Твоя заря - Гончар Олесь. Страница 91

- Конечно, готовность к самопожертвованию, голос совести, диктат духа вещи звонкие, по в наше время, уверяю вас, это уже не звучит...

- А что звучит? - так и набросилась на него Тамара.-Жить сегодняшним днем? Рваться вверх по ступеням? Ждать и ждать с вожделением высшего ранга, будто в этом все счастье?

- Все ждут, мое золотко, ничего в этом нет плохого,- улыбнулся ей Дударевич своей маленькой жесткой улыбочкой.- Дело житейское.

- Дождетесь следующего ранга, а потом? - спросила

Соня простодушно.

- Потом буду ждать еще более высокого.

- Ну, а дальше?

- Дальше - еще, еще и еще! - И он от предвкушения даже глаза зажмурил, "зашторил" их, как это называла Тамара.- Вверх и вверх! Ad astra! [К звездам! (лат.)]

- А там,- вздохнула Тамара,- финита ля комедия...

Возвратился Заболотный. Сел рядом с Соней и, окинув присутствующих испытующим взглядом, заметил не слишком учтиво:

- Ну, почему надулись, как сычи? Успели перессориться? Я ведь оставлял вас в атмосфере мира и полного взаимопонимания...

- Тоскуем по утере человечности в общении,- сказала Тамара без тени шутки.- Да и вы не в лучшем настроении вернулись. Какие-то неприятности? Или я ошиблась?

- Что за допрос? - сделал замечание жене Дударевич.

- Не приставай, отец,- отрезала дочка.

- Почему, Сопя,- снова обратилась Тамара к Заболотной,- у вашего мужа, даже когда он улыбается, глаза всегда печальные?

- Опечален от избытка познания,- невесело пошутил Заболотный и посмотрел на Соню так, словно имел намерение чем-то поделиться с ней, но тут же сдержал себя, не хотел, видимо, никого, кроме Сони, посвящать в свои дела.

В сторонке, заказав себе кокосовые коктейли, сидели трое юношей, должно быть, студенты какого-то колледжа.

Светловолосые, задумчивые, с гривами до плеч... Тамара задержала на них взгляд.

- Иногда мне кажется, что я очутилась среди нового человечества,сказала она, вздохнув.- Очевидно, каждая эпоха даже внешне лепит свой тип. Скажем, в глазах, в выражении лица фронтовика всегда можно заметить какие-то едва уловимые следы пережитого... Есть, по-моему, что-то общее в людях фронтовых... А эти парни,- посмотрела она в сторону юношей,- для меня за семью печатями, эмоции в них вроде приглушены, загнаны внутрь. И эта постоянная задумчивость, угадай, что за ней кроется... То ли способность к самопожертвованию во имя всех, то ли предрасположенность к зреющему преступлению, утонченному, хладнокровному, в духе современного терроризма... Да, да, возникло новое человечество, и мы с вами среди него,- посмотрела она на Заболотных.

- Все-то вы преувеличиваете,- возразила Заболотная.- Конечно, хотелось бы видеть более веселыми этих ребят...

- Для веселия планета наша мало оборудована,- попробовал продекламировать Дударевич, но остановился, заметив ухмылку дочери.

Тамара том временем все пе переставала посматривать на Заболотного, пристально, будто скульптор, изучая его лицо. Столько лет знает его, а смотрит изучающе, почти бестактно... "Чем это лицо с первой встречи вызывает доверие? Открытое, мужественное, спокойное. Часто приветливое и всегда почему-то бледное... Пожалуй, это про людей такого типа говорили на фронте: "С ним я готов идти в разводку!.." И хотя человек знает себе цену, однако ни в чем никакой позы, ни капельки хвастовства. Душа открывается людям самим этим взглядом, который где-то в глубине грустноватый и в то жо время согрет, сказать бы, теплом правды, совестливости,- так для себя определила это Тамара.- Взгляд, в котором присутствует совесть".

- Мы тут без тебя анализировали неисчерпаемую твою положительность,обратился к Заболотпому Дударевич с явным желанием сострить.Восторгались, в частности, подвигом аса, который в былое время на "кукурузнике"

явился с небес в любимую свою Терновщину, совершив над ней круг почета, а на современном этапе достойно представляет земляков уже в качестве самоотверженного деятеля ЮНИСЕФа... Международный детский фонд, и среди первых его энтузиастов - бывший летчик-истребитель, разве это не трогательно?

