Матрица времени - Витич Райдо. Страница 6

У меня появились новые друзья — муравьи. Они пришли в дом и как-то сразу стали частью его. Я и не искали с ними общий язык — он был. Каждый день просыпаясь, засыпая, я слушала их разговоры. Благодаря им я узнавала, как живут соседи, какое варенье сварила бабушка на зиму, где оно стоит и в какой банке вкуснее. Запрещенное для меня место — кладовка, была доступна им и я точно знала, что в ней хранится. Незнакомые мне вещи притягивали, а запрет — манил.

Домовой смотрел на наши игры, слушал разговоры и вздыхал: скоро расстанемся.

Он, правда, стал прозрачным, почти невидимым. Однажды пропала Маас. И я поняла — нас ждут перемены. Я не знала, что это. Слово было услышано, вернее подслушано у муравьев. Они суетились и нервничали — прощались со мной.

`Зачем прощаться'?

`Затем, что мы больше не увидимся'.

`Но услышимся'?

`Нет. Ты скоро перестанешь понимать наш язык'.

`Почему'?

`Потому что у человека свой язык и не один'.

`А почему не один? Зачем больше? Одного мало? И зачем делить мысли на звуки и издавать каждую по-разному'.

`Потому что люди разные', - влез домовой.

`А ты люд'?

`Нет, я домовой, нечисть по-ихнему'.

`Ихнему? Еще один язык, нечисть'?

`Фыр-р. Разновидность. Что видишь — вещи и люди, что не видишь, но смеет существовать рядом — артефакт — нечисть'.

`Но я тебя вижу'.

`Ты, потому что еще маленькая'.

`Не люд'?

`Не человек. Для человека'.

Я мотнула головой соображая — не получалось. Домовой, сцепив пальчики на животе, привалился спиной к стене и, вперив взор в потолок, глубокомысленно изрек:

`Нечисть с точки зрения людей все то, непонятно им и необъяснимо. Вот ты — есть, это понятно, объяснимо. А меня нет, потому что я не мог взяться из неоткуда, а значит, меня нет'.

`Но ты есть'!

`Если поверить в меня, значит нужно верить и во все остальное'.

`Во что'?

`Во все. Например, в то, что ветка дерева не ветка, а рука, и чувствует, а дерево не только живет, но еще и дышит, мыслит, разговаривает'.

`Так оно и есть', - согласилась, не понимая, к чему мне говорят, то, что я знаю, что неприложно и естественно.

`Нет, не так. У дерева нет глаз, ног, рук и мозга, значит, оно не может мыслить, говорить. Следовательно, оно неживое. Оно — дерево.

`Нечисть'?

`Вещь. Предмет'.

`Но вещь чувствует, понимает, сохраняет и передает информацию'.

`Докажи'.

Я открыла рот — зачем доказывать то, что понятно любому? И как? Все равно, что доказывать свое существование. Что за глупость?

`Вот', - качнул головой домовой и вздохнул: `Нет доказательств — нет факта существования, и все что ты скажешь — бред, лепет неразумного ребенка'.

Я возмутилась, обидевшись за дерево и всех остальных разом, и громко позвала бабушку, ткнула пальцем в сторону домового, который даже не пошевелился, лишь прищурился в ожидании. Его глазки-бусинки смеялись надо мной и сочувствовали:

— Он, — сказала я, а больше подходящих слов не нашлось. Бабушка внимательно посмотрела на стену, плинтус, край паласа и переспросила:

— Что `он', деточка?

Я подошла к домовому и ткнула ему в живот пальчиком для убедительности.

`Полегче', - проворчал он, вставая на свои короткие тонкие ножки: `да не мучайся ты, она меня все равно не видит'.

Я не верила и громко возвестила, опять ткнув пальцем в наглеца:

— Он!!

Домовой с укором глянул на меня и ушел в стену, я попыталась пойти за ним и продолжить дискуссию, найти факты и доказать бабушке что она слепа, раз не видит то что есть. А может взять его за руку, как это делает она, когда идет со мной в скопище красивых вещей, вкусных `как' и `ням', и толпы гудящей мыслями, голосами?

Не получилось, я прижалась к стене и поняла, что проход закрыт. И обиделась на глупую стену, слепую бабушку, исчезающую вечно маму, злого домового морочащего мне голову, себя неуклюжую, косноязычную. Почему нельзя изъясняться мыслями — ведь так проще и понятнее и все встает на свои места.

`Ба, почему ты меня не слышишь'? — уставилась на бабушку, готовая зареветь от бессилия.

