Чудес не бывает - Витич Райдо. Страница 2

— Миледи? — мужчина явно удивился. Еще бы — глаза у Исвильды редкого цвета, да, пожалуй, еще и ее местоположение так же было необычно — не каждый день встречаешь девушку, возомнившую себя белкой. — Что вы делаете на дереве?

— Жду закат, — брякнула она первое попавшееся на ум.

Всадник моргнул, не понимая, что к чему и вдруг улыбнулся:

— Позволите присоединиться?

— Нет! — испугалась девушка и, дернувшись, покачнулась, ветка под ногой хрустнула.

— Все, все, беру свое предложение обратно, только не шевелитесь! — заверил ее мужчина, выставив ладонь. — Но если вы передумаете и найдете более крепкое дерево для встречи заката, оповестите, пожалуйста, меня, я с удовольствием примкну к вашему обществу, — улыбнулся он. И Исвильда поняла — он не способен на зло. — Меня зовут Орри Даган. А как зовут вас, милая властительница лесной чащи?

Милая. Так Исвильду называл лишь папа, мама же звала ее иволгой. "Моя любимая Иволга"…

— Иволга.

Зрачки мужчины расширились. С минуту он молча изучал ее и вновь улыбнулся:

— Я слышал, что в этих местах появилась волшебница, но не думал, что это правда.

Он назвал ее — волшебница, а никак обычно звали другие — ведьма, и при этом просили ее помочь то вылечить ребенка, то прибавить молока корове, то посмотреть будущее, словно она и правда волшебница.

Этот ничего не просил, но поклонился так, словно получил все что хотел, и направил коня в глубь леса, к тропинке ведущей к замку Даган…

Только на утро девушка поняла, что пришла к тому, кого искала — всю ночь ей снилось будущее, в котором Орри был рядом с ней, хотя себя она не видела.

— Итак, вы будите молчать? Мне все же пригласить пыточника?

— Лучше скажите, что вы хотите, милорд?

Боз задумался — действительно, что он пристал с бессмысленным вопросом — ведьма она или нет? Разве это важно?

А ведь важно — если она ведьма, то заставлять клясться на распятии о неразглашении доверенной ей тайны, глупо, и как тогда надеяться на содействие?

Если не ведьма, то разговор вовсе не имеет смысла, хоть клятва бы имела смысл и толк.

— Ты знаешь волшебные заклятья? — склонился над ней герцог, испытывающе заглядывая в глаза.

— Нет, милорд.

— Веришь в Христа?

— Я верую в Бога.

— Ты помогаешь людям? Я знаю, ты лечила барона Фригго от чахотки. Успешно. Как же ты его смогла поднять почти мертвого, если не знаешь заклятий? Молитвой Христу? На святую ты не похожа, иначе жила бы не в лесу, а в монастыре.

— В монастырь, милорд, меня бы не взяли — я бесприданница.

— Допустим, но ты могла бы жить при монастыре, помогать монашкам в их богоугодном деле.

— Простите, милорд, порой молитвы мало, нужны еще и травы, доброе слово, нужное.

— Ты знаешь такое слово?

— Да.

— Скажи! — потребовал, еще ниже наклоняясь к ней.

— Верую.

— Что? — герцог нахмурился — нищенка издевается над ним?

— Верую, милорд. Вера, только вера творит чудеса.

С этим нельзя было не согласиться и Боз, отпрянув от женщины, задумчиво потер подбородок: а она неглупа. Хорошо это или плохо?

— Ты утверждаешь, что веры достаточно, чтобы излечиться от чахотки?

— Вера укрепляет дух, а дух оздоравливает тело. Все у нас в голове, милорд. Если пациент верит мне, значит, поверит себе и выздоровеет, если нет, то не стоит и пытаться. Он обречен. Сэр Фригго сильный человек и очень желал выздороветь — на его попечении пятеро малолетних наследников, и он знает, что с ними станет, ежели он помрет. Поэтому он выздоровел. Если человеку есть за что цепляться в жизни и есть во что верить — он поднимется и со смертного одра.

Логики в рассуждении колдуньи Даган не видел, но перечить не стал. Ему было все равно, как она лечит, как творит чудеса — главное без дьявольских заклинаний обходится.

— Ты любого можешь вылечить?

— Зачем вам, милорд? Вы совершенно здоровы, а что поясница ноет, так вы у окна сидите, дует. Вы простываете — немолоды уже.

