Ключи от цивилизации - Витич Райдо. Страница 30
— Что-то мало вместе побыли. Не в форме любовник? — раздалось глухое за спиной, когда Стася в темноту общего коридора вышла. Женщина замерла, обернулась: так и есть — Чиж стоит, смотрит на нее, как на вошь. Только если так относится — чего же не спит, а ее караулит?
К нему пошла: много чего сказать хотела, но тут часы у обоих запиликали — тревога. Патрульные развернулись и бегом к месту сбора.
Глава 8
Влетели в кабинет капитана и уселись подальше друг от друга, под подозрительные взгляды ребят. Следом вошел Ян и Аким.
— Все в сборе, — констатировал Федорович. — Выходим, возможно, надолго, поэтому Шалович и Пеши идут за сухпайком. Оснащение получает — Сергеев, Пацавичус. Чижов и Русанова — боекомплект. На все двадцать минут. Встречаемся в арсенале.
— Задание?
— Трассеры пропали. Трое.
И покосился на Стасю. Та побледнела и с места сорвавшись, пошла, выполнять приказ. А в сердце как кол вбили. Пять лет почти прошло — пять! А он сидит зараза.
Иван хмуро ей в спину посмотрел потом на Чижа и видно хотел что-то сказать, но промолчал, передумав в последнюю секунду.
— Это что? — спросил Николай, кивнув на неоновые трубки, которые Стася сняла со стеллажа и кинула в тележку.
— Зонды.
— А это? — приподнял плоскую сумку с отверстием-кнопкой сбоку.
— Время придет, узнаешь! — отрезала, одарив мужчину презрительным взглядом. — Ваше дело рядовой, брать больше, нести дальше. А тупые вопросы нужно на подготовительных занятиях задавать!
Чиж голову опустил, язык прикусил, еле сдерживаясь, чтобы не нахамить.
— "Веселая" будет вылазка.
— Обычная!
— Угу. Ацтекское танго.
— Разговоры отставить!
У Николая степень кипения повысилась, чуть и сорвало бы. Белоснежка, блин, нашлась, чистоплюйка, командирша! Правильная она. Ага. Оч-чень!
— Почему мы этим занимаемся? — пожал плечами, глядя на пребывающую аппаратуру и оружейные комплекты.
— Потому что ночь, рядовой, самообслуживание! Мама с папой спят и носик утереть некому!
Чиж все же не сдержался — схватил ее за пояс брюк и рванул к себе, желая много и нудно процедить прямо в хорошенькое личико, но глянул в глаза и отчего-то промолчал, выпустил ее и сам начал скидывать нужное со стеллажей.
— Странная ты, ох, странная. Понять тебя не могу. Вроде дитя наивное, вроде дура шалая, вроде нормальная девчонка, а вроде сука заносчивая. Вот убил бы порой, а порой… — развернулся, поставил коробку пластида и, глянув на Стасю, что взглядом его таранила, подтянул к себе и впился в губы. И тут же отлетел в стеллажи, сполз по ним, коробки телом скидывая. Посидел на полу, сам над собой посмеиваясь и, продолжил боекомплекты доставать, ведя диалог уже мысленно.
Первый поцелуй, самый горячий, — наползала улыбка на губы сама собой.
После полной подготовки к выходу, укомплектовке нужного и традиционного шмяканья ботинками об пол в стиле хип-хопа, капитан объявил:
— Лично для новеньких: все претензии, страхи, дрязги, любовь, ненависть, и прочую муру оставить здесь до возвращения. Там мы команда — один за всех, все за одного. Никаких разборок и переперательств не потерплю. Скину на хрен! Всем ясно?!
Аким и Чиж нехотя кивнули, Ян озадачился:
— Скину это?…
— Оставлю динозаврам на обед! Десертом пойдете!
— Строго, но справедливо, — усмехнулся Иштван и сунул в рот кубик жвачки. — У? — предложил другой Стасе. Та хмыкнула:
— Замяли до возвращения. Не подлизывайся.
— Тоже справедливо, — заулыбался он. Чижов даже позавидовал — если бы он с такой же легкостью мог с женщиной помириться. А впрочем, хотел ли? Ревность и любовь в одной связке — гремучая смесь, рождающая противоречивые желания.
— Кругом марш!
Группа развернулась и побежала к боксу номер семь. Здесь было четыре камеры перехода и стекла меж коридорами много толще.
