Синдром синей бороды - Витич Райдо. Страница 21

— Почему? — озадачился мужчина.

— Потому что, Лика не совсем нормальна.

— Извини, Вера: что значит — не совсем нормальна? Человек может быть нормален или не нормален, а совсем или по частям — нет.

— Она не в себе, Вадим.

— Сумасшедшая?

— Грубо, — поморщилась женщина. Расставила чашки на столе, тарелки с бутербродами.

— Но точно?

— Я не психиатр Вадим.

— Тогда почему ставишь диагноз?

— Разве по ней не видно?

— Нет. Странная — да, но сказать, что она ненормальна — не могу.

— Вы только познакомились.

— В смысле: самое интересное ждет впереди? Спасибо, Вера.

— Она спокойная…

— Не буйная?

Женщина недовольно посмотрела на мужчину: к чему сарказм? Над кем он насмехается? И отвернулась, взяла турку, разлила кофе.

— Лика хорошая девушка, работящая, но она как ты заметил — странная. И странностей много. Слишком.

— Угу. А одна из странностей — любовь к ядохимикатам?

— Извини?

— Ты боишься, что она по неадекватности своей что-нибудь подсыплет вам в пищу?

— Не исключаю. Никто не может знать, что в голове у больного человека.

Вадим отхлебнул кофе, пытливо поглядывая на собеседницу:

— Тогда зачем держать такого человека в домработницах? Не проще закрыть перед ней не кухонную дверь, а входную?

— Увы, нет, — женщина достала молочник и оставшийся с вечера торт. — Будешь?

— Буду. Объяснения. Любопытство меня мучает.

Вера принялась резать торт, скрывая отвратительное состояние души, желание послать Вадима к черту с расспросами. Мало она чувствовала себя неуютно в его обществе, так должна еще приветливо отвечать на вопросы! Какого рожна он вообще появился в городе? Что ему в своей Швеции не сиделось? Что он вообще делает на ее кухне?!

И почему он в свои 43 превосходно выглядит, сохранив и блеск глаз, и свежесть лица и подтянутость фигуры?!

— Вера я не хочу торт, я хочу ответ, — настойчиво процедил мужчина.

— Хорошо. Егор против ее увольнения, — брякнула ножом о стол, и принялась пить кофе, старательно разглядывая умильных кисок на стенном календаре.

Ответ Веры и ее вид, наводили на размышления. Неприятные, с оскоминой чего-то грязного, низкого, что в принципе не подходило к образу девушки. Егора?…

Вадим взял бутерброд, чтоб занять паузу видимостью аппетита. Но не чувствовал, что ест, пьет. Ему отчего-то была невыносимо неприятна мысль, что Егор и Лика любовники. И категорически не нравилось то, что ему есть до этого дело.

— Она его любовница? — спросил в лоб.

Вероника подавилась кофе. Откашлялась и выдохнула:

— Нет. Как тебе пришло такое в голову? По себе судишь?

И хоть удивление женщины не вызывало сомнения, Вадим все равно ей не поверил:

— Тогда почему он против? Как вы вообще ее нашли? По объявлению?

— Егор привел и поставил пред фактом. Лика дочь его знакомой. Коллеги еще по заводской комсомольской организации.

— Вот как. Взаимопомощь? А что девушка сама себе работу найти не могла?

— Я не вдавалась в подробности. Поставила четкие условия, чтоб ее не было здесь, остальное… Она справляется. Меня устраивает.

— Оплата устраивает, да? — смекнул Вадим.

— И это тоже.

— Извини за нескромный вопрос: сколько ты ей платишь?

— Сто рублей в день плюс премиальные, если справляется. Еще сто.

— В год?

— В месяц.

Вадим молчал минуту, глядя на женщину, как на гремучую змею. Отодвинул чашку и встал, бросив с нескрываемой желчью:

— Ты на удивление щедрый работодатель.

В совершенно отвратительном настроении он прошел в гостиную. Делая вид, что не видит Лику, заправляющую диван, взял часы с трельяжа, застегнул браслет на руке, накинул пиджак на плечи. И хотел выйти, но в комнату заглянула Маша, нечаянно преградив ему путь:

— Уже встали?

— Да. Доброе утро.

— Доброе утро, дядя Вадим, — расцвела улыбка на лице девушки. — Завтракали?

— Да, спасибо.

