.

— Непоседа сбежать хотела, я за ней пошел, — сообщил мальчик, отфыркиваясь. Мужчина его из сугроба вытащил, отряхнул и вздохнул:

— И какая теперь охота с вами? Пошли домой, что ли? Темнеть уж начало, а ты от деревни далече. Мамка-то кинется искать, всполошится. Нельзя так-то, о матери думай. Одна она. Я вот без матери рос, так никому не пожелаю. Цени, Вася, что есть. Мать, это я тебе скажу, самый родной человек.

— Так я чего? — шмыгнул тот носом.

Непоседа улыбалась: "Сопровождать придется, Федя, понял, да? Не кинешь же ребенка? Не кинешь".

— У вас рысь странная, дядь Федь.

— Обычная. Дикая кошка, что хочешь?

— Умная она сильно и хитрая. И улыбаться умеет, вы заметили? А еще маленькая, как вырастет, что будет из нее?

— Рысь будет, не бегемот же. Дикая, говорю. Волки тоже умные и хитрые. Выживать как-то надо, поневоле поумнеешь.

— А как вы Непоседу нашли? Ее волки чуть не задрали, да?

Федор помолчал. Язык не повернулся сказать, как дело было.

Так и дошли молча до деревни в сопровождении рыси.

— Ты где был?! — ринулась к мальчику мать. — Я ума чуть не лишилась, тебя искала! Сева сказал, ты за кошкой убежал!

— Ну, че ты, ма, че со мной будет? Нас и не было-то…

— Два часа с лишком! Где ты его нашел, Федя?

— Да тут, — замялся. — С Непоседой они были.

"Угу, было", — сидя на завалинке, принялась вылизывать себя рысь. Потянулась: "в дом-то пустишь? Слышу, курочкой пахнет. Давааай."

И к дверям: мяу!

— Э-э-э… — растерялся Федор. Варя сына обняла, и оба дружно заулыбались:

— Я же говорил, дядя Федор, она у вас, как человек!

— Понравилось ей у нас, Федя.

— Мало ли?…

— Пойдем ужинать? Ма, я есть хочу и дядя Федор, наверное, и Непоседа.

— Нет, мы домой пойдем.

— Ладно тебе, Федя, чего уж? Дошли до дома, так пошли, — потянула его. Открыла дверь, впуская.

Конечно, жизнь не сказка и чудес в ней встречается так мало, что каждое наперечет. Но может оттого и понимаешь сразу, ясно — вот она, сказка, вот оно, чудо, и помнишь, сколько бы лет не прошло.

Разобраться — что такого?

Они всего лишь поужинали, а потом до ночи болтали ни о чем, вспоминали детство, слушали ветер за окном, мурчание Непоседы и собирали «лего» — Вася, Варвара и Федя.

Что-то случилось в этот вечер, что — то особенное из разряда чудес или тех же сказок. Случилось в тот момент, когда Василий заснул прямо на диване, а женщина и мужчина гладили рысь и просто смотрели друг на друга и казались молодыми, родными, теми, что раз встретившись, понимают сразу и насовсем — не случайно, навсегда. И уже не разомкнуть эту связь, не отодвинуть, не забыть, и нет ничего за ней, все же есть все, что может только быть.

Непоседа щурилась довольная и сытая. Пела песни двум людям, что по глупости своей столько лет обходили друг друга и робели слово сказать, сблизиться.

"Вот и ладно, Феденька, вот и наладится", — думала хитрюга.

Федор шел домой нехотя, нес кошку и смотрел в небо впервые за много, много лет. И впервые с далеких дней юности казалось оно ему близким, полным волшебства и тайн, провидения, что зрит прямо в душу.

Он застыл у околицы, поглядывая на звезды. Зашептал, поглаживая Непоседу, вынырнувшую из куртки.