— Далеко направляемся? — полюбопытствовал Чиж.
— Триасовый период мезозойской эры, — с усмешкой поведал Сван.
Николай невольно присвистнул.
— Отставить свист, — приказал капитан.
— Примета плохая, — пояснил проходящий вперед Чижа Пеши.
— Тогда спою.
— Не советую, — хмыкнул. — Первый такт застрянет на голосовых связках. Командир шутить не любит.
— Это потому что он с динозаврами общий язык найти не может, — хохотнул Сван.
Патруль загрузился в бокс, плотно прижавшись плечами к плечам.
— Приготовится к перегрузке. Если товарищу плохо…
— Поможем ему отмучиться, — хохотнул Сван.
— Ты смотрю, в ударе? — покосился на него Иван. — Еще слово…
— И удар будет за тобой. Понял, замолкаю.
Перегрузка была дикой. Чижа словно пережевало и выплюнуло. А ведь подумать — в первый ознакомительный рейд еще дальше забирались.
Патруль не вышел — вывалился на песок и замер, забыв на пару минут и кто, и где, и зачем. Постепенно бойцы начали подниматься. Первый Иван — сел тяжело дыша, стал эфир слушать — помехи и трещание. Скверно. Товарищей взглядом обвел — те мухами полусонными по песку ползали в попытке подняться, а вот Стася вообще не двигалась.
Федоровича в пот бросило, рванул к ней, подхватил, переворачивая на спину, пальцами сонную прижал — пульс есть. Встряхнул, по щекам чуток хлопнул — ноль реакции. Вытащил из кармана ампулу раздражителя и, отломав ее, провел жидкостью по вискам и над верхней губой. Женщина резко открыла глаза и, задыхаясь, попыталась отползти — ее затошнило. Иван, перехватив ее за талию, утащил к воде. Умыл как ребенка.
— Ты все-таки уходила! — процедил, схватив ее за лицо. — Ну?!
Та не соображала — тело как кисель, мыслей ноль, взгляд пустой.
— Стаська! — опять водой в лицо брызнул.
— Что с ней? — подошел Чиж.
— Перегрузка. Сто процентов два перехода сделала! — сплюнул в сторону Сван, возвышаясь над остальными.
— Связь давай! — бросил Иван Яну, чтобы лишнее не болтали и не глазели на женщину.
— Так нет связи, помехи одни, — пожал тот плечами.
— Лихо, — прищурился Иштван, огляделся.
За песчаной косой красного цвета, вгрызаясь в океан, шел буро-красный разлом скалистых пород. Прямо заросли древовидных хвощей, возвышающиеся столбами, доходящими до десяти метров. Под их вершинами торчали тяжелые и твердые початки. Этот «живописный» лес дополняли их родственники — хвощи поменьше, вздыбливающие своими корнями ил и песок. Их мелкие листики и мутовки немного разбавляли унылость вида старших родственников, но особого оптимизма не внушали. Заросли были слишком густыми, слишком однообразными и угнетающими в своем сопротивлении даже ветру — ни один стебелек не колыхался. Он навевал неприятные ощущения опасности и отстраненности от мира. Лес был в нем, но как бы и не был, существовал на илисто- песчаной почве, а вроде бы и не держался на ней, и как фрагмент неожиданной трагедии, вставленный посреди самой романтической комедии, перекрывал любые стремления и надежды, удручал и намекал о могуществе природы, о том неизведанном, что, не смотря на весь прогресс, человек так и не смог познать и даже прикоснуться к нему.
Воздух влажный и жаркий до духоты, насыщенный запахами испарений, гниющих растений, застойной воды, доносившейся с легким ветерком именно от хвощового леса, намекал, что он хранит более печальные и опасные тайны, чем может показаться изначально.
Тихо. Океан спокоен и темен, безграничен. Такое ощущение, что есть только он и полоса суши уже занятая хвощем, а больше ничего и никого. Потому что все остальное здесь неуместно и неприемлемо и будет отвергнуто, изгнано или принято лишь в рациональном качестве.
— Выходит, мы в полной заднице мезозоя.
И вдруг с тихим шелестом разрывая тишину, на песок почти перед группой шлепнулось нечто. Противное членистое тело с щупальцами выростами, две пары крупных крыльев и третья маленьких, два огромных глаза и три маленьких, и ко всему этому счастью природа добавила мощную устрашающую челюсть.