- Остроты, папа, выдаешь сегодня не самые блестящие,- заметила Лида.

- А это не остроты, лишь констатация фактов. С миллионными фондами имеет дело наш Кирилл Петрович...

Заботится, чтобы рыбий жир поставляли детям Африки...

Порошок молочный да разные витамины для грудных младенцев Бангладеш...

- Об этом тоже надо кому-то заботиться,- недовольно сказала Заболотная, уловив в словах Дударевича неуместный оттенок иронии.- В нищих этих странах дети без витаминов слепнут... Постоянно бедствовать, недоедать будто дитя виновато... Да еще эта страшная засуха, свирепствующая в Африке...

- Кстати, нам завтра па прием к африканцам,- вспомнила Тамара.- Вы идете, Соня?

- Обойдутся,- ответила Заболотная.- Еще не хватало в любезностях рассыпаться перед таким извергом...

- А протокол? - напомнил Дударевич.

- Для вас протокол, а без меня вода и так освятится...

Да еще кто бы приглашал. Я слышала, у того диктатора руки по локти в крови, смерть Патриса Лумумбы, говорят, на его совести. Разумеется, пришельцы колонизаторы отвратительны, но разве менее отвратительны местные их прислужники, холуи? Предатели, негодяи, которые выдавливают последние соки из своих соплеменников!..

- О, вы сердитесь сегодня. Соня,- поднялся Дударевич.- Не выбираете выражении... Пойдемте, друзья, снова к океану, там хоть будем уверены, что, кроме воли, пас никто не подслушивает...

Выйдя вновь на эстакаду, мы почувствовали, как окреп ветер, дующий с океана, женщины надели плащи, и всех нас, как это бывает перед непогодой, охватило какое-то единящее чувство. Лиду оживил открытый простор, она то и дело обращала наше внимание на движущиеся точки в небе - там с хищной целеустремленностью акул разлетались воздушные лайнеры и суперлайнеры в разных направлениях, беря курс в разные стороны света. Над водами и сушей пересекались их невидимые трассы, и иногда было слышно, как самолеты оставляют далеко за собой, точно эхо грома, свой собственный грохот.

- Бедный Фрэнк, можно себе представить, как они ревут все время над его коттеджем! - вспомнила Лида о каком-то Фрэнке и, взрослым жестом взяв под руки обеих дам, мать и Заболотпую, направилась с ними по эстакаде вдоль океана. Наше мужское общество шло следом, с удовольствием прислушиваясь к Лидиному звонкому щебетанию. Вновь зашла речь о поездке к Мадонне, и нам с Заболотным интересно было узнать, какими окажутся в Лидиной интерпретации наши терновщановские истории, которыми мы делились с ней в пути.

Девочку, видимо, искренне занимал тот наш терновщанский палеолит, даже мелочи для нее имели значение.

- Лида всерьез гордится тем, что вы ее избрали маленькой богиней совести,-сказала Тамара, когда мы все вместе остановились на краю эстакады.

- Совесть, совесть - не слишком ли часто я слышу это слово на протяжении одного дня,- неожиданно вспыхнул Дударевич.

- Тебе это неприятно? - холодно усмехнулся Заболотный.

- А что вы хотите этим сказать? Для кого предназначены все эти ваши словеса? В эпоху, когда каждый поступок можно измерить "от и до", когда так называемые добро и зло можно взвесить и перевесить с микронной точностью, вы все толчете мне о каких-то полумистическцх выдумках, о том, что в былые времена, возможно, имело значение для пасторов да проповедников, Достоевских да Толстых, но сегодня? Что дают эти ваши абстракции человеку современному? От чего они его спасли, от чего предостерегли?

В словоупотреблении болтунов под псевдонимом совести порой скрывается, я считаю, пустой звук, нечто ничего не значащее, насквозь иллюзорное!

- Для меня нет,- нахмурился Заболотныи.

- Почему нет?

- За этим понятием для меня стоят всегда живые, конкретные люди. И я их видел: одних с совестью, других - без...

- Лесли "без", то почему? - неприятно блеснул своей маленькой улыбочкой Дударевич.- В генах не заложено?