Флора и фауна - Витич Райдо. Страница 29
— Ну, где двое охотятся, там третьему самое место, — протянул задумчиво Бройслав. — Пока Нур-Хайли будет играть наперегонки с органами, мы успеем выдернуть эту Багиру, использовать и решить, кому отдать, а заодно и Витислав уйдет вместе с… как ее?
— Галина Аркадьевна Перетрухина. Но зачем она нам, убей, не понимаю.
— Если Витислав тянет ее, значит, она нужна.
— Ему. Мудрит он что-то.
— Пусть так. Лишний, высококвалифицированный специалист нам не помешает. А если действительно решил жениться — почему нет? Пора.
— Он тебе какой-то подарок готовит. Не люблю я сюрпризов от него. Сам со странностями и подарочки такие же.
— Мы все со странностями. Если найдешь хоть одного нормального, покажи мне.
— Я.
Бройслав рассмеялся и Гарик в ответ.
Глава 13
Ресторан средней руки был в принципе мил тем, что в помещении было почти безлюдно: я с Леонидом и еще одна пара в дальнем конце залы.
— Прекрасная кухня, — оценил Сергеев поданные блюда.
Я мысленно скривилась, но утвердительно кивнула: мол, да, превосходно.
— Извините за откровенные вопросы: Зоя, вы были замужем?
`Три раза. Так себе, развлечение'.
— Нет. Я вас ждала, Леонид, — изобразила печаль и устремила полный надежды взгляд на его физиономию.
Мужчина усмехнулся и поспешил отвернуться.
— Зоя, я не тот, кто вам нужен.
Ясно: сейчас начнется рекламная акция того, кто мне нужен.
— Как вы относитесь к деньгам?
— Положительно.
— Хотите заработать?
— Жажду.
Как я ни пыталась скрыть сарказм, он все равно прорывался во взгляде и интонации голоса, и Леонид его уловил:
— Я не шучу. И щедро оплачу ваши услуги.
`Половые? — скривилась на этот раз мысленно.
— Хорошо. Ваша сумма?
— За что?
— За необременительное для вас путешествие за границу и… знакомство с очень богатым и влиятельным человеком недурной наружности.
Угу. Наконец-то озвучил, что сразу было понятно.
— Какие же проблемы у этого недурного внешне человека? Внутренние?
— Почему? У него нет проблем.
— Тогда зачем ему я?
— Резонный вопрос. Хорошо, давайте говорить начистоту, — отодвинул тарелку и я следом. — У меня есть друг. Мы связаны с ним много лет самой крепкой дружбой…
— Когда у него день рождения?
— Не понял?
Ой, ну, Джеймс Бонд, излагающий мне теорию относительности!
— Вы хотите сделать подарок своему другу. Человек он, как вы его рекомендовали, избалованный и угодить подарком трудно, вы решили стать «оригиналом» — подарить меня. Вот я и спрашиваю — когда у него день рождения, и молчу об этической стороне дела. Это отдельная тема разговора. Долгая.
— Зоя, вы не совсем поняли меня…
`Милок, у меня со слухом и головой все в порядке'.
— Мой друг очень несчастный человек…
`Можно, ты его сам пожалеешь? А то у меня носового платочка с собой нет'.
— Видите ли, у него есть своеобразное пристрастие…
`Отклонение. Удивил! У кого их нет. Одни дам в торте любят, другие виски с соком алоэ. И ничего, живут, никому не мешая, психбригаду не вызывают'.
— Я хотел бы, чтоб вы избавили его от него.
— Отчего избавить?
— От пристрастия. Он буквально сохнет по одной, придуманной им женщине.
— Придуманной?
— Да. Я предлагаю вам занять ее место, излечить его, сыграв роль его мечты, и получить за это… Что вы хотите?
— Замуж. За вас.
— Это невозможно. Вы составите счастье любого мужчины, но я занят, и мое сердце уже отдано…
— Перетрухиной.
— Галине, — поправил сухо. — Я счастлив и хочу, чтобы мой друг тоже стал счастливым человеком.
`Это вряд ли', - предупредила честно, но не вслух.
— Тогда сделка не состоится, — хотя предложение заманчивое, а главное, своевременное. Но о моей выгоде ты не знаешь, а я о твоей уже догадалась. Значит, козырь у меня, значит, я и банкую.
