Механик её Величества - Иващенко Валерий В.. Страница 13
И зверь не выдержал. Ощерился, сипло завыл, почти зашипел - и поджал длинный полосатый хвост. И когда неодолимая железная гора уже нависла над махоньким поцарапанным котёнком, тот взвыл от страха и прыгнул прочь.
Реальность тут же задрожала в полуденном мареве, свернулась - и улетела вдаль словно уносимый ветром осенний лист…
Пробуждение оказалось просто кошмарным. Молодой крепкий парень трясся как в лихорадке. Глухо шипел сквозь зубы от нерастраченной ярости. Да так содрогался всем телом, что жалобно скрипели фиксирующие оковы из похожего на металл сплава.
Опять проверяют, сволочи! Мозги промывают своими штучками. Всё им подавай, а как у свалившегося сверху человека с моральными понятиями? Причём, как и в прошлые разы, картинка оказалась настолько реальной, что Александр всем существом поверил. Да нет - он и был там, в залитом липким страхом и безразличным сиянием полдня карьере, прикрывая собой оцепеневшего от ужаса Вовку. В прошлый раз, вспомнил он, довелось с одной лишь гранатой остервенело прыгать под ревущий и лязгающий сталью танк - позади Курск и отступать, как говорится, некуда. Ох и пришлось же от той "пантеры" побегать - как Бальзаку от кредиторов. А до того, для разнообразия, делать выбор - спасти тонущую соплявку в ситцевом сарафанчике или уже пускающего пузыри лысого дедка. Правда, он умудрился вытащить обоих - хоть и обгадился в судорогах молящего о глотке воздуха тела…
– Ну что, естествоиспытатели грёбаные, выкусили? - сипло выдавил он сквозь зубы в застящую глаза словно похмельную рябь. - Хрен вам во все глотки - нашего человека не одолеть!
С трудом сдерживая подкатывающий к горлу то ли тоскливый волчий вой, то ли набор совсем уж нецензурных слов, коих почему-то вовсе не чурается русский человек, механик кое-как отдышался. И хотя по жилам ещё неслась хмельная сладковатая волна, подгоняемая постепенно утихомиривающимся сердцем, он уже приходил в себя. Ложе, нечто среднее между эргономическим креслом в лётной центрифуге и медицинским сооружением в кабинете гинеколога, которое ему однажды довелось ремонтировать, прекратило сотрясаться и жалостливо поскрипывать от натуги сдержать эту едва контролируемую медвежью силу.
В закрытых глазах неожиданно посветлело. Впервые! Впервые с тех пор, как… нет, ну неужели советский офицер прямо-таки и поверит, что огромный чёрный дракон поймал его на излёте пике и в клюве притащил в это место для мучений, словно аист младенца?
Но другого объяснения что-то не находилось - почему и отчего он ещё жив.
Что-то щёлкнуло, и Александр почувствовал, как его руки-ноги освободились. Да и надоевшие захваты поперёк тела исчезли, перестав равнодушно пресекать все поползновения подвигаться. Осторожно и с наслаждением потерев ладонями лицо, он обнаружил, что щетина на подбородке от силы суточная - а стало быть, все имеющие место странности чисто субъективные. Гипнотизёры хреновы! Мозгоковырятели долбаные!
Но правда, разбитая о рукоять пушки скула отозвалась совершенно целой и ничуть не ноющей кожей.
– Эх, цигарку бы сейчас! - мечтательно выдохнул он. - Или стопариком, что ли, отблагодарили бы за мучения…
И решительно открыл глаза.
Большой, оформленный в светло-серых приглушённых тонах круглый зал так и навевал настроение типа чего-нибудь мудрого и вечного. Под украшенным тонкой и весьма красивой росписью сводчатым потолком там и сям разбросаны мягко отбрасывающие свет то ли плафоны, то ли ещё какое чудо здешней техники. А по периметру в больших, даже с виду мягких и удобных креслах устроились… да, ровно тринадцать - вполне человекообразного вида… ну, будем считать их пока что, хоть и невысокого роста, но людьми. Ибо один из них, странно блеснув в неярком свете глазами, насмешливо фыркнул:
– Не для того наша уважаемая целительница врачевала ваши раны и вымывала из организма шлаки, чтобы вы вновь травили себя алкалоидами.