— Вы куда-то собрались? — кивнула на пиджак. Улыбка поблекла, а в голосе слышалось огорчение. Вадим мысленно усмехнулся: а племянница, похоже, неровно дышит в его сторону. Хорошо это для него или плохо? Для него никак, но для исполнения задуманного — отлично.

— Хочу за вещами съездить. Не привык я в одной рубашке два дня ходить.

— А я постираю…

— Зачем? Она одноразовая, ее не в машинку, а в мусоропровод надо.

— Серьезно? — не поверила Маша. По ее мнению такую шикарную рубашку после разовой носки выкидывать — верх расточительства. — Жаль. Она вам идет.

— Уговорила, одену такую же. А хочешь, поехали со мной? Поможешь по-женски да и по-хозяйски — что взять, что не надо, у вас есть. Потом в кафе посидим, в тайне от мамы, чтоб она за наши желудки не беспокоилась. В магазины зайдем, к обеду что-нибудь возьмем.

— Ой, я с удовольствием. Сейчас переоденусь. Подождете?

— Конечно, Машенька, — сладко пропел Греков.

Девушка глянула в черные глаза и смущенно отвела взгляд, уставилась на Лику, застывшую посреди комнаты в обнимку с подушкой:

— У меня будешь убирать, книги на место поставь: к папе в библиотеку. И больше ничего на столе не трогай, — и поспешила к себе, переодеваться.

Вадим покосился на Лику: та смотрела на него, как мать на любимого сына-забияку, и молчала. Мужчина вышел, тщательно прикрыв за собой дверь.

Лика не знала, что ей не понравилось, но не понравилось точно. Может их взгляды, что они бросали друг на друга?

`Маша глупенькая. Вряд ли она понимает, что смотрит на дядю далеко не по-родственному. Но он… Явно завлекает ее, хоть не испытывает и доли интереса. В его глазах нет и миллиграмма тепла для нее', - думала, слушая, как они посмеиваются в коридоре, переговариваются, собираясь на прогулку. И не могла пошевелиться: ей казалось, происходит что-то страшное, чему она становится невольным свидетелем. И не хотела бы этого знать, но не могла избежать своей участи.

`Господь за какой-то надобностью ты отвел мне роль в данной пьесе? И кого — наблюдателя, спасителя? Виновницы, виновной?

Она решила поговорить с Вероникой Львовной, и, дождавшись, пока Вадим и Маша уйдут, направилась к Грековой.

Та собиралась на работу, скидывала в сумочку какие-то бумаги со стола, шарила взглядом округ в поисках сотового. Наконец заметила девушку, испуганно вздрогнула:

— Господи, Лика! Нельзя же так пугать людей! Ты научишься когда-нибудь стучать, прежде чем войти?

— Дверь была приоткрыта.

Вероника Львовна поморщилась, и хотела возразить, но, увидев сотовый, забыла о девушке. Да и какое ей дело до невоспитанной прислуги? Взяла телефон и двинулась к выходу, но в дверях стояла Лика и уходить не собиралась. Вера удивлено уставилась на нее:

— Как это понимать?

— Вероника Львовна, Вадим Аркадьевич очень хороший человек…

— Приятно слышать. Понравился? — спросила с сарказмом, и, отпихнув девушку, прошла в коридор. Лика за ней, как хвостик за лисой.

— Он не может не нравиться. Но он способен на поступок…

— Чем плохо? — присела на пуф, чтоб надеть сапожки на острой шпильке.

— Смотря для кого. Скажите: он вам друг или враг?

Грекова замерла с сапожком в руке. Повернулась к домработнице, подозрительно уставившись на ненормальную:

— Что за странные вопросы? Вадим брат Егора. Родной, — а голос глухой, и тон неуверенный. И сапог забыт. — Что смолкла? Я жду объяснений? Что пришло тебе в голову? Что-то увидела, почувствовала?

— Мне показалось, что Маша слишком внимательна к Вадиму Аркадьевичу и тот расположен к ней…

Вера смерила девчонку едким взглядом и одела, наконец, обувь:

— В следующий раз, когда тебе что-то покажется, перекрестись, — бросила, надевая пальто. Процокала каблучками к выходу и хлопнула дверью.

Глава 8

Они вошли, внося в квартиру беззаботный смех. Вадим приобнял девушку, помогая ей снять обувь. В этот момент в коридор из кухни выглянула Вера, замерла, глядя, как ладонь мужчины ласково прошла по голени дочери, оглаживая ее, сняла сапог. Маша, безмятежно улыбаясь, смотрела сверху вниз на Вадима и поглаживала его по волосам.