Возьми мое сердце - Кларк Мэри Хиггинс. Страница 4

Ричард Мур воздержался от утешений, которые имелись у него в запасе: такой клиент, как Грег Олдрич, реалист-интеллектуал, в утешениях не нуждался. С одной стороны, Муру было ясно, что версия государственного обвинения содержит серьезные изъяны и опирается на показания свидетеля, которого ничего не стоит взять за жабры на перекрестном допросе. С другой стороны, в словах Олдрича была своя правда: из-за формального обвинения в убийстве пусть и покинувшей его, но все же супруги многие и дальше будут ассоциировать Олдрича с преступником, каким бы ни оказался вердикт суда. «Но все же лучше рисовать перед ним радужную перспективу, — размышлял Мур, — а не приговор и пожизненное заключение».

В самом ли деле Грег убийца? Сам Олдрич на этот счет отмалчивался, и Мур был уверен, что ответ на этот вопрос положительный. Он не ожидал от своего подзащитного даже намека на исповедь, но обвинительный акт суточной давности уже всколыхнул в нем беспокойство: не всплывут ли невзначай на процессе нежелательные сведения, которые Олдрич по тем или иным причинам от него утаил?

Мур посмотрел в окошко на унылую мартовскую погоду, странно гармонирующую с настроением в салоне их машины. За рулем сидел Бен Смит, частный детектив и шофер по совместительству, уже четверть века работавший вместе с Муром. Легкий наклон головы напарника говорил адвокату, что Смит ловит каждое слово его беседы с клиентом. Острый слух детектива был большим подспорьем в их деле, и Мур после таких автомобильных обсуждений часто интересовался его сторонним мнением.

Затем на целых сорок минут повисло молчание, пока Бен не остановился перед домом на Парк-авеню — улицы, расположенной на Манхэттене, где и жил Олдрич.

— На этом пока все, по крайней мере, на ближайшие дни, — сказал Грег, открывая дверцу. — Ричард, как любезно, что ты подвез меня туда и обратно. Хотя я ведь предлагал пересечься где-нибудь по дороге — тогда тебе не пришлось бы зря мотаться сюда через мост.

— Вовсе не зря, до вечера я планирую заниматься делами у себя в нью-йоркском офисе, — сухо ответил Мур, подавая своему клиенту руку. — И помни, Грег, о моих словах.

— Зарублю себе на носу, — отозвался Олдрич, по-прежнему безучастный.

Швейцар уже бежал по тротуару к машине, чтобы придержать дверцу. Грег невнятно поблагодарил его, вскользь посмотрел ему в глаза и уловил в них плохо скрываемое любопытство. Не секрет, что всегда найдутся люди, охочие до сенсационных разоблачений с криминальным душком... «Надеюсь, приятель, ты удовлетворен», — с горечью подумал Олдрич.

В лифте, ехавшем на шестнадцатый этаж, Грег спрашивал себя: почему это вдруг случилось? И зачем он тогда помчался вслед за Натали на Кейп-Код? Неужели он и вправду ездил в Нью-Джерси в тот понедельник? Грег помнил, что в то утро его обуревали страшное смятение, усталость и злость, поэтому по возвращении домой он сразу же отправился в Центральный парк на привычную пробежку и позже испытал шок, узнав, что бегал целых два с половиной часа. Или все же не бегал? Не меньший шок испытал Олдрич и теперь — при мысли, что и сам ни в чем не уверен...

6

Эмили с грустью сознавала, что гибель Марка, совпавшая по времени с ее внезапной болезнью, полностью опустошила ее. На эти несчастья наложились женитьба отца, его решение обосноваться под старость во Флориде и согласие Джека принять предложенное ему место в Калифорнии. Все эти эмоциональные удары окончательно выбили почву у Эмили из-под ног.

Ей пришлось приложить немало усилий, демонстрируя бодрость в ответ на обеспокоенность отца и брата из-за того, что они покидают ее в столь непростой жизненный период. Эмили понимала: отец передал ей во владение дом при искреннем одобрении Джека, поскольку этот шаг являлся для них своего рода отступным.

«В общем-то, им не в чем себя упрекать, — размышляла Эмили. — Мамы уже двенадцать лет как нет. Папа с Джоан встречаются уже пять лет, и им обоим под семьдесят. Они оба обожают ходить под парусом и вполне заслужили право предаваться любимому увлечению хоть круглый год. Да и Джеку нельзя было упускать такую работу, ведь ему надо заботиться о Хелен и о двух малышах».

