Принцесса гоблинов - Иващенко Валерий В.. Страница 65

В нижней точке траектории, над самой крышей закоптелый одним крылом дракон ловко подхватил замершую фигурку кончиком хвоста и забросил себе на спину.

— Вот и отличненько, — заметила Женька и снова попыталась набрать высоту, одновременно стараясь взглядом, словно на привязи удержать оставшегося без седока синего дракона.

Тот повиновался, хоть и как-то вяло, без прежнего азарта. Со стороны величественно и страшно пылавших привратных башен подлетел ещё один золотистый с прозеленью дракон, на котором восседал сам Маршал. Не разбираясь, одним махом он окатил жаром целый квартал внизу. Да уж, знаменитые «катюши» тут просто отдыхают…

— Уходим, — распорядился он.

Женька и сама чувствовала, что пора. Пятки уже припекало палёным. Вернее, орочья столица уже хорошенько так горела — сквозь дымы пожарищ местами и вовсе ничего не было видно. Да и кольцо на пальце вместо разящих плетей молний выдавало лишь полудохленькие ручейки лилового пламени. Осталось лишь полюбоваться на ни разу не виданное зрелище, которое пожарные называют "огненный шторм" — оно и в самом деле оказалось только для пироманьяков-самоубийц.

На этот раз продираться через дыру в пространстве оказалось куда труднее. То ли Женька-дракон подустала, то ли сказывалась отчётливо ощущаемое вокруг орочье колдовство — те оказались вовсе не лохи. Как бы то ни было, в какой-то момент времени всё естество охватила паника…

Мы навсегда останемся здесь!

В висках билась и упрямо лезла вперёд эта мысль, пока сама Женька билась словно муха то ли в стекло, то ли и вовсе в паутину. И всё же, в какой-то момент, когда уже крылья чуть не поникли в бессилии, это странное существо — человек и дракон одновременно — снова потрясла нежная судорога.

— Да пошли вы все, — лениво мурлыкнула Женька, прислушиваясь к звенящим в голове сладким колокольчикам.

Короче, она проскользнула на ту сторону как намыленная. Незаметно для себя, как бы мимолётно. И там оказалось опять то же самое родное небо и белоснежно-пушистый ковёр облаков внизу…

Они возвращались торопливо. Ещё хмельные от победы — и какой! Так долго ждали, так долго готовились, и вот наконец, достигли! Вырвали прямо из зубов безносой, выхватили один-единственный оставленный фортуной шанс и использовали его по полной. И теперь они возвращались домой. Ещё разгорячённые от круговерти боя, ещё подрагивающие от затапливающей сознание хмельной радости — с отчётливо примешивающейся к ней горечью свежих потерь.

Сознание сузилось до какой-то стиснутой туманом усталости крохотной щели. Держаться, только держаться… а земля внизу приближалась с неумолимой быстротой. Чёрный дракон на излёте выворотил несколько вековых сосен и лишь потом обессиленно плюхнулся на дно смутно знакомой лощины, уже едва прикрытой сверху туманом.

Рядом взлетел чёрный фонтан из комьев земли — то чуть неудачно приземлился Маршал. Рядом вовсе неизящно плюхнулся дон Ривейра. Дворянин устало, как-то отстранённо повёл вокруг взглядом. Попытавшись встать, он покачнулся, и бессильно обвис в своём сиденьи, а из уголка перекошенного рта по подбородку стекли несколько алых капелек.

Синий эмалевый дракон сел тоже не ахти, оставив в лесу хорошую просеку и навалив в лощину вдосталь бурелома. Да уж, будет теперь королевским егерям и лесникам хлопот… всё это Женька ощутила и осознала, уже поднимаясь с земли. От удара её выбросило со своего места и немного провезло по земле — но так, без последствий. Гораздо более сильным потрясением оказался какой-то чужой взгляд маменьки, когда она мельком взглянула в глаза сына и, устало покачав головой, отвернулась.

Не спасла…

— Ах ты ж, мерзавец! — Женька глотала смешавшиеся с копотью слёзы и всё тянула из-за голенища упрямо за что-то цеплявшийся алмазный меч.

