Прикосновение Купидона - Кинг Валери. Страница 53

И все же маскарад – это великолепно!»

36

Стоя возле стола с огромным серебряным канделябром в гостиной каменного особняка леди Эпплдор, Джулия беседовала с мужчиной, одетым в маскарадный костюм. Поправляя сделанные из коричневого фетра оленьи рога на голове, Лоуренс открыл свое лицо.

– Я хочу, чтобы ты знала, что я в состоянии увезти тебя в любое место в мире, куда ты пожелаешь поехать!

– Ты разбиваешь мне сердце, говоря такие вещи и зная, что мы не можем пожениться, – печально ответила Джулия, плотнее запахивая домино на своей груди и надевая капюшон. Она была уверена, что, несмотря на полумаску, почти все, кто находился сейчас в элегантной квадратной гостиной, узнали и ее, и Лоуренса. Ужасные слухи о них ходили уже по всему дому.

– Твое сердце разрывается, потому что теперь ты веришь, что я богат? – поддразнил он ее шепотом.

– Я уже говорила тебе однажды, что не придаю значения таким вещам…

– …Только комфорту, который можно иметь за хорошую коллекцию денежных знаков.

Джулия улыбнулась, но чувствовала болезненную печаль в своем сердце. Ей нравилось, когда Лоуренс дразнил ее за недостатки, хотя не осуждал их.

– Как жена Эверарда, – ответила она, помолчав и махнув рукой, – не сомневаюсь, что я буду окружена достаточным комфортом.

Лоуренс не ответил ей сразу, но после короткого молчания попросил:

– Разорви свою помолвку, Джулия. Ты должна. Он любит Диану, а ты любишь меня. Ты знаешь, что это правда! Тебе надо только произнести несколько слов, и все будет кончено!

– Это стало делом фамильной чести, – было все, что она смогла ответить, отходя от него.

Она поприветствовала красивую придворную даму, одетую в богатое бархатное платье алого цвета, сшитое в стиле королевы Елизаветы.

– Тетя Феб! – воскликнула она. – Как чудесно вы выглядите. Мой отец видел ваш костюм?

Она взяла предложенную тетей руку и позволила ей увести ее от смуглого набоба, которого, как она поняла с ужасающей ясностью, всегда будет отчаянно любить.

– Ты знаешь, какие ходят слухи? – спросила Феб, ее голос звучал расстроенно и печально. Она вела Джулию к южной террасе, выходящей на прекрасное озеро, по которому скользили семь великолепных лебедей. Буковая аллея по ту сторону озера поднималась на вершину округлого холма, и плотные матовые листья буков, казалось, касались звездного неба.

– Я слышала их. Вы не можете себе представить, как стараются мои дорогие друзья сообщить мне все эти слухи. Однако, признаться, я нахожу очень странным, когда мне говорят о том, что джентльмены устроили кулачный бой из-за горничной!

– Ты хочешь сказать, – начала Феб, пораженная, – что тебе сказали и такое?

Джулия кивнула.

– Я не обращаю ни малейшего внимания на такую чушь. Мне только делается страшно, когда кто-нибудь догадывается о правде, – что я люблю Лоуренса.

Феб облокотилась рукой о баллюстраду, окружающую террасу, и вздохнула.

– Ты знаешь, что я виню твоего отца. Это не первый раз, когда он разрушает две жизни, побоявшись встать на сторону любви.

Джулия взглянула на Феб и почувствовала, как слезы подступают к ее глазам.

– Признаюсь, тетя Феб, вы вряд ли должны ожидать от меня, чтобы я была огорчена его решением жениться на маме. Ведь ни Дианы, ни меня не было бы здесь, чтобы наслаждаться вашим обществом. Так что это была не совсем безнадежная ошибка.

– Ты абсолютно права, – ответила Феб, немедленно кладя руку на плечо своей племянницы и быстро обнимая ее. – Благодаря тебе и твоей сестре нельзя не простить Кингзбриджа и Гвинни. Но мне хочется придушить его за то, что он не стал противостоять леди Эпплдор. Вот это совершенно непростительно!

– Вы так думаете?

Низкий голос, принадлежащий виконту, прозвучал позади них.