— Речь не обо мне, — скрыл удивление ее прозорливостью мужчина.

— Тогда о ком, позвольте узнать?

— Сначала ответь ты.

— Простите, милорд, но чтоб ответить на ваш вопрос, нужно видеть человека. Порой на вид кремень, а внутри сыро и слякотно — такой способен лишь носить маску мужества, но проявить его не может. Другой с виду хлипок, но силы в нем больше, чем в буйволе. Один вменяем, другой мнителен, третий глуп и глух к любым словам. Но от характера, а не от меня, зависит все.

— Если речь идет о физической болезни.

— Но мы говорим именно о недугах, или я что-то не поняла?

Герцог пытливо смотрел на нее и решился — взяв со стола распятие, протянул женщине:

— Поклянись, что никому не расскажешь о нашей беседе, о том, что узнаешь от меня.

— Клянусь милорд, — без раздумий возложила ладони на распятие Исвильда. — Но вам не обязательно приводить меня к присяге, милорд. У меня есть правило — никогда никому не говорить о пациентах и сути их проблем. Это тайна должна быть известна лишь двоим, третьему без надобности.

— Допустим, — с подозрением покосился на нее мужчина — гляди ты, у ведьмы есть правила! А он дурак поверит ей?

Исвильда поняла, что клялась зря и почувствовала, как над ее головой сгущаются тени.

Она все равно ничего никому не расскажет, — убеждал себя герцог, разглядывая колдунью: Клятвы мало — пусть сделает свое дело и пропадет в подвале. Отдать ее Анхельму — суток не пройдет, как ведьма умрет, а для округи можно пустить слух, что ее забрал дьявол. Проблем не будет.

— Ты знаешь, кто я?

— Да милорд — вы герцог Даган.

— Что еще знаешь?

— Ничего, милорд.

— Сколько у меня сыновей?

— Двое.

— Трое, — поправил, и Исвильда порадовалась — значит то, что Оррик бастард, для Боз значения не имеет. Возможно, она ошиблась в герцоге — не такой он сухой и суровый как кажется.

— Еще я знаю имена ваших сыновей, — осмелев, заявила колдунья.

— А что с ними, ты знаешь?

Исвильда замерла — неужели сыновья милорда занедужили и в этом винят ее? А она-то сглупила — сказала, что знает их имена. Теперь не отвертеться, не доказать, что ни причем и понятия не имеет что с их светлостями произошло.

— Не-е-ет, — протянула растерянно.

— Они не в себе.

Нечто подобное она и подозревала, слушая рассказ женщины из деревни о проказах братьев.

— Их мать была сумасшедшей, но очень знатной сукой. Я, как ты заметила, немолод, и мне нужны крепкие, здоровые наследники. Я надеялся, что Галиган не подчинится недугу. Он рос смышленым, хоть и нервным мальчиком. Фелигор же сразу обнаружил пагубное наследство безумия матери. Ты правильно определила — я здоров, но можно ли сказать, что завтра, послезавтра я не свалюсь с ног, не заболею и не умру?

— Все в руках Бога.

— Именно. Поэтому мне нужно, чтобы ты привела Галиган в чувство. Я знаю, его недуг — наследство герцогини, и не прошу от тебя многого. Он должен быть абсолютно вменяем хотя бы на пару месяцев, пока не женится на леди Даниэлле и не подарит ей ребенка. Если поможешь еще и с Фелигором — отблагодарю. Получишь огромный кошель золотых и то что попросишь. Исполню любое желание. Любое.

Его взгляд утверждал, но Исвильда не верила Боз — слишком он ласков, слишком ловко тянет ее в сети. А что если вместо кошеля выдаст ей веревку и вздернет, исполнив желание о последнем причастии? Исключать подобный вариант нельзя.

Исвильда решила, что ей стоит подумать о своей судьбе не завтра, когда она уже будет висеть на суку или попадет в руки палача, а сегодня, пока герцог нуждается в ней, пока способен мягко стелить, увещевать, выдавать призы.

— Возможно, я смогу помочь вам, а возможно, нет. Мне нужно посмотреть на ваших сыновей, поговорить с ними, а после я точно скажу вам — помогу или нет. Но прежде чем взяться за дело, вы должны будите исполнить мое желание, как и обещали, иначе я не стану лечить.

— Ты смеешь мне указывать? — настолько удивился Даган, что не успел разозлиться.