Тень твоей улыбки - Кларк Мэри Хиггинс. Страница 8

Она села на заднее сиденье, обрадовавшись, что в машине тепло, но так ничего и не придумав. На обратном пути движение было еще более плотным, и она восхитилась тем, как умело Гарсия ведет машину. Когда они приблизились к съезду с автострады, она похвалила его и спросила:

– Тони, вы работаете в транспортном агентстве полный день? Если да, мне хотелось бы договориться с вами о других поездках.

«Я бы сказала, о любых поездках на несколько недель вперед», – с грустью подумала она, осознав, что на миг забыла, как мало времени у нее остается.

– Нет, мэм. Я служу официантом в ресторане «Уолдорф». В зависимости от моей занятости там я сообщаю в агентство, когда свободен.

– Вы честолюбивы, – сказала Оливия, вспоминая, что, когда много лет назад начинала службу у Олтмана, всегда старалась работать сверхурочно.

Гарсия посмотрел в зеркало заднего вида, и она заметила, что он улыбается.

– Не совсем, мэм. У меня много счетов за лечение. Два года назад моему маленькому сыну поставили диагноз лейкемия. Можете себе представить, каково было нам с женой, когда мы об этом узнали. Наша врач сказала нам, что шансы у него пятьдесят на пятьдесят, и это в лучшем случае. А два дня назад нам сообщили окончательные результаты. У него нет рака.

Гарсия полез в карман пиджака, вынул фотографию и показал ее Оливии.

– Это Карлос с лечащим врачом, – объяснил он.

Оливия всматривалась в снимок, не веря своим глазам.

– Это доктор Моника Фаррел, – сказала она.

– Вы ее знаете? – обрадовался Гарсия.

– Нет. – И, не сдержавшись, она добавила: – Я знала ее бабушку.

Когда они были примерно за квартал от гаража, Оливия потянулась за сумкой и попросила:

– Тони, остановитесь, пожалуйста, на минуту. И положите эту сумку в багажник. Там, в глубине, есть плед. Засуньте сумку под плед, пожалуйста.

– Конечно.

Не показывая своего удивления по поводу этой просьбы, Гарсия выполнил все указания, а затем отвез Оливию домой.

9

Грег Гэннон принес в свой личный кабинет, находящийся в центре «Тайм-Уорнер» на Коламбуссеркл, последнее доказательство собственной щедрости.

– Куда же мы это поставим, Эстер? – спросил он свою давнишнюю ассистентку, останавливаясь перед ее столом и вынимая что-то из коробки.

Подношение представляло собой стеклянную призму от Тиффани высотой около десяти дюймов, с гравировкой.

– Напоминает кубик льда, – заметил он со смехом. – Приберечь ее на случай, когда захочется мартини?

Эстер Чемберс вежливо улыбнулась.

– Можно положить в коробку вместе с остальными наградами, мистер Гэннон.

– Эс, вы представляете себе, что будет, когда я сыграю в ящик? Кому это все понадобится?

На этот риторический вопрос Эстер даже не пыталась ответить. Гэннон тем временем вошел в свой кабинет. «Твоей жене точно не понадобится, а сыновья выбросят все в помойку, – подумала она, поднимая призму. – Держу пари, вчера на ужине жены с тобой не было». Потом, непроизвольно вздохнув, Эстер поставила призму на свой письменный стол. «Позже положу ее в коробку для памятных подарков, – подумала она, читая надпись: “Грегори Александру Гэннону в знак благодарности за его неизбывную доброту к тем, кто особенно в ней нуждается”».

Имя Александр навело Эстер на другие размышления. Она бессознательно бросила взгляд через открытую дверь, ведущую в приемную фонда, в которой сразу привлекал внимание великолепный портрет дяди Грега. Александр Гэннон был ученым-медиком, чьи гениальные изобретения в области создания протезов коленного и тазобедренного суставов, а также сустава лодыжки явились основой для семейного благосостояния.