Какая-то сила ещё вроде пыталась унять её, остановить. Однако она оказалась мимолётно отброшена в сторону. Не узнать эти ощущения, эти чувства, которые дарил и пробуждал только один мужчина и только одну ночь, оказывалось просто невозможно…

Потом ей рассказывали, что дерзкая воительница с одним мечишком бросалась на могучего дракона и едва не располосовала тому его драконью морду. А тот удирал от гонявшейся за ним бури по всей лощине и её краям, выворачивая с корнем деревья и отплёвываясь огнём.

Как бы то ни было, ликвидировать следы на том месте пришлось целому, спешно пригнанному сапёрному полку. И хотя уже через пару дней ничего такого там заметно не было, всё же какие-то слухи поползли. Как ни пытались пресечь их, а всё же через некоторое время королевским картографам таки пришлось нанесли на карты новое название — Драконья Долина…

Часть десятая. Praemonitus, praemunitus

Как-то это всё глупо, неправильно, по-дурацки. Так просто не бывает — потому, что быть не должно! И тем не менее, всё оказалось именно так… Женька сидела у свежей и блестящей, ещё белевшей по краям ровным швом заделки, бронзовой плиты. Стена славы, видите ли! И то, что осталось от дерзкой и умелой воительницы Сильвы, отныне покоилось за никчемной железкой с отлитым в ней анфасом девахи — с косой чёлкой и устремлённым в вечность укоризненным взглядом.

Да уж, похороны устроили честь по чести, а гильдия магиков, чьей воспитанницей была боевая волшебница Сильва д'Авиньи, устроила величественный салют и хорошую пьянку затем. Да вот, маменька едва не набила потом морду самому принцу… отчего она и Женька вбили себе в головы, будто тот питал к своей постельной подружке нежные чувства, они не знали и сами. Но после нескольких почти равнодушно проронённых принцем фраз, что рано или поздно подобное и должно было случиться, у её величества словно крыша поехала.

И ещё долго потом шептались по углам придворные.

Ну да, красавец-принц, твоя забота вести солдат и волшебников за собой — а их работа сражаться за тебя и помирать. И если покувыркался малость со смазливой ведьмочкой, то что с того? Что ж, дело привычное и где-то как-то даже понятное. Только вот, нельзя так, относиться к людям равнодушно, как к расходному материалу.

— Потери запланированы, да? — почти с ненавистью процедила тогда Женька, обняв и мягко увлекая прочь содрогающуюся мать.

Вот и сидела она сейчас перед едва застывшим барельефом, за которым в нише покоилась та, которая при иных условиях могла бы стать и подругой. Наливалась дрянным зельем, которое двое подмастерьев срочно перегнали из крепкого дешёвого вина — и заливалась полупьяными слезами.

Нет, всё это понятно, война без жертв не бывает. Да только, стоило лишь подумать, что сейчас творилось в выжженной дотла столице орков, как Женька уже морально была готова сделать с собой что-нибудь нехорошее. Проклята, проклята будь она вовеки веков за то, что удумала и содеяла такое — и не будет ей прощения ни на этом свете, ни на том. Сколько там сейчас рыдает и бьётся в истериках вдов и сирот, сколько маленьких девчонок, не успевших даже наиграться куклами, забрало с собой всесильное драконье пламя? Даже подумать страшно…

Говорят, взрослеть всегда больно. Или даже не больно, гнусно порою поступать так, как надо, наступив на горло слабо трепыхающейся в протесте совести.

— И чем только я думала раньше? — Женька размазала по лицу слёзы и нетвёрдой рукой снова плеснула в две вполне пролетарского вида простецкие оловянные чарки.

Две потому, что рядом сидел и точно так же хлестал сорокаградусную как воду бывший лейтенант Доже — а ныне капитан и столбовой дворянин. Как сказал он, ещё никогда его платунг не нёс таких потерь. Уж закованы парни в железо были хорошо и выучены на совесть. Каждый словно сын родной, через походы и битвы проведенный. Вот и пришёл он в поисках родственной души, чтоб надраться просто до неприличия. Говорят, чтобы узнать человека получше, надо с ним пуд соли съесть. Но можно и пройти через хорошую мясорубку, из которой чёрт только и знает, кто вернётся живым.

— Поплачь, леди Джейн — полегчает, — офицер с каменным лицом забросил в рот содержимое чарки и вновь подставил Женьке своё сейчас свободное от железа и потому насквозь промокшее плечо. — Мне-то два года тому лицо до кости файрболом выжгло, и глаза тоже. Целители вроде подлатали, вырастили новые, но слёзы с тех пор не идут. А оно б неплохо сейчас…