Принцесса гоблинов - Иващенко Валерий В.. Страница 77

Он несколько раз судорожно и глубоко, с рычанием вздохнул с закрытыми глазами, упиваясь своей ненавистью и своим торжеством. Но вновь открывшийся взгляд кроме остаточного блеска уже выражал только спокойствие и решимость. Орк вновь взял в руки свой навевающий дрожь клинок, смазал чем-то пряно пахучим из маленькой бутылочки. Примерился — уже в чуть другом месте — и с сосредоточенно поджатыми губами, которые чуть оттопыривали потёртые клычки, вонзил в мягкий и податливый живот.

Как тело ни ожидало остро полоснувшей боли, но оно её так и не дождалось. Ах да, клиентка должна жить и даже пребывать в сознании… Неизвестно, чем этот хирург-маньяк смазал нож, но дело своё он знал — вот именно боли закусившая губу Женька не почувствовала. Холод и какое-то тупо раздвинувшее её ощущение. И ещё стыд. Стыд перед своим малышом, который так и не увидит матери — но станет слепым орудием в руках орков… она всё же закрыла глаза.

Всё-таки, показать свою гордость и силу не удалось. Губы предательски затряслись, из них вырвался хриплый вой, а из сразу заполнившихся влагой глаз стремительно, одна за одной хлынули слёзы.

Будь ты проклят!

Будь ты… будь?

Секунды улетали за секундами, имея сейчас совсем иную цену и иное назначение — а ворвавшаяся в сокровенное чужая сила не двигалась. Женька ещё чуть выждала, а затем рванулась, затрясла головой, старательно стряхивая из глаз своё мокрое отчаяние.

Орочий шаман застыл над распластанной перед ним женщиной, словно его то ли гром разразил, то ли его тупую башку и вовсе мысль посетила. Да так, что бледный даже сквозь природную орочью смуглость мерзавец вдруг медленно поднёс к лицу ладони, словно пытался их рассмотреть. Дёрнулся, глухо засипел что-то посиневшими губами. Руки его заскребли по горлу, будто сдирая с него паутину или что-то невидимое. Он пошатнулся, обмяк, как если бы из надувной игрушки выпустили вдруг воздух — и с шумом завалился навзничь.

Тикать!

Что б там с тем шаманом ни приключилось — падучая ли болезнь, или же и в самом деле посетил пришедший на помощь отец Кондратий — но извивающаяся Женька едва не вывихнула себе плечо и шею, пытаясь со своего стола рассмотреть, что же творилось рядом. Впрочем, только и заметная ей отсюда откинутая нога шамана ещё раз дёрнулась, скрючилась в судорогах и затихла.

Очень хотелось бы думать, что навсегда… только сейчас Женька сполна и оценила фразочку насчёт биться как рыба об лёд. Хотя и не думала о том — нет, не думала. Всё естество, уже заглянувшее туда, откуда и вовсе лучше держаться подальше, захлестнуло такое острое и пьянящее чувство свободы и облегчения, что его в другое время можно было бы и сравнить с тем, что дарил друг.

— Тимка, я уже иду… — она старательно замерла, расслабилась, растеклась по столу — лишь мелко и часто в такт бьющемуся сердцу подрагивал торчащий из подвздошья нож.

Дура, ой как есть дура! Верно говорила Принцесса — Воины умом и сообразительностью не отличаются. Миг-другой холодного и чуть отстранённого внимания, и оковы вдруг стали частью её, леди Джейн — даже не Женьки Суворовой. Та глупышка давно умерла… вот металл податливо потёк под этим пристальным и немигающим внутренним взглядом… точно как тогда, когда ещё в той жизни пришлось чинить — нет, лечить! — лечить слегка помятую бээмвушку.

Вот и всё. Ещё только что массивные и прочные кольца, державшие добычу цепко и надёжно, оплыли словно подтаявший воск. Женька дёрнулась было выдернуть из себя эту чёрную дрянь, но ещё быстрее отдёрнула ладонь. Вот чёрт! Глубоко вошёл, сантиметров на пятнадцать. Но вроде в стороне от. Нет, пусть лучше с этим маменька разбирается, сейчас главное добраться до неё. Если память не изменяет, без тёти доктора вытаскивать из себя клинки не рекомендуется? Осторожно она перевернулась набок и взглянула вниз.

Шаман ещё дышал, но судя по мокрому и посиневшему лицу, это ненадолго. Впрочем, нет, ненадолго это судя не по лицу — по неслышно соскользнувшей с места своей казни Женьке.

