История, рассказанная ночью, или добро с клыками - Милованова Марина. Страница 32

Я тоже шла молча, изредка улыбаясь детям, и думала, что довольно часто слышала о том, что в городе много беспризорных сирот, но ни разу не сталкивалась с ними лицом к лицу. Сейчас, держа в руке маленькую ладошку, понимала, что недостаточно просто накормить их хлебом. Помимо еды дети нуждаются, прежде всего, в домашнем тепле и ласке. Как подарить им все это, я пока не знала, но перебирала в уме различные варианты. За размышлениями не заметила, как подошли к магазину.

Внутри было светло и тепло и заманчиво пахло свежей сдобой. Дети застыли на пороге, озираясь и принюхиваясь к аромату. Улыбнувшись, я подтолкнула их к витрине, на которой оставалась дневная выпечка:

— Берите все, что нравится. Ну же, смелей!

Первые смельчаки робко сняли по булочке и принялись жевать, не сходя с места, за ними подошли остальные. Постепенно ребята осмелели, и зазвенели довольные детские голоса. Надевая фартук, я с интересом рассматривала ночных гостей. На вид самому старшему едва исполнилось десять. В компании находились две девочки, и я видела, как мальчики старательно выбирали им булочки побольше. Внешне дети напоминали стайку взъерошенных галчат: маленькие, чумазенькие, они украдкой оглядывались по сторонам. Решив не смущать ребят, я ушла в отдельное помещение и занялась приготовлением выпечки.

Закончив работу, я сняла фартук и потянулась, разминая спину. В этот момент дверь тихонько приоткрылась и в образовавшуюся щель заглянул мой знакомый малыш.

— Как дела? — улыбнулась я ему.

— Все спят, — шепотом сообщил он. — Но если вы уже уходите, то я их сейчас разбужу.

Я вышла к прилавку. Действительно, насытившись и разомлев в тепле, дети уснули, причем каждый расположился там, где стоял: те, кто посмелей, забрались на прилавок, сжимая в ладошках пирожки и булочки, некоторые заснули в витрине, обняв большие батоны хлеба, а те, кому не хватило места, спали прямо на полу, подложив под голову ароматные бублики. В сторонке от всех, нахохлившись, словно маленький воробей, стоял мальчонка и настороженно следил за мной.

— Мне сейчас всех будить?

Я подошла к нему, обняла и, прижимая к себе, прошептала:

— Не нужно будить, пусть спят. И тебе тоже нужен отдых.

Позже, качая маленькою друга, который доверчиво спал на моих руках и видел цветные детские сны, я смотрела на сереющее утреннее небо за стеклом магазина и думала о том, что эта ночная встреча помогла мне многое понять и переосмыслить. Не попадись мне сегодня эта стайка ребятишек, завтра я могла бы совершить непоправимую и страшную ошибку. Но теперь я отчетливо поняла и прочувствовала, что любой ребенок имеет право на жизнь, просто потому, что он ребенок. И совсем не важно, кто его мать или отец. То зло, которое причинил мне Мартен, не должно отразиться на моем ребенке, потому что я люблю его за то, что он прежде всего мой. Остальное не имеет абсолютно никакого значения.

Глава 22

После обретения мной столь необходимого душевного равновесия я резко изменилась. Несмотря на ворчание Рины на тему «еще слишком рано», сделала вторую детскую комнату (первую по праву занимал Марти), завалила ее игрушками и погремушками и пребывала в состоянии легкой эйфории, отсчитывая дни до появления малыша. Также не забыла и о своих маленьких ночных гостях. Их с радостью принял в своем доме священник. Он же предложил после окончания строительства церкви передать дом под детский приют для сирот. Жизнь наладилась и потекла спокойной широкой рекой.

И все было хорошо, кроме одного. Я скучала. Отчаянно и безнадежно скучала по одному человеку. Мне не хватало его голоса, его взгляда, его присутствия и… звуков его гитары. Временами, ворочаясь в кровати бессонными ночами, я упрекала себя в малодушии и трусости, которые взяли верх надо мной в момент его признаний в любви. Но днем, глядя в зеркало на свою пока еще слегка изменившуюся фигуру, понимала, что в подобном положении тем более ему не нужна, и убеждала себя в том, что поступила правильно. К тому же, несмотря на давно забытый опыт неудачной любви, я по-прежнему боялась близких отношений и искренне радовалась тому, что наши дороги с Данти разошлись. Но даже не подозревала о том, что судьба все давно уже решила за меня.