— Давайте реально посмотрим на ситуацию. Я вам не нужен, Зоя…
`Мне никто не нужен, даже я сама себе'.
— … вы не испытываете ко мне никаких чувств. Все ваши слова пусты, соблазнение — игра. Вам хочется успешно устроиться, во мне вы увидели всего лишь удачную партию, но уверяю вас, та партия, что предлагаю вам я, еще более завидна. Решайтесь.
— Предлагаете выйти замуж за вашего друга?
— Нет, — он даже отпрянул. Показательно я выгляжу в глазах искушенного населения.
— Что так? — мои глаза превратились в узкие щелочки. Злость опять проникла сквозь завесу искусной игры в невинное создание. Но на этот раз можно, потому что она мотивирована и абсолютно заслужена Сергеевым. Привычка считать стервой и оторвой меня значительно бесила, потому что я и не скрывала, как другое зверье: животное не маскировалось под бабочку, будучи пантерой.
Да, я лгу и лицемерю, играю и хорошо. Лучше играть самой, чем будут играть тобой, но как же это раздражает битые карты! И понятно, я тут же стерва, потому что они вовремя не подсуетились, не стали такими же, не могут, как я, искусно укусить и вовремя увернуться. И, конечно, оторва, потому что мне ровно на все, на себя, на них, на весь человеческий зоопарк, в котором ценятся лишь шкурки убитых врагов. И жизнь в нем пошлая, грязная и жесткая, но разве это мои правила, моя в том вина? Или я виновна в том, что чуть ловчее, чуть быстрее, чуть гибче, в том, что воспринимаю мир, таким, как есть, и не верю в пошлые лозунги пустобрехов? В том, что реально смотрю на вещи и называю их своими именами?
Тогда я стерва. Но прежде чем называть меня так и шарахаться в сторону, как от чумной, оглянись и посмотри внимательно, найди хоть одного святого, хоть одну не стерву или не желающую ею стать, покажи хоть одного действительно человека.
Да, я не живу по правилам стаи, и, выбрав однажды пусть относительно честное одиночество, все же я более уважаю себя, чем стая шакалов, что живет по законам толпы и грызет своих же за то, что они чуть смелей, чуть светлее.
А злость вполне понятна и сопровождает меня, пожалуй, с детства, когда я поняла, насколько отвратны правила этого ареала, гордо называющего себя человечеством, которое и навязывает и вынуждает жить по ним, за это же потом осуждает.
И я существую, сатанея от грязи, с которой постоянно должна сталкиваться лишь потому, что явилась на свет. И живу во сне, где в истинном свете без примеси черноты могу быть сама собой. Там я, наверное, ангел, но чтоб спасти его здесь, должна быть стервой и буду, яростно защищая хоть грамм, клетку, каплю света, греющую больше и лучше, чем купюры. Тот мир бесценен для меня, там я не одинока, там есть он… И на него я тоже зла, потому что здесь он мираж, фантазия, а там реальней любой материи.
И в этом я тоже стерва, потому что предпочла оставить мечту чистой, а не отдать во мрак фальши реальности, и храню верность ей, никого не любя и ни кому не веря наяву. А лучше было бы совокупляться, как мартышки, путая инстинкт с истинной любовью, но жить, как все, честно страдать от маразма и инфантилизма кротов, баранов, пингвинов, быть разорванной стаей койотов или исклеванной стервятником? Только я не Прометей и мое сердце не вырастет вновь за ночь, как его печень, поэтому я лучше поберегу его, одев в бронь стервозности.
— Давай начистоту, ты этого хотел? Теперь по пунктам: ты хочешь, чтоб я очаровала дружеское тебе портмоне, сработав роль своеобразного клина. Какая в том выгода тебе?
Леонид с минуту смотрел на меня то ли с сочувствием, то ли с осуждением и кивнул:
— У меня есть выгода, но ты все равно не поверишь, если я ее озвучу. Кстати, мы перешли на «ты». Я могу расценивать это, как согласие?
— Для начала я хочу знать: данные друга, тип женщин, что ему нравится, его характер, место жительства, хоть примерно, финансовое положение и цену за свои услуги.
— Н-да, хватка у тебя, однако, на зависть…
О, зависть мой любимый порок в зверьках.
Кнуты для умелых дрессировщиков — зависть, ревность, алчность, гордыня и похоть — пять пальцев, которые сожми в кулак, и такие казачьи пляски устроить можно, что весь мир содрогнется.