`Потому же, почему не видит меня', - высунул из стены мордочку домовой.

`А почему'? — я попыталась схватить нахала за носик и вытащить наружу, показать бабушке, но ладонь шлепнула по стене.

— Ах, солнечный зайчик! Ах, он играет с тобой! — умиляясь, всплеснула ладонями бабушка. Ну, до чего тупа! — начала злиться я. Плюхнулась на пол и заревела.

А вечером, когда мама была уже дома, услышала их с бабушкой разговор:

— Домового сегодня видела.

— К чему? — задребезжало беспокойство в голосе мамы, и я притихла озадаченная им, и вместо того, чтоб высказаться, напомнив бабушке о дневной встрече, заверить — и я, и я видела, лишь сунула палец в рот.

— Не знаю к чему.

— Что думаешь?

Да, что здесь думать? — чуть не бросила я.

— Думаю, скоро съедем.

— Фу-у, — успокоено выдохнула мама. — Это и без него ясно.

Вот люди! Ясно им — а что ясно-то?!

Я пошла искать по квартире домового: пусть мне все расскажет, пояснит! Схвачу за нос, и буду держать, пока не выпытаю нужную мне информацию:

`Артефакт?! Артефа-акт'?!

`Чего обзываешься'? — уставились на меня два глаза, проявившись с краю тяжелой портьеры. Я хихикнула — шторы с глазками казались смешными. Домовой обиделся и исчез.

`Нечисть, ты куда'? — расстроилась я.

Домовой появился со спины и рявкнул в ухо:

`Я тебя Крысой обзывал'?!

Я села от неожиданности и всхлипнула, готовая разревется.

`Почему Крыса'?

`Потому что Кристина'!

`Опять это имя! А-а-а'! — сморщилась от обиды.

`Плакса-вакса'! — бросил домовой.

Я нахмурилась, передумав реветь:

`А что это'?

`Чего — это'?

`Плакса-вакса'.

Домовой вздохнул: `вот и ругайся с тобой. Ладно, не реви. Чего хотела-то'?

`А ты? Бабушка тебя видела, а ты говорил, они тебя не видят'.

`Не всегда. Иногда показываюсь', - почесал носик в раздумьях: `предупредить хозяйку хотел, чтоб не съезжала'.

`Так она видит тебя, когда ты хочешь, чтоб видела'?

`Ну'.

`А зачем? В прятки играешь'?

`Чего Зина матери твоей сказала обо мне'?

`Она подумала, что ты благословляешь на отъезд'.

Домовой вздохнул: `да-а… теперь понимаешь, что не в прятки играю, а просто не беспокою. Смысл, все равно ничего не понимают. Я им про одно, они про другое'…

`А почему они не понимают? У тебя не такой язык? Или с ними, что не так? Может, ты невнятно выразился'?

`Ага. Куда уж яснее — Маас сбежала, муравьи пришли, я показался'.

`Давай я им скажу, что уезжать не надо'.

`И чего'? — грустно улыбнулся домовой.

`Меня они поймут'.

`Не поймут, не послушают'.

`Почему? Я же не исчезаю и я человек'.

`Так человек человека еще реже слышит. Слушает — да, но не понимает'.

`А почему? Мысли в голову не проходят или звуки в уши'?

`Потому что думают о пустяках, а главного не видят'!

`А почему? Надо показать'.

`Ну, иди, попробуй. Иди, иди. Сама убедишься, что они слышат лишь, что хотят слышать и видят тоже самое'.

`Это как ты? Когда хочешь, появляешься, когда нет — нет'.

`Примерно. Мое дело предупредить, а их внять или не обратить внимания. Я влиять на людей не могу, нельзя это. И вообще, не обязан я им'!

`Почему'?

`Почему, почему'?! — забухтел домовой раздражаясь: `потому! Отстань'!

Развернулся и ушел в диван.

Я посидела, складывая и укладывая в голове услышанное и опять полезла к домовому, хоть и чувствовала — зря. Нервный он что-то — мерцает его шерстка голубым холодным светом. Тронь — искры посыпятся. `А почему он такой? Особенность нечисти'?

`Душевного состояния'! — рявкнуло из дивана. Я подошла и заглянула под него, надеясь увидеть злюку. Нет его, значит, внутрь залез, забился в угол. `А почему'?

`Потому'!! — выскочил из спинки, перепугав меня. Глаза большие, вытаращенные, сверкают, молнии метая, шерсть дыбом, искрится, тело — шар надутый, ручки ножки как щупальца вьются в воздухе.