Неуловимая невеста - Кинг Валери. Страница 18

– Карета, кажется уже стоит, – заметила Джулиан, стараясь не замечать трескотни Молли.

Путь из Тирска через Изингволд до Йорка – всего двадцать четыре мили, но сразу за Изингволдом у них сломалось колесо, и пришлось промучаться три часа в ожидании.

Боже правый!

Три часа!

Три самых долгих часа за всю ее жизнь!

Слушая все это долгое время театрально-зычный голос Молли, она чувствовала, что голова ее готова разбиться, как бокал тонкого стекла, неустойчиво стоящий на краю столам.

– Где же хозяин? – продолжала она, боясь, что Молли снова заговорит. – Как странно. Молли, откройте дверь и опустите лестницу. Здесь очень холодно, и я просто до костей промерзла. Прошу вас, я бы хотела немедленно войти в гостиницу.

– О, да, мэм! Конечно, мэм! Сейчас, мэм!

При каждом вопле, издаваемом девицей, Джулиан вздрагивала. Но Молочница Молли была отнюдь не так расторопна, как она обещала. Изо всех сил стараясь возвыситься до своей новой почетной должности личной служанки «миссис Фитцпейн», она начала медленно завязывать свой капор, а затем так же тщательно стала собирать свои жалкие пожитки с видом принцессы. Наконец она открыла дверь и опустила лестницу. Появился конюх с тупым выражением лица, в одной руке он держал фонарь, а другую протянул Молли, и она оперлась на нее с подчеркнутой грациозностью.

Когда Молли благополучно приземлилась, Джулиан последовала за ней. Хруст ледяной корочки под ногами показался ей самым прекрасным звуком на свете. Парень со всей искренностью простака посочувствовал:

– Тяжело, небось, столько часов трястись в карете, а? Да еще с Молли. Она чертовски много болтает!

– Да уж, – вздохнула Джулиан.

Молли встала у парня за спиной, вращая глазами и показывая себе на голову, чем, видимо, хотела отрекомендовать умственные способности молодого человека. Она хотела было заговорить, но Джулиан опередила ее быстрым приказом:

– Пожалуйста, идите впереди нас и спросите у хозяина комнату для мисс Ред… то есть для мистера и миссис Фитцпейн.

– Разумеется, мэм, – с подчеркнутой готовностью ответила Молли. – И он даст вам лучшую комнату, не сомневайтесь! Положитесь на Молочницу Молли! Вы ведь знаете, почему меня прозвали Молочницей Молли, правда?

– Да, – вздохнув, ответила Джулиан. – Потому что вы умеете так мычать, что этот звук слышно в хлеву и коровы галопом бегут домой! – Дорогой Молли раз десять объяснила происхождение своего прозвища.

– Точно! – восторженно проревела в ответ Молли и понеслась к дверям.

Джулиан осталась стоять на снегу, глядя, как ярко осветились рыжеватые волосы, Молли когда та отворила дверь гостиницы и сбросила капюшон своей коричневой накидки.

– Хозя-а-а-а-ин! – гаркнула она, как будто пыталась докричаться до корабля, от которого ее отделяло широкое морское пространство.

– Крепитесь, Джулиан, – прошептал ей на ухо мистер Фитцпейн. Приказав конюху позаботиться о лошадях и карете, он слегка обнял Джулиан за плечи, ободряюще улыбнувшись.

– Я думаю, что не вынесу больше и мили с этим созданием, – тихо ответила она, слушая, как стук подков и звук отъезжающей кареты эхом отдаются от каменных стен постоялого двора. – О, мистер Фитцпейн, я знаю, вам не понравятся мои слова, но я бы скорее вышла за Карлтона, чем согласилась выслушать еще один громогласный анекдот о Колченогой Мэг или Деревянном Уилли.

Мистер Фитцпейн рассмеялся и повел ее к дверям гостиницы:

– Я постараюсь что-нибудь придумать, хотя считаю, что это не так уж глупо со стороны Деревянного Уилли – щелкать зубами, как громыхающий мешок костей.

Эти слова заставили Джулиан засмеяться и почувствовать, как уходит дорожная усталость. Но переступив порог гостиницы, она обнаружила, что ее радость преждевременна.

– О, Боже, – пробормотала она. – И я еще умоляла вас остановиться здесь!

