История темных лет - Витич Райдо. Страница 5

Ричард был самым младшим сыном властного и грубого короля Мидона, ДангураXI. Старшие братья Ричарда, Энчир и Паул, были от первого брака короля. Их мать, королева Скавьера, после рождения Энчира много лет не могла подарить мужу второго ребенка, потому, как могла, баловала сына, отдавая ему всю свою материнскую любовь, пока муж не отобрал его. Через год родился Паул. Королева умерла родами, а ребенка фактически сразу отдали на воспитание военному министру Мидона, человеку бессердечному, извращенному и жестокому.

То же самое случилось и с Ричардом. Воспоминания о детстве у принца были болезненными и страшными. Мать он не знал и лишь иногда, просыпаясь по ночам в слезах, видел у своей кровати чудесное видение, прекрасную богиню с огромными синими глазами, с грустью и болью смотрящими на него. Она гладила его по голове мягкой, теплой ладонью и шептала: "Держись, малыш. Ты сильный и умный, я люблю тебя, мое маленькое чудо". Он ждал эти ночи, как избавление, как мечту.

Молодой Энчир был равнодушен к младшему брату и почти не замечал его, зато Паул отыгрывался за двоих. Постоянные тычки и затрещины были мелочью по сравнению с унижением и издевательством, которым он подвергался ежедневно. Ричарду не к кому было прижаться, чтобы выплакать свою боль или пожаловаться. Все, к чему он мог привязаться, было безжалостно отобрано, растоптано или убито. Даже маленький котенок, родившийся в дворцовом парке, единственный друг маленького принца, был зверски убит Паулом у него на глазах.

Отец, холеный старикашка, лелеял старшего сына и обожал среднего, потакая всем его желаниям. Ричарду же доставались отеческие оплеухи да ненависть, горящая в черных как уголь глазах старого Дангура, от которой мальчика бросало в дрожь. Каждый день в жизни принца рождал лишь новые раны на теле и в душе. Ночью малыша мучили кошмары. В итоге он стал ненавидеть лучи солнца, будившие его по утрам, потому что, они возвещали о наступлении нового дня, а значит и новой боли.

К пяти годам он превратился в замкнутого ребенка, который не имел представления о жизни вне жутких стен отцовского замка. Он познал боль, одиночество, голод, отчаянье, не знал, отчего люди смеются и зачем много разговаривают, и понял, что в жизни нужно надеяться лишь на себя. И все-таки, как ни старались отец и братья, наставники и советники внушить младшему наследнику основы своей морали, Ричард так и не принял правила жестоких игр. Его душа и сердце противились жестокости и насилию и стойко отвергали звериные законы бытия. И этим он особенно выводил из себя и Дангура и Паула.

В пылу науки о насилии Паул сломал мальчику руку, а отец лишил обеда и ужина и добавил плетей за то, что Ричард не пожаловался на брата, не ответил какой-нибудь пакостью.

Мальчик неделю метался в бреду, ожидая, что богиня заберет его к себе, но вместо нее пришли какие-то тени с человеческими глазами. Они ласково баюкали его, укутывая в одеяло. Больше он ничего не помнил.

Очнулся Ричард в раю. Не было отцовского дворца, не было братьев, слуг в черной ливрее, да и страха тоже не было.

Это удивительное место населяли удивительные люди, добрые и веселые. Они радовались каждому его жесту, взгляду, постоянно пичкали изумительными яствами, о существовании которых мальчик и не подозревал. Каждое блюдо он запоминал, смакуя название — хаструма, круассан, амброзия, виджика.

Странные люди пели ему песни, читали неправдоподобные истории, называемые сказками, купали его, гладили по голове на ночь и никогда не ругали и не били, даже если он разбил чашку или пролил на стол суп.

В шесть лет принц понял, что место, где он живет, не рай и не сон, а реальность, которая не исчезнет, как и все, что его населяет. Даже если сильно зажмуриться, даже если заснуть, все равно его любимое шелковое одеяльце с розовыми лошадками, пушистый щенок Барбадос, хрустящая сладкая булочка с теплым молоком, книжки с веселыми картинками, мохнатый игрушечный лев, розовые кусты, красивые, залитые солнечным светом комнаты с мягкими, бархатными портьерами, милые его сердцу безделушки, а также приветливые лица, тепло и покой в душе — останутся с ним.

