Синдром Анастасии - Кларк Мэри Хиггинс. Страница 9
Слушая рассказ Стивена о скандале, о его страхе лишиться поддержки премьер-министра, она поняла, что не сможет рассказать о своем визите к доктору Пателю, не сможет попросить о помощи в своих поисках. Не удивительно, что он так противился ее желанию найти родных. Не хватало еще только разнюхать газетчикам, что она консультируется у такой одиозной фигуры, как Патель.
— Теперь твоя очередь, — произнес Стивен. — Ты говорила, что у тебя есть для меня кое-что интересное.
Джудит улыбнулась и прижала его ладонь к своей щеке:
— Я вдруг вспомнила слова Фионы на том ужине, когда она решила усадить меня рядом с тобой. Она сказала, что ты просто поразителен. И она была права. Моя история бледнеет рядом с твоей. Я собиралась рассказать о своей чрезвычайно интересной беседе с помощником главного хранителя в Государственном архиве. Он, похоже, просто очарован тем фактом, что Карл II был весьма неравнодушен к прекрасному полу.
Она обвила руками его шею и протянула ему свои губы, моментально оказавшись стиснутой в железных объятиях. «О Господи, — подумала она, — я так его люблю. И сказала ему об этом».
В пятницу вечером они отправились в загородный дом Стивена в Девоншире. Путь туда занимал почти три часа, так что у Стивена было достаточно времени, чтобы поведать ей во всех подробностях историю замка Эдж Бартон.
— Он расположен в Бранскомбе, красивой старинной деревушке. Построен еще во времена норманнских завоевателей…
— Около девятисот лет назад, — заметила, прервав его, Джудит.
— Мне надо все время помнить, что я имею дело с историком. Семья Хэллетов получила это поместье из рук Карла II, когда он взошел на трон. Думаю, работая над книгой, ты еще встретишь упоминание об этом в каких-нибудь хрониках. Совершенно очаровательное место. Я не слишком-то горжусь своим предком, Симоном Хэллетом, который, судя по всему, был весьма скользкой личностью. Но тем не менее, думаю и надеюсь, что ты полюбишь Эдж Бартон так же сильно, как и я.
Замок стоял на скалистом уступе, возвышаясь над лесистой лощиной. За ромбовидными стеклами окон сияли лампы, бросая снопы света на камень снаружи. В лунном свете тускло поблескивала крытая шифером крыша. Слева, над верхушками деревьев, темнела остроконечная башня. По словам Стивена, это левое трехэтажное крыло было старейшей частью замка. Он обратил ее внимание на сводчатую дверь с веерообразным окном над нею и потускневшими от времени железными засовами.
— Антиквары постоянно просят меня продать ее им. Утром ты сможешь увидеть также остатки крепостного рва. В нем сейчас нет воды, но, вероятно, тысячу лет назад он был надежной преградой.
Благодаря своим исследованиям Джудит была хорошо знакома со старинной архитектурой, но в тот момент, когда автомобиль остановился у главного входа Эдж Бартона, она поняла, что ею овладевает чувство, весьма отличное от того, какое она испытывала при виде других древних и прекрасных сооружений.
Стивен устремил на нее внимательный взгляд:
— Что скажешь, дорогая? По твоему лицу я вижу, ты одобряешь?
— У меня такое ощущение, будто я вернулась домой.
Рука об руку они обошли весь замок.
— Последние годы я редко бывал здесь, — произнес Стивен. — Джейн была очень больна. Она предпочитала Лондон, где друзьям не трудно было ее навещать. Я приезжал сюда один, только когда мне надо было встретиться с моими избирателями.
Гостиная, столовая, громадный нижний холл, камин в стиле Тюдор в спальне над гостиной, норманнская лестница в старом крыле, великолепные окна с лепными карнизами, гладкая черная стена в верхнем холле, которую многочисленные поколения детей покрыли изображениями корабликов и людей, лошадей и собак, инициалами, именами и датами. Джудит остановилась, чтобы их рассмотреть, и в этот момент к ним поднялся слуга.
Сэру Стивену звонили.
— Я вернусь через минуту, дорогая, — шепнул он.