Дамы одновременно обернулись, и Джулия заметила, что румянец немедленно выступил на щеках ее тети. Она извинилась и отошла, хотя и не без сожаления, потому что очень хотела присутствовать при беседе, которая, она знала, должна была последовать.

Феб смотрела вслед своей племяннице, благодарная Джулии за то, что та оставила ее наедине с Кингзбриджем. Она подняла взгляд на лицо лорда, потом повернулась к нему спиной и вновь стала глядеть на грациозных лебедей, плывущих по гладкой черной поверхности воды, в которой отражался свет нескольких фонарей, расположенных на лужайке.

– Вы не одобряете меня.

– Вы знаете, что нет! – ответила Феб.

Виконт тоже подошел к баллюстраде и, поставив на нее локти, стал смотреть на лебедей.

– Вы не понимаете, – со вздохом произнес он.

– Здесь вы ошибаетесь. Я отлично все понимаю. Если вы потрудитесь вспомнить, я уже стала однажды жертвой вашей приверженности предписаниям общества. Вы женились на моей сестре, хотя любили меня.

Феб не хотела говорить так резко; она не собиралась ускорить объяснение между ними ссылкой на события прошлого. Однако, придя в ярость от нерешительности Кингзбриджа, которая вновь управляла его поступками, она больше не желала заботиться о том, ранит она или нет его чувства.

– Я любил Гвендолин, – возразил он.

– Я не говорю, что вы не любили ее. Я уверена, что так оно и было, но недостаточно – ни для того, чтобы вызвать ответную любовь, ни для того, чтобы испытывать половину того пыла, который вы испытывали во время одной лишь беседы со мной. Вы думаете, она не подозревала о нашей взаимной привязанности?

– Вы говорите чушь. Не было никакой привязанности.

Феб повернулась к нему и возразила:

– Неправда! Посмотрите мне прямо в глаза и повторите свои слова!

Лорд Кингзбридж, как будто отвечая на вызов, выпрямился во весь свой рост и посмотрел сверху вниз на Феб.

– Никогда не было привязанности между вами и мной, кроме той, которая, естественно, существует между братом и сестрой.

Феб пожала плечами и сделала маленький шаг вперед к виконту, отвечая загадочно:

– В тот год, когда родилась Диана, перед родами Гвинни, – вы помните, в моем розовом саду в Бафе? Вы помните тот случай?

Лорд Кингзбридж судорожно вздохнул.

– Я не сделал ничего, чего мог бы сейчас стыдиться или что могло бы означать ту привязанность, о которой вы говорите.

– Вы чуть не поцеловали меня! – воскликнула она. – А моя сестра носила ваше первое дитя. Как вы можете отрицать это, если по меньшей мере двадцать раз с тех пор вы смотрели на меня с таким же выражением, так же близко протягивали руки, как будто вы хотите заключить меня в свои объятия. Как вы смеете оскорблять меня, мою любовь к вам, говоря, что вы не питали ко мне никаких чувств! О, Джордж, я с вами более чем терпелива, но я скажу вам следующее: если вы разрушите жизни ваших дочерей так же, как вы разрушили мою – и Гвендолин тоже! – я с вами никогда больше не буду разговаривать! И никогда больше не протяну вам своей руки!

Она повернулась и пошла прочь, ее сердце колотилось в груди, щеки горели негодованием.

Лорд Кингзбридж смотрел, как она входит в гостиную. Как давно его сердце желало ее. Позолоченная гостиная, потолок которой был покрыт синим дамасским шелком, в центре образующим красивый круг, была уже полна людей – и все они готовы поносить и бесчестить каждого, кто даст им для этого малейший повод. Армия сплетников – как они смотрят на Феб, как вглядываются за окно в надежде обнаружить того, с кем она только что беседовала. Он презирал их всех, желал им провалиться ко всем чертям и больше всего в этот момент хотел, чтобы его дочери скорее пошли к алтарю и это ужасное дело было закончено. Он сможет вернуться в свое поместье в Девоншире, где в речке, протекающей по его угодьям, прыгает форель и пахучие цветы пышно цветут на кустах, растущих там, где он любит ловить рыбу.

Легкий ветерок прошелестел в воздухе, шепча ему в ухо предостережения.

– Вы не понимаете, – произнес он печально. – Однажды скандал уже чуть не разрушил жизни моих дочерей, и я обещаю, что никогда не позволю ему коснуться их снова.