Убеждая себя таким образом, Эмили, однако, признавала, что разрыв регулярных отношений с отцом, братом и его семьей значительно осложнил ее привыкание к новой жизни после смерти Марка. Разумеется, обретение дома пошло ей на пользу: это «возвращение в родные пенаты» немало способствовало душевному исцелению. Соседи, оставшиеся здесь со времен детства Эмили, были ровесниками не ей, а ее отцу. Но многие дома перепродали молодым семьям с маленькими детьми. Единственное исключение среди новоселов составлял тихий человечек, снимавший жилье в непосредственной близости от Эмили. Однажды он застенчиво признался, что может починить абсолютно все и если вдруг возникнет такая необходимость — он к ее услугам.

Эмили хотела без обиняков ему отказать: ей не нужны были эти недвусмысленные навязывания под предлогом помощи, в которой она совершенно не нуждалась. Однако месяц за месяцем если она и встречала Зака Лэннинга, то лишь изредка, когда они утром выходили в одно и то же время на работу или вечером приезжали домой. И Эмили, успокоившись, ослабила бдительность.

Итак, ей поручили процесс над Олдричем, и несколько недель она долгие часы вдумчиво изучала материалы дела. Вскоре ей поневоле пришлось установить такой порядок: в пять часов стремглав нестись домой, быстренько выгуливать и кормить Бесс, затем мчаться в кабинет и сидеть там до девяти или десяти вечера.

Эмили была даже рада тем высоким требованиям, которые предъявляла к ней работа: так у нее оставалось меньше времени на горестные воспоминания. Чем больше Эмили узнавала о Натали, тем больше видела между ними общего. Они обе вернулись в дом своего детства, только Натали привел туда разбитый брак, а Эмили — разбитое сердце. Эмили скачала себе на компьютер массу разнообразных сведений, касавшихся жизни и карьеры известной актрисы. Она думала, что Натали — натуральная блондинка, но из первоисточников выяснилось, что Райнс, когда ей было едва за двадцать, изменила цвет волос с темного на белокурый. Рассматривая ее снимки, сделанные в юности, Эмили поразилась той неожиданной схожести, которая обнаружилась в их чертах. Оказалось, предки Натали вышли из того же ирландского графства, что и дед и бабка Эмили; этот факт натолкнул ее на забавную мысль: если перенести их на четыре-пять поколений в прошлое, возможно, они бы считались там «целовальными кузинами» — ирландское выражение для родни, которую принято целовать при встрече.

Эмили всегда нравился процесс подготовки дела к суду, и она ничего не имела против долгих бдений в своем рабочем кабинете, но почти сразу сделала вывод, что гонки с работы домой и обратно ради Бесс отнимают непозволительно много времени. К тому же ей было совестно, что ее любимица не только сидит одна целый день, но еще и вечером лишена компании.

Заботы Эмили не укрылись от глаз еще одного человека. В те дни Зак Лэннинг как раз приводил свой садик в порядок перед весенними посадками. Как-то ближе к вечеру он дождался, пока Эмили запрет Бесс в доме после прогулки, и обратился к ней.

— Мисс Уоллес, — начал он, пряча глаза, — я невольно замечаю, что вы, кажется, заглядываете домой только из-за собаки, а потом снова торопитесь обратно. Я читал о том большом процессе, которым вы сейчас занимаетесь. Представляю, как вы заняты... Собственно, я только хотел сказать, что обожаю собак, но у владельца дома на них аллергия, и мне нельзя здесь никого заводить. Мне было бы очень приятно, если бы после работы я мог бы присматривать за вашей собачкой; слышал, что вы зовете ее Бесс. Наши дома, очевидно, одинаковой планировки, значит, и у вас задняя веранда жилая и отапливается. Если вы согласитесь поставить туда конурку и дадите мне ключи только от этой веранды, я буду выпускать Бесс на прогулку, кормить ее, а потом еще и долго выгуливать. Мой задний дворик соседствует с вашим, и она сможет немного порезвиться там, пока я вожусь у себя в саду. К вечеру я приводил бы ее обратно и запирал бы за собой дверь — тогда вам не пришлось бы беспокоиться за нее. Мне кажется, мы бы с ней замечательно поладили.