Синдром синей бороды - Витич Райдо. Страница 53

— Когда твоя душа не плачет, оттого что ты совершаешь. Когда ты спокойно спишь. Когда не тяготят неправедные дела. Когда ты честен перед самим собой и тебя не гнетут ошибки, пустые обиды, не тревожит совесть.

Вадим невесело улыбнулся и обнял девушку. Её реакция на откровение удивила и обрадовала его:

— Да ты философ, малыш. Только жить с такой философией трудно. Не жизнеспособна она, увы.

— Просто ты не хочешь ее принять — груз прожитых лет по иным законам, не позволяет. Видишь ли, взрослые, те же дети, только озлобленные, потому что знают больше, а могут меньше. Дети верят в добро, и живут в нем, а взрослые лишь хотят в него верить, но живут во зле, потому творят его. Они понимают суть, знают, но не принимают, потому что больно. Проще винить кого-то, чем себя, проще отрицать, чем принимать. И лгать привычней, чем говорить правду. Круговорот, замкнутый круг. Но выйти из него не трудно, стоит лишь сделать над собой усилие и признаться себе, объективно проанализировать свои поступки и…

— И? — умиляясь девушке, спросил Вадим.

— И мир изменится…

— Да? — прошептал, целуя девушку. Лика чуть отстранилась, несмело улыбнулась:

— Вадим, я серьезно…

— И я серьезен, как никогда, ангел мой, — заверил, проникая рукой под её футболку. Начал раздевать бережно, лаская и нежа.

— Ты опять хочешь? — тихо спросила Лика, пряча взгляд. А губы приоткрыты и ждут, руки теребят пуговицу на рубашке, не решаясь ее расстегнуть.

— Я постоянно тебя хочу, — рассмеялся, помогая ей снять футболку.

— Мы сошли с ума, — сонно заявила Лика, лежа на коленях Вадима.

— Возможно… но я рад, что схожу с ума от любви, а не от ненависти, — прошептал, перебирая ее волосы.

Он смотрел на сгущающиеся в комнате сумерки. И наслаждаясь блаженной тишиной в душе, боялся даже мыслью вспугнуть непривычное ему состояние умиротворения. Незнакомое и пугающе приятное.

Вадим был искренне рад, что только девушка занимает его сейчас. Не ведая того, отодвигает все мысли о Егоре и Веронике на задний план, делая их ненужными, пустыми. Если б не Лика со своей альтруистичной идеологией, мягким характером, безмерной нежностью, он бы, наверное, сгорел бы в огне собственной ненависти, спалив не только Грековых, но и всех кто попался на пути. Но пламя негодования уже не жгло, обида стала какой-то пустой и незначительной, жажда мести словно утолилась и начала таять, отходить. Да — сейчас, сегодня, когда Лика рядом, когда он слышит ее дыхание, видит её глаза, чувствует близость тела — остальное ему не важно. Но будет завтра и будет послезавтра, и он доведет начатое дело до конца и даст волю иным чувствам: и ненависти и злобе и жестокой расчетливости. Но завтра… Сегодня лишь Лика. Один день своей жизни он может посвятить ей и себе. Прожить его по воле чувств, а не разума и не отравлять его очарование отрицательными эмоциями, плохими мыслями. Никакая грязь его внутреннего мира, как мира окружающего, не должна коснуться девушки, нарушить их с ней идиллию.

Лика обвила его торс руками и, уткнувшись носом в живот, засопела. А Вадим, еле слышно рассмеявшись, залюбовался девушкой, принялся гладить ее, убаюкивая. И так приятно было, что она засыпает на его руках, что он готов был сиюминутно спонсировать машину времени, лишь бы она длила и длила эти минуты, переводя их в часы, дни, недели, годы.

В тишине, любви и нежности, необъятной, как мир.

— Вот оно, счастье, малыш, — прошептал, жмурясь от блаженной усталости.

Казалось, он только заснул, как какой-то изверг стал домогаться его по сотовому.

Вадим не открывая глаз, пожелал звонившему всех благ, и телефон, словно услышав его мысли, смолк. И хорошо, и можно спать дальше, да вот незадача — сон сбежал.

Греков тяжело поднялся, посидел, таращась в темноту в попытке угадать который час и кому в это время ночи понадобилось его тревожить. Укрыл Лику, взял с кресла пиджак и вышел на кухню, чтоб не тревожить девушку. Застыл в дверном проеме, поглядывая в окно. Тихо вокруг, темно. В соседнем доме нет света ни в одном окне, на улице гуляет лишь ветер и гнёт облетевшие кроны деревьев. Время, похоже, далеко за полночь.