И этак уважительно, подлец, склонил голову перед сидящей рядом с ним блондинистой холёной мадамой вполне хотя бы и главврачебного вида. А механик, поскрёбывая так и просящуюся под подаренный Батей "Золинген" щетину, замыслился над вовсе не прозаическим вопросом. Хотя язык и обороты речи никоим образом не походили ни на русский, ни на с таким усердием вызубренный янкесовский… да если призадуматься, и ни на один прежде известный - Сашка вполне понимал этих уютно расположившихся по кругу здешних Павловых и Сеченовых со Склифосовским вперемешку, ставивших над его собственными, Сашкиными мозгами такие лихие эксперименты.
Мало того, чуть поковырявшись в голове, где вроде тоже посветлело как и в глазах, он обнаружил, что и перед этим развлекался на этом же непонятном языке. Взмыв из надоевшего ложа, он на пробу выдал пару мудрёных, отнюдь не предназначающихся для печати фраз на великом и могучем. Затем прошёлся по на слух ухваченной от Бати и вечно румяного Петренко напевной и приятной на слух хохляцкой мове. И увидев расплывающееся на окружающих его лицах эдакое вежливое недоумение, с невыразимым удовольствием процедил:
– А щоб вас пiдняло та гепнуло, трясця твою мать! Shit you, fucken bastards! Пся крев, курва мать, холера!
А затем, заметив, что местные доморощенные умники таки догадались по интонациям, что гость лает их на всех известных ему иноземных диалектах, и слегка морща породистые физиономии, уже на полном серьёзе собрались демонстративно заткнуть пальцами уши, Александр посерьёзнел. Обнаружив на себе чистейший, отглаженный и сидящий как влитой мундир, он привычным движением подтянул ремень (расхлябанности ой как не любил), согнал складки назад. И, щёлкнув каблуками невесть как оказавшихся на ногах сапог - начищенных как фаберже у кота, молодецки гаркнул словно на параде:
– Старший лейтенант Найдёнов - прибыл в ваше распоряжение! - аж эхо гулко и испуганно заметалось под высокими сводами.
Собравшиеся здесь, наверняка дабы решить его дальнейшую судьбу, озадаченно и не без любопытства взирали на здоровенного парнягу, словно на диковинный экспонат в кунсткамере.
– Мы приветствуем вас, Алек-сан… дер? - всё тот же, очевидно старший по непонятной пока должности, едва не сломал явно не предназначенный для таких сложных слов язык.
Надо кстати признать, что здешняя мова оказалась на диво приятной и текучей на слух. Александр даже сказал бы - сладкой. Но впечатление испортила дородная целительница. Скорчив уморительно презрительную мину, она недовольно добавила:
– Однако стоит признать, что ваша чрезвычайная агрессивность поведения вкупе с пристрастием к бранным выражениям изрядно уронила вас в нашем мнении. Низкий культурный уровень?
– Да? А вы не наезжайте, и я буду… - покопавшись быстренько в голове, он подобрал местный аналог нашей идиомы "мягкий-белый-пушистый" и чуть ли не пропел его плавные обороты.
Затем подумал чуть, и приоткрыл карты.
– А что до ругательств, то я не только отвёл душу, но и выяснил, что вон тот тощий и рыжая дамочка рядом с ним хоть и не поняли ни слова из использованных мною трёх языков, но быстрее остальных сообразили, что я прохаживаюсь насчёт вас. И с ними стоит быть осторожнее, - и, кивнув лицом в сторону отмеченных, откровенно посмотрел целительнице прямо в глаза, чуть склонил вправо голову и ласково улыбнулся. Казалось, уже целую вечность назад, от таких его манер, сердца аэродромных связисточек и медсестёр таяли как эскимо на солнцепёке.
Та, видимо, всё прекрасно поняла. Ибо облечённая нешуточной властью женщина помолчала секунд десять, заалелась и смущённо отвела взгляд. А потом хмыкнула.
– Но каков нахал… оказывается, он тоже изучает нас! - и её серебристый смех запорхал эхом по зале.
Выяснил он у медички заодно, что обретающийся на шее лёгкий обруч в палец толщиной это нечто вроде маячка и медицинского тестера на диковинной нейроэлектронике. И одовременно общепринятое здесь средство убеждения - если он, Алек-сан-дер Найдёнофф, вздумает вести себя неадекватно.
– Ну что ж - мне это не нравится. Но вообще-то разумно, - механик для виду покривился, прикинув на ходу, что при нужде он в два счёта разломает эту пластмассину. Если, разумеется, внутри не обнаружится пластиковой взрывчатки или подобной дряни вроде иприта.