Экзамен по социализации (СИ) - Алексеева Оксана. Страница 59

Я же продолжала надеяться, что это все временно. Наверное, я просто испугалась меньше, чем мои родители. Но со временем и их страх отступит, все забудется. Мы снова станем Великолепной четверкой, но это будет возможно, когда вернется Макс — обязательный молчаливый монолитный элемент нашей группы.

— Даш, ты чего замолчала? Не хочешь разговаривать?

— Нет-нет! — я отвечаю честно, порывисто. — У меня все отлично. Полностью поправилась, оставила себе малюсенький шрамик на память. Учусь. С Димой ходили на свидание.

— Ого, личную жизнь наладила? — почему я раньше не замечала, какой у него голос — тихий, глубокий, задевающий что-то внутри.

— Не совсем, — признаюсь ему. — Одним разом и ограничились. Как-то это… — замешкалась, ища определение.

— Не твое? — подсказывает Макс.

— Наверное.

Молчит, а я готова поклясться, что слышу его дыхание.

— Тогда можно я тебе еще позвоню?

В груди больно сжимается. Я понимаю, что все это ни к чему хорошему не приведет. Макс останется Максом, а я — собой. И чем ближе мы станем, тем сложнее будет потом. Такие разговоры в непробиваемой тишине, окутывающей только нас двоих, заставляют чувствовать, что он совсем-совсем близко. А это вредит гармонии. Мне это совсем не нужно.

— Конечно! Звони, обязательно! И сестре тоже, она очень переживает.

— Я не звоню ей как раз потому, что она слишком сильно переживает. Ей нужны все подробности до каждой мельчайшей детали, а я не хочу обо всем говорить. А ты… эгоистично рассказываешь о себе, а не расспрашиваешь о моих делах.

Теперь он смеется так, что это можно отчетливо расслышать. Я тоже смеюсь, потому что рада слышать его смех.

А потом долго-долго слушаю пустоту в трубке после того, как он отключается.

Мира надувала губы каждый раз, когда я ей сообщала об очередном звонке Макса, обиженная, что ей он уделяет меньше внимания. Теперь он звонил мне каждый вечер, а вся моя жизнь свелась к ожиданию этого момента. Сестре он тоже звонил, пусть и не так часто. Это говорило о том, что ситуация в Москве постепенно улучшается, раз он находит для нас силы и время. Это значило, что скоро он вернется.

— Светлана твоя спрашивала у Белова, куда ты пропал.

— Надеюсь, он сказал ей, что я умер от сифилиса?

— Скорее всего. Это же Белов! А ты разве не собираешься с ней больше встречаться?

— Не знаю.

Постепенно я начала бояться его возвращения. Снова придется привыкать к себе в его присутствии, к тому, чтобы случайно не встретиться взглядом или не быть пойманной на этом волнении. А волнение только нарастало. Каждый раз, увидев очередной незнакомый номер, я готова была визжать от счастья. Тут же заваливалась на кровать и, прижимая трубку к уху, закрывала глаза с полным ощущением, будто он лежит рядом, рассказывает что-то или слушает мои рассказы. И хоть обсуждать-то почти было нечего, мы каким-то образом находили темы. Совсем короткие разговоры, не больше пяти минут, которые переворачивали мое сознание вверх тормашками. Ко всему можно привыкнуть, даже к ежедневному ожиданию в течение двадцати трех часов пятидесяти пяти минут. Ко всему. Даже к такому Максу, который совершенно не вписывался в образ, к которому я привыкла до.

— Дима твой продолжает клеиться?

— Еще скажи, что ты ревнуешь!

— Не. Не скажу.

Единственное, на что хватало моей рациональности — осознать то, что когда он приедет, все снова изменится. Я увижу холодные глаза, и его голос сразу перестанет казаться таким же мягким. А я, может быть, пока не хочу прощаться с этой иллюзией! Ни к кому не испытывающая до сих пор глубоких чувств, я хотела растянуть эту влюбленность в его голос и почти бесшумный смех подольше. Наплаваться в этой эйфории вдоволь. Наплескаться в тягостном ожидании его звонка. В конце концов, только это и имеет значение. Правда, я начала очень заметно нервничать каждый раз, когда в разговоре с друзьями упоминался Макс. Я даже скрывала от Миры, насколько часто он мне звонит, чтобы не обсуждать это ни с кем. Все, что у меня есть от него — его голос.

— Макс, там тебе грозит опасность?

— Почему «там»? Она мне везде грозит. Самое главное — Святоше сейчас не до вас.

— Ты точно вернешься?

— Точно. Возможно, с обломком копья в груди, но вернусь.

В гимназии было невыносимо скучно — никто меня не донимал, Белов был поглощен Мирой, и даже одноклассники не решались комментировать наш внезапный разрыв. Он сам так прямо и заявил: «Прошла любовь, завяли помидоры», что, в общем-то, всех устраивало. Администрация терпела отсутствие Макса, «вынужденного уехать по семейным обстоятельствам», но с тем условием, что потом он сдаст все пропущенные работы. Никто из учителей и не сомневался в том, что он справится.

— Я думаю, что Мира с Беловым когда-нибудь поженятся. Но она никогда не признается, что влюблена в него.

— Да пофиг. Надеюсь, они не используют мою комнату для своих потрахушек?

— В твоей комнате любой станет монахом! Атмосферный аскетизм! Я тебе потом плюшевого мишку подарю, розового…

— Фу-у-у!

В конце февраля неожиданно быстро потеплело. Вот так прямо сразу — еще вчера была зима, и вдруг наступила весна. Даже холодные ветра не портили настроение. Весна — это всегда какое-то неосознаваемое предвкушение чего-то приятного, особенно самое ее начало. А у меня и без того от ежевечернего общения с Максом в голове царила весна.

Мы договорились еще вчера с Мирой и Костей, что сегодня обязательно пойдем гулять в парк. Но сначала надо отсидеть положенные уроки, отгоняя от себя тоску.

— Сюрприз! — оповестил Белов присутствующих о своем появлении.

Оказалось, что не только о своем. Вслед за ним и Мирой в класс вошел Макс. Мы говорили с ним по телефону только вчера, и он ни словом не обмолвился о том, что приезжает! Тот равнодушно кивнул на приветствия и направился к своему месту, то есть ко мне. Точно такой же, как всегда — руки в карманы, на лице ни единой эмоции. Внутри оборвались нити, связывающие рассудок с эмоциями.

— Привет, — он сел рядом.

Сердце сжалось до такой боли, что хотелось закричать. Голос, который сопровождал меня все последние недели… и ведь даже не заикнулся о приезде! Может, я была бы больше готова, если бы знала? Зачем вот так со мной?! Я всего лишь урвала себе кусок Макса в виде тихих разговоров ни о чем, и теперь за это получаю неожиданный удар, словно он хотел проверить, как я с этим справлюсь? Лучше бы вообще ничего не было! Лучше бы я никогда не познакомилась с Танаевыми! Пусть бы одноклассники продолжали издеваться надо мной, пусть бы Белов оставался той же сволочью, только не это. Почему он не дал мне возможности подготовиться? Сейчас легче умереть, провалиться сквозь землю, чем что-то ответить.