С тех пор Мифен стал его домом, а жители семьей. Ричард научился здесь говорить и смеяться, считать и писать, вести себя, как подобает принцу крови, владеть любым видом оружия, плавать, мечтать, различать звезды, видеть скрытые вещи, вести дискуссии, достойно отвечать противнику и уважать окружающих и еще много чему. Но ответа на мучающие его с детства вопросы, он так и не получил: почему отец и братья не любили его? Где его мать?.. и как долго можно быть счастливым?

Как никогда Ричард хотел знать ответы.

В тот вечер ребята впервые за месяц собрались все вместе. Коста поссорился с Карой, Пит расстался с Гильдой, Крис отлеживался после тесного общения с поклонниками Селены, залечивая душевные и телесные раны, Мел зашел в тупик в своем выборе между Тиной и Дорой. Ричард же тщетно искал ответы на свои детские вопросы.

— Почему бы нам не сходить к Астаре, говорят, она ясновидящая, — предложил сидящий на подоконнике Мел.

— С ума сошел, — оторвался от учебников Коста. — Она живет на том краю леса, часа четыре идти.

— Автоплан возьмем, дел-то.

— Ага, а ключи ты из воздуха материализуешь, как великий маг и чародей? — усмехнулся Пит.

— Можно взять лошадей, — приподнялся с постели Крис, — старый Миц ложится рано, а Ферон возражать не станет.

— Тебе-то зачем гадать, неужели логика отказала? Тогда Астара не поможет, свои проблемы нужно решать самому, — подал голос Ричард.

— Не скажи, — покачал головой Мел, — сила ее велика, она может подсказать выход из любой ситуации. К ней многие едут гадать, советоваться. Все, что она говорит, сбывается, а говорит она только правду. Медок почитает ее как великую ведунью и учителя. Мы сможем узнать будущее, получить ответы на свои вопросы.

— Но прийти к ней можно лишь раз, — вставил Крис.

— Почему? — удивились ребята.

— Говорят, счастье потеряешь, — равнодушно пожал он плечами и встал с постели, — не знаю, как вам, а мне все равно… Я еду.

— Случилось, что-то более серьезное, чем твой сломанный нос? — удивился Ричард.

— С чего ты взял?

— У тебя аналитический склад ума, любовь и взаимопонимание с логикой и дедукцией — гадалка тебе не нужна.

— И все-таки я еду. С логикой у меня сейчас никак, а дедукция отдыхает. Кто-нибудь со мной? — спросил Крис, обводя притихших друзей взглядом. Каждый серьезно кивнул в ответ. — В таком случае нужно либо идти пешком, либо брать лошадей в деревне, одних в ночное нас не пустят, — заявил Ричард.

На лошадях, взятых в деревне, они добрались до домика Астары за два часа. Крис безошибочно указывал дорогу. Его информированность и на этот раз оказала неоценимую услугу, помогла не заблудиться в густом огромном лесу.

Вергульское урочище простиралось на сотню тегов и состояло в основном из диких гуаров.

Эти исполинские деревья жили по 300–400 лет, уже к 15 годам достигая до 10 бегов высоты и не меньше полутора в диаметре ствола. Их корни, как змеи, вились и дыбились иногда до 20 бегов в стороны от хозяина, а сумрак и влажность, царившие в лесу из-за их густой кроны, плохо пропускавшей свет, превращали поход в этот лес в весьма опасное мероприятие, чреватое, если не заблудиться навеки в дебрях и заснуть одурманенным пряным запахом гуаровых плодов, то сломать шею, запнувшись в темноте о корни деревьев.

Астара жила на опушке, у самого подножья горы. Аккуратный белый двухэтажный домик, утопающий в цветах, был окружен низеньким редким забором. Солнце уже наполовину скрылось за вершиной горы, отдавая свою власть в руки вечерних сумерек. Друзья привязали коней к последним гуарам перед домиком и несмело шагнули в сад.

Двери вдруг распахнулись, и на пороге появилась хозяйка. Ребята застыли, не решаясь продолжить путь, и переглянулись. Им стало отчего-то не по себе, хоть внешний вид Астары и не внушал опасения — ни на колдунью, ни на великого мага она явно не тянула. Миниатюрная женщина неопределенного возраста, элегантная и подтянутая, с приятным молодым лицом и черными с проседью волосами, уложенными короной вокруг головы, вот только глаза… Такие глаза могли принадлежать лишь человеку с огромным жизненным опытом — мудрые, спокойные и проницательные, они, казалось, просвечивали каждого на сквозь.