Лунный свет тебе к лицу (Ты обратилась в лунный свет) - Кларк Мэри Хиггинс. Страница 6

Запись оборвалась. Возможно, Мэги не любила оставлять послания.

«Прекрасно», — подумал он мрачно, положил трубку и подошел к окну. Перед ним простирался залитый огнями Манхэттен. Он смотрел на мосты Ист-Ривер и вспоминал, как сказал Мэги о том, что его контора была на сорок втором этаже Международного торгового центра, а она рассказала ему про свое первое посещение коктейльного приема Виндоус этажом выше.

Уже смеркалось, огни мостов зажглись, потом засверкали дома, дороги, и город стал похож на аристократку Викторианской эпохи, увешанную бриллиантами, тут было все сразу — ожерелье, браслеты, кольца, серьги и даже диадема.

Ее ощущение передалось Нейлу.

Но у него было и другое впечатление о Мэги, которое его беспокоило. Три недели тому назад, в субботу, он зашел в кино посмотреть старый французский фильм «Мужчина и женщина». В зале было немноголюдно, и посреди фильма он заметил Мэги, сидящую одиноко неподалеку от него. Он хотел уже подойти к ней, но увидел, что она плачет. По лицу ее текли слезы, и она зажимала рот рукой, чтобы подавить рыдания. История была про молодую вдову, которая не могла смириться с потерей мужа.

Во время титров он поспешил уйти, не желая, чтобы она его заметила, и думая, что ей не понравится, если ее застанут в минуту слабости.

Поздно вечером он обедал с друзьями в «Нерп», когда она вошла. Она остановилась возле их столика, поздоровалась, а потом присоединилась к группе за большим столом в углу зала, ничем не напоминая расстроенную женщину, рыдающую над судьбой несчастной вдовы.

«Проклятье! — подумал Нейл. — Она уехала почти на две недели, а я не могу с ней связаться. Не знаю даже имени ее мачехи».

9

«Если бы не этот чопорный искусствовед, неделю можно было бы считать удачной», — размышляла Мэги, съезжая с маршрута 138 в Ньюпорте. Оба фотосеанса прошли исключительно хорошо, особенно съемки для журнала «Вог».

Но после дотошной работы над съемками каждой складки астрономически дорогих нарядов было особенно приятно надеть джинсы и клетчатую рубашку. Вообще, кроме голубой набивной блузки и длинной юбки, которые она собиралась надеть сегодня к обеду у Нуалы, Мэги взяла с собой очень немного.

«Нам будет так хорошо вдвоем, — думала она. — Две спокойные недели в Ньюпорте. У нас с Нуалой будет время повспоминать!» Она улыбнулась сама себе.

Звонок Лайама и его сообщение, что он тоже будет на обеде у Нуалы были неожиданными, оказывается, он проводил в Ньюпорте немало времени.

— Дорога из Бостона очень удобная, — отметил он. — Я приезжаю довольно часто, особенно в несезон.

— Не знала об этом, — удивилась она.

— Ты многого обо мне не знаешь, Мэги. Может, если бы ты уезжала не так часто…

— И может, если бы ты не жил в Бостоне, а почаще бывал в Нью-Йорке…

Мэги снова улыбнулась. «Лайам славный, — подумала она, — даже несмотря на то что порой слишком большого о себе мнения». Остановившись на светофоре, она еще раз проверила маршрут. Нуала жила рядом с легендарным Оушн-драйв, на Гаррисон-авеню. «С третьего этажа даже видно океан! — восклицала она. — Сама увидишь, когда будешь у меня в студии».

За неделю Нуала звонила трижды, чтобы убедиться, что никаких изменений не будет.

— Мэги, ты приедешь? Ты меня не разочаруешь?

— Конечно, нет, — заверяла она и думала: показалось ей или действительно в голосе Нуалы прозвучало какое-то беспокойство, которое она заметила, еще когда они обедали на Манхэттене. У Нуалы год назад умер муж, и она начала терять друзей — одна из неприятностей старости. «Естественно, у нее появляется ощущение бренности жизни», — подумала Мэги.

Такое же выражение она видела на лицах обитателей приютов, когда снимала для журнала «Лайф» в прошлом году. Одна женщина мудро сказала: «Иногда мне страшно, что на земле не осталось никого, кто бы помнил, что я когда-то была молодой».