— Видишь? Большая Медведица. Мать моя мне показывала, когда я малой был. Она верила, что нашу семью охраняет это созвездие. Не спрашивай почему, не знаю я. Мы с ней по ягоды ездили и в стоге сена заночевали. Лежали, смотрели в небо, и она рассказывала, что в ту ночь, когда она с моим отцом познакомилась, созвездие Большая Медведица особенно ярким на небе было. Она говорила, что это к добру, говорила, что и меня оно ей подарило… Знаешь, а ведь я не злюсь на маму, мне просто очень хочется увидеть ее еще хоть раз. Просто сказать "здравствуй, мама". Я бы все простил, все забыл. Я бы ей рассказал, как жил, узнал, как она жила. И все. Что мне еще? Подумать, вся жизнь будто сон — что матери рассказать, встреть ее?… Тебя вот судьба подкинула и будто повернула, как река. С Варюхой вон свело… Нужен я ей конечно, как прошлогодний снег, но авось, что и… Посмотрим, да? — улыбнулся кошке. Та потерлась о его подбородок: "А то! Верно говоришь, верно".

— Ты не кошка, ты, видно, удача моя, — рассмеялся тихо. — А вот сладится с Варей, может и мама объявится?

Глава 6

С того дня изменилось что-то. Не резко, но четко. Федор пить вовсе перестал, бриться начал, рубахи стирать, гладить, валенки под лавку закинул. К Варе то на чай, то с гостинцем из леса, то за рысью. Та часто у них пропадала: Федор в лес — она к ним. То с Васей гуляет, то играет, то Варе будто по хозяйству помогает: песни поет, пока та тесто ставит, пропажи находит, Васятке баловать не дает.

К Новому году Федор в город съездил. Неделю не было — путь-то не близок, Непоседа у Вари с Васей жила. Как приехал — подарков навез. Впервой может за много лет не на спиртное — на конфеты, игрушки да милые безделушки потратившись.

С праздников, что вместе отмечали, все чаще дом Федора пустовал — все больше хозяин у Варвары обитал. И ясно стало уже и в деревне — сладились.

К весне рысуха заматерела, здоровенной стала, уже за ушком не почешешь. И все чаще ее из дома человеческого в лес тянуло, на свободу. Пьянила весна кошку, звала к своим.

И ушла как только свадьбу Варя с Федором сыграли.

В ту ночь домовой под окнами плакал, жалился да винился и простила его Непоседа, пустила в дом и наказала крепко хозяйство беречь, за малым и старшим приглядывать. А сама в лес — больше и не видели до осени.

В ноябре Федор с ней встретился — убить хотел, не признав. А та замяукала, жмурясь и улыбаясь, как только она умела, прошла к нему не дичась, потерлась о ноги.

— Ох, ты! Непоседа! Ты ли?

"Ну, яу, яу".

— Устроилась, значит? — присел перед ней, достал из заплечной сумки бутерброды, отдал, но есть она не стала, хоть к себе загребла.

— Чего так? Ааа… котята? Ты прости, чуть не осиротил их. А у нас тоже пополнение. Варюшка-то сына мне родила! Пришла бы хоть, сватья. Ты ведь меня с ней свела, ты мне жизнь в русло повернула. Эх, Большая ты моя Медведица!

Рысь голову его на колено положила: "вот и ладно, вот и правильно. Зайду как — нибудь. Голодно становится. Ты уж там по старой памяти подкорми, приготовь чего."

До деревни Федора проводила и вернулась. Котята в норе малы, глупые, надолго не оставишь.

Зима лютой выдалась. Из помета в три котенка один только выжил и то еле дышал. Непоседа и сама дошла, дохлой стала, слабой. Идти сил нет, а надо — слепышу есть пора и самой кормиться. Только с охоты пустой вернулась, отдышалась, малыша проведала и опять на охоту.

В тот день пурга мела, ясно было — смысла нет пропитание искать, но голод гнал. Бродила, добычу выискивая, и почуяла кровь. Остро пахло, недалеко, не иначе волки кого затравили. Повезет и ей мяса прибудет.