Вадим нажал кнопку телефона и убедился: 2.37. И удивился — кому в голову могло прийти звонить в это время?

Проверил звонок и изумился еще больше: Егор.

— Что ему надо? — прошептал, делая ответный звонок. — Сейчас узнаем.

— Вадим?! — тон брата был нервным, голос взволнованным. — Ярослав с тобой? Вы где?

— Был в постели. Я. Без Ярослава, понятно, — хмыкнул, соображая, что пацан, видимо, устроил родителям бессонную ночь, зависнув у какой-нибудь мадмуазель без морально-этических проблем. И телефона.

— Значит он не с тобой, — разочаровано протянул мужчина.

— Значит. Это кажется тебе странным?

— Ярослава нет дома, Вадим, я подумал, что возможно он с тобой.

— С какой радости?

— Не знаю… не знаю.

— Первый раз не ночует дома?

— Да.

— Друзьям звонили?

— Да. Никто его не видел. С уроков ушел пол одиннадцатого.

— Волнуешься? Не думаю, что стоит. Наверняка вернется утром. Дело модлодое… молодецкое.

— Нет, Вадим, он бы предупредил, сотовый-то с собой…

— Звонил? Ты ему звонил?

— Да!… Телефон блокирован.

— Не повод…

— Да, повод, Вадим, повод!… Ярослав никогда не позволял себе волновать мать, меня! Он бы позвонил, обязательно…

— Сам говоришь: сотовый блокирован…

— Это и странно!.. Я не знаю, что делать…

— Спать. Утром решим, если проблема сама не решится.

— Думаешь, он с какой-нибудь девочкой?

— Уверен. Парень взрослый. Остался на ночь и ясно, что ему не до звонков родителям.

— Но у него не было подруги…

— Егор, — поморщился Вадим. — Не нервничай — подумай: вчера не было девочки, сегодня — есть. Большая проблема познакомится?

— Не знаю, — тяжело вздохнул мужчина. — В принципе ты прав… Нам бы твое спокойствие и рассудительность. Ничего не соображаю… Вера в панике… Вернется Ярослав, убью! `Казанова' нашелся! Выпорю щенка!

— Не заводись…

— Да какой — не заводись?!… Впрочем, не буду загружать тебя своими проблемами, извини. Я понимаю, ты… не один?

— Не один.

— Жаль, ты бы мне очень помог, если б был здесь. Вдвоем бы мы Веру смогли успокоить. И Ярослава…. Боюсь, правда, покалечу его! — процедил, с яростью.

— Потерпи до утра — там сам поймешь — стоит ли? Конечно, экзекуцию устроить надо, но есть ли для неё тема? Может, парень не смог вернуться до того как мосты развели, остался не с девочкой, а у друзей или шагает по городу и вот-вот появится дома? Пока можно лишь гадать.

— Да, конечно ты прав. Извини еще раз.

— Ничего.

— К завтраку будешь?

— А надо? — и, сообразив, что лучше действительно заехать, согласился. — Буду.

Отключил телефон и вздохнул: утехи утехами, а дело нужно довести до логического конца, и раздать призы, и успокоится. Да уже нет особого желания лезть в эту грязь, пачкаться, и хочется не приближаться, а отодвинуться от Егора и его жены, забыть, вычеркнут из жизни и памяти. Но ведь не получится. Пока он не поставил точки. Он — не жизнь. А иначе так и будет стремится сюда в проклявший его город, к проклятым родственникам и жалеть, что сошел с финиша, поддался чувствам, что много лет не занимали его. Да и кто сказал, что это любовь? Скорей желание, стремление защитить себя от той грязи, в которую окунулся. Естественная, защитная реакция организма. Плотское желание, психологическая привязанность более сильного к слабому — ничего больше, ни-че-го!

И хмыкнул, оглядевшись: кого он в этом убеждает?

Глава 13

В восемь утра Вадим покинул квартиру Лики. Девушка еще спала, и он не стал ее будить, чтоб сказать `до свидания'. Зачем? Ведь он вернется. Выходные он проведет с Ликой, как обещал. А, чтоб девушка не подумала, что он сбежал, Вадим повесил свой сотовый на видное место — на гвоздик, поверх панно, висящего напротив постели. Лика откроет глаза, увидит телефон и поймет, что Греков скоро приедет, если не к ней, то за ним.