«А ведь, умирая, тридцать лет тому назад, он так и не осознал вполне, сколько пользы принесут его изобретения, – думала Эстер. – Я помню, как познакомилась с ним, едва начав работать здесь. Он был таким красивым даже в семьдесят лет. Прямая осанка, седые волосы и эти незабываемые голубые глаза! Он так и не дожил до того времени, когда его патенты принесли большую прибыль. Срок действия этих патентов уже истек, но семья Гэннон в течение многих лет получала от них сотни миллионов долларов. Конечно, родные вложили часть денег в фонд Гэннона. Но я сомневаюсь, что доктор Гэннон одобрил бы стиль жизни своего брата. Ну, это не мое дело, – напомнила она себе, усаживаясь за стол. – И все же в голову лезут всякие мысли…» Шестидесятилетняя костлявая ассистентка с жестким характером под стать фигуре предавалась подобным размышлениям всякий раз, как Грег приносил очередную награду, подтверждая свою столь часто декларируемую филантропию.

Тридцать пять лет назад она начала работать в небольшой инвестиционной фирме у отца Грега Гэннона. В то время их офис размещался в Нижнем Манхэттене. Бизнес с трудом пробивал себе дорогу, пока изобретенные Александром Гэнноном медицинские технологии не принесли признание и море денег. Инвестиционная фирма процветала, и доход от патентов изменил жизнь семейства Гэннонов.

В те времена Грегу было всего лишь восемнадцать. После смерти отца он взял в свои руки управление инвестиционной компанией и фондом. Его брат Питер занимался лишь тем, что транжирил деньги, финансируя бродвейские мюзиклы, которые снимались с репертуара сразу после премьеры. «Тот еще продюсер, – усмехнулась она. – И вообще, узнай кто-нибудь, сколь мало вкладывают в дело эти двое, сразу перестали бы лизать им пятки».

Смех один с этими мальчиками. «Мальчики, – саркастически повторила она про себя. – Уже мужчины средних лет. Но забавно, что Питеру единственному из всей семьи досталась эта миловидность. С его красивым лицом, большими карими глазами и обаянием он мог бы и сейчас стать кинозвездой. Неудивительно, что девицы всегда на него западали. Да и теперь тоже, держу пари».

Грег Гэннон, напротив, по комплекции остался субтильным, как подросток, и, что скрывать, был невзрачен в той же степени, в какой Питер великолепен. Грег к тому же начинал лысеть, а он и так всегда болезненно относился к своему росту. Это казалось Эстер немного несправедливым. Но ни один из младших Гэннонов, по ее твердому убеждению, не был достоин отца и тем более доктора Гэннона.

«Ну да ладно, – оборвала она себя. – Не надо забывать, что мне отлично платят, у меня офис в хорошем месте и приличные пенсионные отчисления на будущее. Немало людей хотело бы оказаться на моем месте».

Эстер начала просматривать пачку корреспонденции, положенной ей на стол. Именно она изучала сотни запросов на гранты и передавала подходящие в правление, в которое входили Грег и Питер Гэнноны, доктор Клей Хэдли, доктор Дуглас Лэнгдон и последние восемь лет вторая жена Грега, Памела.

Иногда Эстер удавалось довести до сведения начальства «прошения с мест», как она их называла, из небольших больниц, церквей или миссий, отчаянно нуждавшихся в деньгах. По большей части удовлетворялись запросы из крупных клиник и центров искусства, выставляющих на всеобщее обозрение имя клана Гэннон, чтобы его щедрость не забывалась. За последние два года грантов выделялось все меньше и меньше.

«Интересно, сколько же денег у них остается на самом деле?» – спрашивала она себя.

10

В ночь понедельника, после звонка Скотта Альтермана, Моника почти не спала. В ночь вторника тоже. Когда в среду она проснулась в шесть утра, первая ее мысль была опять о нем. «Он это не серьезно, – думала она, пытаясь убедить себя в этом, как делала и весь предыдущий день. – Должно быть, блефует. Чтобы переехать сюда, он не откажется от практики в Бостоне».

Или откажется? Он блестящий адвокат. Ему всего сорок. Он успешно защищает высокопоставленных политиков по всей стране, приобрел общенациональную репутацию. Именно так. С такой репутацией он может поехать куда угодно. Почему бы не в Нью-Йорк?

«Но если даже и переедет, что с того? – успокаивала она себя. – За последние четыре года, что я живу здесь, он не так уж сильно меня беспокоил, если не считать редких телефонных звонков да цветов, которые присылал мне на квартиру пару раз».