Филенчатые стены были обшарпанными от времени, как и деревянный пол. Щербатые доски коридора были покрыты клочьями грязной соломы.

– Постарайтесь взглянуть на это с другой стороны, – подбадривал ее мистер Фитцпейн. – Если судьба все-таки благосклонна к нам, то в этих стенах нас поразит чума, мы оба умрем неожиданной смертью и таким образом избавимся от необходимости наслаждаться рассказами Молли.

Джулиан взглянула на него и ответила с наигранной мрачностью:

– Не спасет и это, я уверена. Если бы нам пришлось здесь умереть, сомневаюсь, чтобы Молли от нас отстала. И мы бы очень скоро поняли, что не попали в рай и что древнегреческие легенды – правда, что действительно существуют подземный мир и река Стикс, а Молочница Молли только что произведена в паромщицы!

Он расхохотался и продолжал смеяться, пока они шли по узкому коридору гостиницы. Потом прошептал:

– Вы слишком серьезны для вашего возраста.

– Видимо, я попала под влияние человека, который любит поговорить о чуме, – с готовностью заключила она, тоже шепотом.

Тут в конце коридора в ярком пятне света, падавшем из комнаты справа, появилась Молли и закричала с восторгом деревенщины:

– Вы глазам своим не поверите!

Джулиан сдержала дрожь, поднявшуюся при звуке голоса ее служанки, и с трепетом подошла к дверям комнаты. Она оказалась чистой, теплой и ярко освещенной тремя рядами свечей. Трудно было поверить, что здесь возможна такая изысканность! Комната была обставлена в египетском стиле – вплоть до мелочей! – с тонким вкусом, достойным лучших домов в долине Пиккеринг. Обветшалый и даже несколько неряшливый внешний вид гостиницы никак не вязался с этой комнатой.

Стены ее были выкрашены в бледно-желтый цвет, а богатые драпировки, укрепленные крест-накрест на огромном елизаветинском окне, и обивка на красного дерева диване с ножками и подлокотниками в форме лотосов были из дорогого королевского дамасского шелка нежно-голубого цвета. Даже если ткань и была слегка тронута временем, портьеры и диван явно поддерживались в отличном состоянии. Напротив дивана стояли две скамеечки для ног того же стиля, легкой изогнутой формы, укрепленные консолями.

Прекрасно отполированный обеденный стол из красного дерева, поддерживаемый массивной ножкой-столбом с основанием в виде лапы, украшал центр комнаты вкупе с четырьмя буковыми стульями с изогнутыми спинками, сочетавшими черный цвет с позолотой. Маленький, также красного дерева письменный стол, опиравшийся на очаровательные лировидные ножки, стоял возле окна. В другом конце комнаты изящный буфет, украшенный египетскими кариатидами, довершал ансамбль.

Возле дивана жарко пылал камин, а над ним на полке находилась небольшая картина, которая заставила Джулиан остановиться.

Взгляд мистера Фитцпейна тоже задержался на картине.

– Боже мой! – воскликнул он. – Да ведь это Тернер [13]!

– Верно, думаю, что вы правы! – ответила Джулиан, входя в комнату и не отрывая зачарованных глаз от незаурядной акварели. Величественный Йорк, Минстер, самый большой собор во всей Англии, омытый лучами прекрасного заката, сверкающего, невзирая на грозовые йоркширские облака, безошибочно указывал на кисть знаменитого художника.

В этот миг послышался скрипучий женский голос:

– Стало быть, я получила больше, чем мне сказали.

Джулиан обернулась и увидела старую, высушенную годами женщину, стоявшую рядом с ее служанкой, – хозяйку гостиницы.

– О! – удивилась Джулиан. – Прошу простить меня. Я не заметила вас.

– Вы не первая, кто так говорит, но я нисколько не возражаю. – У нее были добрые голубые глаза, и она сразу же понравилась Джулиан. Хозяйка тоже взглянула на картину. – Человек, что подарил ее мне, – я думаю, из сострадания, сказал, что это Джон Констэбл [14].

Джулиан и мистер Фитцпейн в один голос воскликнули: «Это не Констэбл!»

Джулиан взглянула удивленно на своего мнимого мужа и спросила:

– Вы знакомы с его пейзажами?

– Да, как и вы, насколько я вижу, – с работами Тернера!