Одна пара инициалов, казалось, просто сверкала на стене. «В. К., 1635». Джудит медленно провела по ним пальцем.
— Винсент, — прошептала она, — Винсент…
Словно в тумане, она пересекла холл и поднялась по лестнице на четвертый этаж, где находился бальный зал. За окном стояла ночь. Ощупав стену, она нашла выключатель и в следующее мгновение увидела, как зал заполняется людьми в одеждах семнадцатого века. Шрам у основания ее большого пальца стал ярко-красным. Было восемнадцатое декабря 1641 года…
— Эдж Барторн просто великолепен, леди Маргарет.
— Не могу не согласиться в этом с вами, — холодно ответила Маргарет Кэрью франтоватому молодому человеку с тщательно завитыми волосами и правильными чертами лица. Это был Симон Хэллет, незаконнорожденный сын герцога Рокингэмского.
Несмотря на лоск и светские манеры, в нем чувствовались хитрость и коварство.
— Ваш сын Винсент бросает на меня злые взгляды. Мне кажется, он меня недолюбливает.
— А у него есть для этого причина?
— Возможно, он чувствует, что я влюблен в его мать. Право же, Маргарет, Джон Кэрью не тот человек, который вам нужен. Вам было всего пятнадцать, когда вы вышли за него замуж. Сейчас, в свои тридцать два, вы самая красивая женщина в этом зале. Сколько Джону? Пятьдесят? К тому же теперь, после этого несчастного случая на охоте, он, по существу, калека.
— И муж, которого я очень люблю, — Маргарет поймала взгляд сына и кивком головы подозвала его к себе.
Быстрым шагом он пересек зал и подошел к ней:
— Матушка?
Это был красивый мальчик, высокий и мускулистый для своих шестнадцати лет. Черты его лица сразу же выдавали в нем Кэрью, но, как Маргарет часто смеясь говорила ему, он должен был благодарить ее за свою пышную темно-каштановую шевелюру и сине-зеленые глаза. Они были фамильной чертой Расселов.
— Симон, вы знакомы с моим сыном Винсентом? Винсент, ты помнишь Симона Хэллета?
— Да.
— И что же вы конкретно помните, Винсент? — спросил Хэллет, снисходительно улыбаясь.
— Я помню, сэр, что вас совершенно не интересовали налоги, грозящие каждому в этой комнате. Но, как верно заметил мой отец, человеку, у которого нет ничего, подлежащего обложению налогом, весьма легко клясться в преданности монарху, уверенному в своем абсолютном праве Божьего помазанника. Не правда ли, господин Хэллет, вы и вам подобные надеетесь, что когда-нибудь поместья, конфискованные сейчас короной за неуплату налогов, будут переданы верным приверженцам короля? Нам, например? Мой отец видел, что в ваших глазах появляется алчный блеск, когда вы приходите в Эдж Бартон в сопровождении друзей. Вы не можете отрицать своего восхищения этим замком, как и явного интереса к моей матери.
Лицо Хэллета побагровело от ярости:
— Ты дерзок.
— Нет, что вы, он очень умный молодой человек. Он сказал только то, что я просила его вам передать. Вы совершенно правы, господин Хэллет. Мой муж, сэр Джон, не совсем здоров, так что не стоит беспокоить его разговорами. Не приходите больше в этот дом под тем предлогом, что вы сопровождаете друзей. Ваше присутствие здесь нежелательно. И если вы действительно так близки к королю, как вы дали нам понять, передайте его величеству, что многие из нас оставили двор единственно из-за нежелания мириться с его презрением к парламенту, его претензиями на абсолютную власть, его равнодушием к нуждам и правам народа. Члены моей семьи заседали и в Палате лордов и в Палате общин с того самого дня, как был создан парламент. В наших жилах течет кровь Тюдоров, но это не означает, что мы согласны вернуться к тем дням, когда единственным правом, которое признавал монарх, было его собственное желание и прихоти…
В комнате гремела музыка. Маргарет повернулась к Хэллету спиной, улыбнулась мужу, который, прислонив к креслу свою трость, сидел в кругу друзей, и вместе с сыном присоединилась к танцующим в центре зала парам.