Стояла жаркая и душная ночь. Спать совсем не хотелось, и я сидела на балконе со стаканом любимого сока в руках. Во время беременности моя страсть к томатам усилилась и я поглощала их в непомерных количествах. Затерявшись в зелени деревьев, звонко пел соловей, услаждая мой слух дивным чистым пением. Заслушавшись маленького ночного певца, я не сразу различила не менее красивую, но постороннюю мелодию. Причем звучание струн было подозрительно знакомым. Уронив стакан, который, к счастью, был уже пустым, я вцепилась в перила дрожащими руками и принялась внимательно всматриваться в ту сторону, откуда доносились звуки. Ночное зрение не подвело и выхватило из темноты одинокую фигуру, стоявшую под деревом. Данти улыбнулся и помахал рукой, различив мое белое платье. Чувствуя, как сердце бешено колотится в груди, я выскочила из комнаты и побежала вниз по лестнице, желая как можно скорее убедиться в том, что человек на улице это не сон. Но стоило только представить его реакцию на мое положение, как я замерла, а затем села на последнюю ступеньку, бессильно опустив руки.

— Люта, что случилось? Почему ты сидишь тут в темноте?

Я обернулась. Тихо шурша крыльями, на перила приземлилась Клякса.

— Там Данти! Под деревом.

— Надо же, он оказался настолько умен и настойчив, что сумел разыскать тебя! — восхитилась мышь. — Так чего ты тут сидишь? Открывай дверь! Или думаешь, я не видела твоих мечтательных взглядов?

— Взгляды были, не спорю. Но мечтательности не было.

— Ну-ну, рассказывай! Иди уже!

— Не могу.

— Это еще почему? От счастья паралич разбил?

— Я беременна.

— И что? Дверь легко открывается, не надорвешься!

— Как ты не понимаешь! — яростно зашептала я, впрочем, больше убеждая себя, чем мышь. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь, а тем более он, знал о том, что план Мартена принес свои плоды! Точнее, плод. Не думаю, что Данти обрадуется подобному обстоятельству. Во время нашего путешествия он почти влюбился в меня, и я уверена, что это разобьет ему сердце.

— Чтобы быть в чем-то уверенной, сначала нужно это что-то сделать! — Кляксу нисколько не впечатлили мои доводы, она даже не шелохнулась. — Поэтому не сиди тут и не гадай, а спокойно открывай дверь. Сама подумай, раз Данти потратил на твои поиски кучу времени, сомневаюсь, что его остановит столь незначительная деталь, как беременность.

— Не могу! — упрямо повторила я.

— Ну и дура! — выругалась мышь и, снявшись с перил, полетела в темноту. Через мгновение гостиная ярко осветилась и звякнули дверные замки. На пороге показался знакомый силуэт. Клякса приземлилась ему на плечо. — Проходи, дорогой, вон она, на лестнице сидит!

— Здравствуй! — Данти приблизился и остановился напротив меня. В его голубых глазах плескалось бескрайнее счастье, в котором мне искренне захотелось раствориться и забыть обо всем, что угнетало, но я лишь тепло улыбнулась в ответ и выпрямилась во весь рост:

— Здравствуй!

Его взгляд бегло пробежался по моей фигуре, после чего Данти засиял еще больше, чем прежде:

— Кажется, я успел вовремя! Если ты, конечно, и в этот раз не сбежишь от меня.

Я качнула головой.

— Как видишь, кое-что изменилось… — смутившись, умолкла, не зная, что еще добавить к очевидному.

— Замечательно! — Данти тряхнул кудрями. — Я с удовольствием помогу тебе со всем и во всем. Если не прогонишь.

— Не прогонит! — вмешалась Клякса. — Она все время только о тебе и думала.

— Неправда! — Сдернув мышь с плеча менестреля, я попыталась зажать ей рот, чтобы та не наговорила еще чего-нибудь лишнего. В итоге была укушена за палец. Пока трясла в воздухе пострадавшей конечностью, мышь вырвалась на свободу и, подлетев к Данти, сообщила: