Эта песня мне знакома - Кларк Мэри Хиггинс. Страница 28

Когда в половине девятого утра мы спустились вниз, Джейн Барр уже накрыла стол к завтраку в малой столовой и поставила на буфет свежевыжатый сок и кофе.

— Почему бы и нет? — согласились мы, когда она предложила поджарить яичницу с беконом, хотя я и дала себе твердое обещание, что в дальнейшем так питаться не буду.

Всегдашних утренних газет на столе не оказалось.

— Просмотрим их потом, — предложил Питер. — Все равно мы уже знаем, о чем там пишут.

Джейн налила нам кофе и ушла в кухню готовить завтрак. Питер дождался, когда она скроется, и лишь потом заговорил.

— Кей, — начал он, — тебе не надо объяснять, что борьба будет долгой. Большое жюри присяжных постановит, что меня надо судить, мы оба это понимаем. Затем назначат дату суда, до которого может пройти еще год с лишним. Употреблять в таких условиях слово «нормальный» просто смешно, и все же я это сделаю. Я хочу, чтобы до тех пор, пока я не предстану перед судом и присяжные не вынесут свой вердикт, мы с тобой жили нормальной жизнью, насколько это в человеческих силах.

Я не успела ничего ответить, потому что он продолжил:

— Мне позволено покидать поместье для встреч с адвокатами. Я намерен встречаться с ними как можно чаще и делать это буду на Парк-авеню. Винсу придется стать моими глазами и ушами в совете директоров, но и в Нью-Йорке он тоже будет бывать часто.

Питер отхлебнул еще кофе. Пока он молчал, я вдруг поняла, что за две недели так свыклась с постоянным присутствием Винсента Слейтера, что без него мне даже как-то не по себе.

— Гэри может отвозить нас на Манхэттен и привозить обратно, — продолжал между тем Питер. — Я намерен получить разрешение бывать в Нью-Йорке как минимум трижды в неделю.

В словах Питера и в его лице была воля и решимость.

— Кей, — добавил он, — я знаю, что никогда не смог бы причинить зло другому человеку. Ты мне веришь?

— Верю и не сомневаюсь, — ответила я.

Мы через стол протянули друг к другу руки, и наши пальцы переплелись.

— Мне кажется, я влюбилась в тебя в ту же самую минуту, как только увидела, — сказала я. — Ты был весь погружен в свою книгу, и казалось, тебе очень уютно в твоем большом кресле. А потом ты поднялся, и очки съехали у тебя с носа.

— А я влюбился в прекрасную девушку с непокорными волосами, выбившимися из прически. Мне сразу вспомнились строки из «Разбойника» Альфреда Нойеса: «Бэсс, хозяйская дочь, с волосами чернее, чем ночь, в косы алую ленту вплетает, любви талисман». Вы в школе его учили?

— Конечно. У него такой ритм, будто топот конских копыт. Только кое-что не сходится: я садовничья дочь, а не хозяйская, — напомнила я ему. — И косу я не ношу.

— Ну и что?

Удивительно, но в то утро я то и дело вспоминала об отце. На ум мне пришли слова Мэгги о том, что он любил работать в поместье Кэррингтонов, и в особенности его привлекала возможность творить с садом, что ему вздумается, не заботясь о расходах.

За яичницей с беконом (о том, сколько там холестерина, я старалась даже не думать) я спросила об этом у Питера.

— Мой отец был человеком одновременно прижимистым и склонным к вспышкам расточительства, — сказал он. — И я намерен донести этот момент до наших высокооплачиваемых адвокатов. Если Мария Вальдес отправилась к себе на Филиппины, потому что у нее тяжело заболела мать, с него вполне сталось бы выписать ей чек, чтобы помочь с оплатой лечения. И в тот же самый день он мог устроить Элейн страшнейший скандал из-за стоимости сервиза, который она заказала.

Я вспомнила, как Питер велел мне нанять декоратора и переделать все в доме по своему вкусу.

— Похоже, у тебя с ним не очень много общего, — заметила я. — Во всяком случае, в отношении переделки дома ты предоставил мне полную свободу.

— Вообще-то в некоторых вещах я очень даже на него похож, — возразил Питер. — К примеру, он был вне себя, когда Элейн наняла повара, дворецкого, экономку и горничных. И я тоже предпочитаю, чтобы домом занималась пара вроде Барров, которая на ночь уходила бы к себе домой. С другой стороны, я никогда не понимал, отчего отец так убивался из-за повседневных трат. Должно быть, это все гены нашего предка, который начинал без гроша в кармане и сколотил состояние на нефтяных скважинах — говорят, он был скупердяй из скупердяев. Сомневаюсь, чтобы он стал платить за семена травы, не говоря уже о многочисленных дорогущих посадках.

Мы покончили с завтраком, и Питер занялся текущими делами. Он позвонил на мобильный Коннеру Бэнксу и поручил ему получить для нас разрешение приехать в Нью-Йорк на встречу с адвокатами у них в конторе. Потом несколько часов разговаривал по телефону с Винсентом Слейтером и своими сотрудниками.

Я вдруг поняла, что мне не терпится поехать вместе с Питером в город. На этот раз мне не было смысла присутствовать на встрече Питера с юристами. Вместо этого я собиралась наведаться в свою маленькую квартирку. Там до сих пор оставались кое-какие из моих любимых зимних вещей, к тому же я хотела захватить несколько фотографий в рамках, на которых мои родители были сняты вместе.

Питер получил необходимое разрешение на выезд из поместья, и где-то после полудня мы двинулись в направлении Нью-Йорка.

— Кей, хотя твоя квартира нам по пути, наверное, лучше будет, если Гэри поедет прямо на Парк-авеню, — сказал он. — Если за нами следят полицейские или журналисты и кто-нибудь сфотографирует, как наша машина остановилась перед твоим домом, меня могут обвинить в нарушении условий освобождения под залог. Может, это уже паранойя, но рисковать свободой я не могу.

Я согласилась с его доводами, и именно так мы и поступили. Когда мы добрались до адвокатской конторы, дождь начал потихоньку утихать. Синоптики обещали, что погода улучшится, и, похоже, в кои-то веки прогноз оказался верным.

Питер был одет в строгий темный костюм, сорочку и галстук. В своем безупречно скроенном темно-синем кашемировом пальто он выглядел руководителем до мозга костей — каковым, собственно, и являлся. Когда Гэри распахнул перед ним дверцу автомобиля, Питер торопливо поцеловал меня и сказал:

— Приезжай за мной к половине пятого, Кей. Может, нам удастся выехать из города до начала часа пик.

Он поспешно пересек тротуар, а я смотрела на него и с трудом верила, что еще меньше суток назад он стоял в зале суда в оранжевой тюремной робе и наручниках и слушал, как ему предъявляют обвинение в убийстве.

Я не была у себя в квартире со дня нашей с Питером свадьбы, и, конечно, она показалась мне родной и уютной, однако теперь я свежим взглядом увидела, какая она на самом деле крохотная. С начала нашего головокружительного романа Питер несколько раз бывал у меня. Во время свадебного путешествия он, между прочим, предложил мне заплатить за квартиру до конца срока аренды и избавиться от всех вещей, кроме тех, что дороги мне как память.

Я отдавала себе отчет, что пока не готова к этому. Да, теперь у меня была новая жизнь, но какая-то частичка меня не желала полностью расставаться с прошлым. Я проверила сообщения на автоответчике. Ничего особенно важного там не оказалось, за исключением утреннего звонка от Гленна Тейлора, парня, с которым я встречалась до того, как познакомилась с Питером. Разумеется, я рассказала ему о Питере сразу же, как только мы начали регулярно встречаться.

— А я как раз собирался повести тебя выбирать кольцо, — отреагировал он со смехом, но я-то знала, что это была лишь наполовину шутка. Потом он добавил: — Кей, не совершай необдуманных поступков. У Кэррингтона темное прошлое.

Сообщение от Гленна оказалось в точности таким, какого я от него и ожидала, — полным дружеской поддержки и озабоченности.

— Кей, я очень сочувствую вам с Питером. Хорошенькое начало семейной жизни, нечего сказать. Уверен, ты сама со всем справишься, но помни: если я могу чем-то тебе помочь, только скажи.

Я рада была услышать голос Гленна; мне вспомнилось, как мы с ним любили ходить в театр, и я подумала, что, может быть, мы втроем — он, я и Питер — как-нибудь выберемся вместе поужинать, а потом посмотреть какой-нибудь спектакль. Потом до меня дошло, что теперь Питер сможет куда-нибудь выбраться только в одном случае: если его оправдают. А ведь я тоже под домашним арестом, поняла я вдруг, потому что ни за что не оставлю Питера вечером дома одного.