Мэги поежилась и поняла, что в машине становится холодно. Отключив кондиционер, она немного приоткрыла окно и вдохнула густой морской запах, наполнявший воздух. Если ты вырос в Мидвесте, то никогда не сможешь вдоволь надышаться океаном.

Посмотрев на часы, она увидела, что уже без десяти восемь. У нее не будет времени освежиться и переодеться до начала. Хорошо, что она позвонила Нуале и предупредила, что может задержаться.

Мэги свернула на Гаррисон-авеню, и перед ней открылся океан. Притормозив, она остановилась возле очаровательного, обшитого досками домика со ставнями и круглым крыльцом. «Это должен быть дом Нуалы», — подумала она, но дом выглядел очень темным. Снаружи никаких огней, а внутри едва виднелся слабый свет.

Она припарковалась, вышла из машины и, не доставая чемодана из багажника, взбежала по ступенькам и позвонила в дверь.

Ничего.

Мэги стала заглядывать в окна, форточки на них были открыты, и почувствовала резкий запах горелого. Она снова и снова звонила в дверь.

Изнутри не доносилось ни звука, шагов тоже не было слышно, «Что-то не так, — подумала она с беспокойством. — Где Нуала?» Мэги припала к ближашпему окну, старательно вглядываясь сквозь занавески.

Вдруг у нее пересохло во рту. Из того немногого, что она увидела, можно было понять, что в комнате царит ужасный беспорядок. Содержимое шкафа было разбросано по смятому ковру, а сам шкаф неуклюже завален на кушетку. Камин находился напротив окна, шкафчики по бокам его были открыты. Слабый свет исходил от пары канделябров на каминной полке. Koгда ее глаза привыкли к темноте, Мэги смогла разглядеть одну туфлю на высоком каблуке, валявшуюся возле камина.

Что это? Она наклонилась поближе и увидела маленькую ногу в чулке, торчавшую из-за двойного кресла напротив камина. Она кинулась к двери, дернула ручку, но дверь была заперта.

В панике она помчалась к машине, схватила телефон и набрала 911. Потом остановилась, вспомнив, что у ее телефона код Нью-Йорка, а это Род-Айленд. Номер Нуалы начинался на 401. Трясущимися пальцами она набрала 401-911.

Когда на звонок очветили, она смогла произнести:

— Я на Гаррисон-авеню, 1, в Ньюпорте. Не могу попасть в дом. Через окно видно, что на полу кто-то лежит, думаю, это Нуала.

«Не надо заговариваться. — сказала она себе. — Перестань». Но когда послышался спокойный, неторопливый голос диспетчера, в ее голове пульсом застучали два слова: Нуала умерла.

10

Чет Брауэр, начальник ньюпортской полиции, отступил в сторону, давая возможность криминальному фотографу снять место преступления. Помимо неприятного факта, что в его районе кого-то зверски убили — Нуале были нанесены множественные удары по голове, — во всей этой картине было нечто непонятное.

Несколько месяцев в округе не было ни одного взлома. Кражи случались, когда большинство домов закрывалось на зиму и становилось объектом налетчиков, охотившихся за телевизорами и другими подобными вещами. «Удивительно, как много людей до сих пор не установило охранную сигнализацию, — подумал Брауэр, — как много людей вообще не запирало дома».

Он был в первой патрульной машине, когда получил звонок из Службы спасения. Приехав на место, где молодая женщина, назвавшаяся падчерицей миссис Моор, показала ему на окно, он разглядел лишь то, о чем она уже рассказала. Они с сыщиком Джимом Хаггерти обошли дом и, почти не касаясь ручки, обнаружили, что дверь с черного хода не заперта. Они вошли в кухню.

Чайник на плите выгорел до черноты. Запах горелой картошки перебивал другой, более приятный. «Жареная баранья ножка», — отметил он про себя. Перед тем как войти в гостиную и столовую, он автоматически выключил на плите все горелки.

Он не заметил, что падчерица шла за ними, и услышал стон.

— О, Нуала, Фнн-ну-ала, — произнесла она и опустилась на колени, потянувшись к руке убитой, но он ее остановил.

— Не прикасайтесь к ней!

В этот момент раздался звонок, и он вспомнил, что стол в столовой накрыт. Шум за окном говорил о прибытии новых машин. Через несколько минут офицеры сумели увести падчерицу и других гостей в соседний дом. Их попросили не уходить, пока всех не опросят.