Она не колебалась ни мгновения. Осторожно присела, стараясь не потревожить очень уж глубоко вонзившийся инструмент — и сделала те движения, которым её хоть и нехотя, но выучил когда-то Вовка. Изо всех сил, старательно, до глухого и ясно различимого хруста позвонков в свёрнутой почти на пресловутые сто восемьдесят шее. И ещё вбок с упором и натяжением, чтоб разорвать…

Для гарантии бывшая пленница по самую рукоять воткнула в тускло и укоризненно блестевший глаз шамана самый большой из найденных в раскрытом мешке ланцетов — ещё и провернула с тугим чавканьем в мозгу.

— А дёрнешься, вообще голову от тела отрежу, — мрачно пообещала Женька, и вдруг её затрясло.

Нет, пожалуй, всё-таки не от холода.

Но всё же, пришлось кое-как обнять себя руками, обмануть сейчас остро нуждающееся именно в этом тело. Жаждущее тепла, ощущения кого-то сильного и надёжного рядом.

— Это я сильная — и надёжная, — безапелляционно заявила Женька не допускающим возражений тоном.

Да и кому б тут возразить? Разве что этому — как странно было смотреть на скрюченное с вывернутой шеей здоровенное тело у своих ног. Тело того, кто только что едва не сделал самый удачный ход в той войне, которая тысячелетиями велась меж народами орков и людей. И очень могло статься, что чертовски выигрышный ход…

А всё-таки, она и замёрзла тоже — каменный пол подземной камеры теплотой что-то не отличался. Пошарив по углам, Женька нашла сорванную с себя обувь и оставшуюся от джинсов окровавленную тряпку. И даже иззубренный клинок. Всё ж, это лучше, чем ничего?

Однако, нашлось ещё кое-что. Вернее, кое-кто — вполне томно раскинувшись в лужице крови, еле слышно в этой тишине ещё дышал молодой человек — тот самый, дон Диего, сейчас больше похожий на верного кандидата к районному патологоанатому. И протянутые к его шее пальцы нащупали слабо, еле-еле заметно и слабо, но всё же упрямо бившуюся жилку…

— Сучка ты гоблинская, Джейн! Дрянь и мерзавка. Хоть раз признайся честно — тебе жаль, что парень выжил. Тебе до уссыкачки неохота даже думать, что надо спасать его и тащить на себе, — от этих слов, произнесённых каким-то чужим голосом, в голове снова немного прояснилось.

Настолько, что Женька не стала хвататься за клинок — она узнала своё рвущееся из горла дыхание. На шее кулём висел бесчувственный парень, меч бил о бедро (словно ему мало досталось) и норовил запутать ноги, однако шаг за шагом леди Джейн Непобедимая и Неповторимая тащилась загнанной клячей по грубому каменному коридору.

Пить хотелось просто нестерпимо. Нет, пожалуй, ещё больше хотелось сейчас бросить всё и просто тихо заплакать, скукожившись во в том уголочке, от жалости и сострадания к самой себе — благо из глаз и так уже сочилась какая-то подозрительная дрянь… всё-таки, Женька запнулась о камень и упала опять.

— Ох-х… — с еле слышным стоном выдохнула она, когда толчок в живот и судорожное затем ощупывание себя подтвердили безжалостное: чертовски неудачно упала.

И теперь шаманский нож вошёл глубоко, совсем, по самую рукоять. Появилась тупая, ноющая и пульсирующая боль. Правда, тоненькая струйка почти чёрной крови от того не увеличилась, и это внушило смятенно заметавшимся мыслям некоторую надежду.

— Стерва ты, леди Джейн, — глухо резюмровал всё тот же хриплый голос, когда Женька оторвала взгляд от лежавшего рядом Диего и с надеждой вперилась в черноту коридора впереди.

Туда, подальше от чёрной и взкой, опутывающей всё тело туманом магии шамана! Ещё чуть, и можно будет ещё раз попытаться уйти. Уйти в себя, в своё любимое и откровенное Я. Пусть в прошлые разы едва не разорвало на кусочки — но когда-нибудь да удастся прорваться? Оттуда уже и домой…

— А там бабы и кабаки — всё будет наше! — Женька наощупь размазала по лицу сочившуюся из разбитого носа кровь и медленно, неуверенно встала.

Наверное, со стороны то выглядело нелепой вознёй возомнившей о себе невесть что пьяной девицы.

— Ну просто в хламину пьяной! — Женька присела, кое-как забросила на себя почти ледяную руку Диего и с глухим воем распрямилась. Кое-как подобранный с пола факел затрещал, задёргался предупреждающе, но погаснуть всё же не решился. Эта малахольная всё равно зажжёт опять…