Чудес не бывает - Витич Райдо. Страница 40
— Ты испугалась? Я обидел тебя? Тебе плохо? Не молчи, поговори со мной. Скажи, что тебя тревожит? Чем я могу помочь тебе?
— Я… совсем не нужна тебе, да? — прошептала, с грустью глядя на него, и сморщилась, разрыдавшись, прикрыла лицо рукой, чтоб не видеть приговор в его глазах.
— Исвильда…
Он и думать не мог, что милая девочка, его мечта, его Мадонна нуждается в нем не только как в защитнике и опекуне. И кто бы удержался после этого от счастья прикоснуться к своей любимой — любящей.
— Ты нужна мне… — прошептал, отнимая ее руку от лица и, сказал, глядя в чудесные глаза, что были засланы слезами из-за него. — Я живу тобой. Я помню каждый миг того благословенного дня, когда судьба познакомила меня с тобой велением Лемзи. Помню платье что было на тебе, помню твой смех и улыбку. Помню, как солнце золотило твои волосы, как ветер играл локонами. Помню каждый жест, каждый поворот головы, каждое слово. Как ты рассердилась на Максимильяна, отобравшего у тебя какую-то безделушку и погналась за ним, как смотрела на Лемзи, рассказывающего о своем последнем походе, как обнимала отца, сидящего у камина. Как помогала накрывать на стол матери и подавала мне блюдо с пирогами.
Слезы Исвильды высохли сами собой, зрачки стали огромными от удивления:
— Ты помнишь ту капризную гордячку, что приняла тебя за угрюмого дурочка?
Орри улыбнулся:
— Именно таковым я и был. Мне не хватило смелости признаться ни Лезми, ни себе, что я сражен тобой.
— Но сейчас все изменилось? — в глазах девушки зажглась надежда и Орри помрачнел. Понимая, что должен убить мечту.
— Нет. Я по-прежнему ничего не могу тебе предложить.
— В этом суть? Но мне…
Оррик склонился над девушкой, прижав палец к ее губам, и с болью заметил:
— Ты дитя, тебе лететь за облака и жить в чудесном мире мечты, где нет боли и грязи. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива, но ничего кроме верности и собственной жизни дать тебе не могу.
— Как я.
— Нет, ты уже дала мне то, о чем я мечтать не смел.
Исвильда задумалась и сообщала, решив, что дело лишь в этом:
— У меня есть деньги. Вернее драгоценности, что можно продать. Нам хватит, чтоб безбедно прожить жизнь и вырастить детей.
Оррик зажмурился, сжав зубы: ему готовы отдать весь мир, а он болван не достоин и крупицы того счастья! И как легко сказать «да», ведь он мечтал о том, грезил как горячечный больной, и промолчать о позорной женитьбе, о своем бесчестии и падении, тихо, тайно провернуть дело с разводом… Но как подло! Лучше пусть будет больно ему, но он обязан сказать «нет», должен быть честен перед ней…
— Я… женат… — прошептал, давясь признанием, и приготовился увидеть упрек и разочарование в глазах Исвильды.
И безмерно удивился, увидев, как та повеселела, рассмеялась вскочив.
— Ну, вот что мессир, женатый мужчина… — `я ваша жена', - хотела признаться, но вдруг испугалась, что Орри не поймет ее ложь, рассердиться на обман и шантаж, что она устроила. Спадет очарование этих минут близости и тонкая ниточка надежды, что протянула мостик меж двух сердец, порвется. И тому виной будет ее позорное малодушие и ложь.
Девушка смолкла, но отступать не хотела. Приблизилась к Орри и, заглянув в глаза, попросила:
— Не оставляйте меня мессир, не уходите, прошу.
Лицо мужчины дрогнуло при виде желанной женщины, что щедро дарила ему себя, ничего не требуя в замен. Трогательное лицо, припухшие губы, изгиб шеи, обнаженные плечи и в смущении прижатая к груди простыня. Но не преграда.
Рука мужчины сама отодвинула ее, нежно, осторожно, обнажая грудь, живот девушки. В тишине единения сердце Орри билось как крылья птицы на ветру, стремясь к Исвильде и прочь сомнения, страхи. Все прочь. Нет сил лгать себе, уверять, что это невозможно. Нет проблем, которых он не решит ради нее, нет преград, которые не преодолеет. Он не вернется в замок, никогда не увидит той женщины, что стала его женой — Исвильда его жена, венчанная самой судьбой, самим провидением.
Орри склонился над зардевшейся девушкой, чтоб запечатлеть поцелуй на ее губах. Обнял, укладывая на спину. Освободился от брюк и залез под одеяло, прижал Исвильду к себе, не веря, что это происходит на яву и под руками ее кожа, ее тело, податливое, желанное. Он ласкал девушку без ума от блаженства, наслаждаясь каждой клеточкой ее тела, каждым мгновением близости.
Орри был сдержан насколько мог, чтоб не вспугнуть Исвильду и все же видно насторожил, потому что девушка вздрогнула, когда его ладонь опустилась на ее грудь. Отстранилась, глянув на него:
— У тебя было много женщин?
Странный вопрос. К чему она спрашивает?
— Я мужчина.
— А вы?… а правда? — принялась изучать его грудь, поглаживая ее пальцами.
— Что правда? — приподнял ее за подбородок, пытаясь в глазах прочесть то, что мучило ее и увидел лишь нерешительность и страх.
Исвильда раз подслушала разговор замужних женщин — подруг матери и уяснила из него, что первая ночь с мужчиной болезненна и неприятна, и сейчас пыталась понять — насколько, потому что ничего неприятного не чувствовала, наоборот — ей очень нравились властные и нежные руки мужчины, нравились ласки, как нравилось доверять ему, полагаясь на опыт и его желание, ласкать в ответ, изучая его тело, как он ее, вдыхать аромат его кожи, ощущать его язык сплетающийся с ее.
Наверное, я распутница, — загрустила.
— Что не так, малыш? Я слишком напорист?
Исвильда просто прижалась к нему, решив позже разобраться в себе. А сейчас пусть она будет распутницей и пусть будет больно, но зато она будет с ним.
Но Оррику было важно знать, что ее обеспокоило и он развернул ее к себе, навис над лицом:
— Что не так, милая?
С минуту Исвильда силилась озвучить свои страхи, открывала рот, закрывала и изучала шею Даган, робея посмотреть в глаза. А тот терпеливо ждал, надеясь не услышать: я передумала.
— Говорят, это больно, — наконец смогла произнести Исвильда.
Оррик дрогнул, зрачки стали большими от удивления и счастья, испуга и растерянности. Весь спектр чувств сплелись в одно и накрыли его. И если еще минуту назад он готов был сгореть от желания, но по требованию девушки уйти прочь, то теперь он бы не вылез из постели и за все королевство, не выпустил из рук Исвильду, не позволил забрать ее и небесному воинству. Он накрыл ее губы поцелуем и принялся нежно ласкать ее, с трудом сдерживаясь, чтобы не взять сразу. Он нежил ее и пытал себя. Но пытка стоило того — девушка расслабилась, забылась, забилась в его руках от страсти и желания и позволяла ему все больше и больше, пока, наконец, не вскрикнула от наиболее вольной ласки. В тот миг, когда он вошел в нее, Оррик понял, что никогда до этого на самом деле не обладал женщиной. Он брал лишь плоть плотью, оставляя свою душу за дверью спальни, как душа той которую он брал и на йоту не приближалась к нему, не стремилась на встречу, не принимала всего таким, каков он есть.
Исвильда была другой, и с ней все было по-другому — она отдалась без остатка, до крупицы подарив ему себя, и приняла его. Ее крик, что он заглушил поцелуем, стал венчальной песней и соединил два вдоха и два выдоха, два сердца и две души в одно.
Два радостных вскрика и два стона в унисон навеки обвенчали мятежные души и сама смерть была теперь бессильна перед этой любовью.
Глава 15
Эскорт герцога Даган окружили воины. Люди Боз успели вытащить мечи и приготовились защищать своего господина. А тот замер в предчувствии беды, глядя на всадника в богатых одеждах, что вышел вперед:
— Герцог Даган? Вы арестованы именем короля. Прошу сдать оружие и не делать глупостей.
— В чем меня обвиняют? — прохрипел Боз, чувствуя спазм в груди. Конец, это конец, — билось в висок. Куда он спешил? В западню? Ай, да Гай! А он болван!
— Не беспокойтесь, милорд, вам предъявят обвинение. Прошу следовать за мной.
Королевские стражники разоружили людей Боз и под конвоем отправили герцога в тюрьму Шантбури, недалеко от королевской резиденции.