Куколки - Уиндем Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис. Страница 41

Одиночная фигура слабо вырисовывалась на фоне отверстия. Потом другая, маленькая… За ней третья. Проем исчез, зажглись свечи. Розалинда и Петра, словно завороженные ужасом, смотрели, как Софи, зачерпнув миску воды из бадьи, стала смывать кровь со своих рук и чистить нож.

16

Обе девушки настороженно и заинтересованно изучали друг друга. Глаза Софи скользили по Розалинде, по ее рыжеватому шерстяному платью с нашитым коричневым крестом, на мгновение задержались на ее кожаных башмаках. Она посмотрела вниз на свои мягкие мокасины, потом на короткую драную юбку.

При этом осмотре она обнаружила на своем лифе несколько пятен, которых не было там еще полчаса назад. Без всякого смущения она стянула его с себя и начала стирать в холодной воде. А Розалинде сказала:

— Тебе надо избавиться от этого креста. И ей тоже, — добавила она, глядя на Петру. — Он выделяет вас. Мы, женщины Зарослей, не считаем, что он сослужил нам хорошую службу. Да и мужчин он раздражает. На.

Софи достала из ниши ножичек с узким лезвием и протянула ей.

Розалинда неуверенно взяла его, поглядела сначала на него, потом вниз, на крест, который всю ее жизнь был у нее на каждом платье. Софи наблюдала за ней.

— Я раньше носила такой же. Мне он тоже не помог.

Все еще сомневаясь, Розалинда посмотрела на меня. Я кивнул ей.

— В этих краях не любят напоминания об Истинном Образе. Кроме того, это, вероятно, опасно. — Я глянул на Софи.

— Да, — сказала она. — Здесь это не только самоутверждение, это вызов всем.

Розалинда принялась не очень охотно отпарывать крест.

Я спросил Софи:

— Что теперь делать? Может, до рассвета нам лучше попытаться убежать как можно дальше?

Софи, продолжая стирать лиф, покачала головой:

— Нет. Его могут найти в любую минуту. Когда найдут, объявят розыск. Подумают, что это ты его убил и что вы втроем убежали в лес. Им никогда не придет в голову искать вас здесь. С чего бы вдруг? Но вокруг они перевернут все.

— Ты считаешь, мы должны остаться здесь? — спросил я.

Он кивнула:

— На два, а может, на три дня. Когда они прекратят поиски, я выведу вас.

Розалинда, не прекращая отпарывать крест, задумчиво подняла на нее глаза и спросила:

— Почему вы делаете все это для нас?

Я быстро рассказал ей о Софи и человеке-пауке, гораздо быстрее, чем можно изложить словами. Но Розалинду такое поспешное объяснение не вполне удовлетворило. Они с Софи продолжали внимательно разглядывать друг друга в мерцающем пламени свечей.

С плеском Софи уронила лиф в воду и медленно выпрямилась. Она наклонилась к Розалинде, ее темные кудри рассыпались по голой груди, глаза сузились.

— Будь ты проклята, — яростно произнесла она. — Оставь меня в покое. Будь ты проклята.

Розалинда напряглась, готовая к любому отпору. Я тоже приготовился, чтобы в случае необходимости быстро вскочить и броситься между ними. На несколько долгих секунд все замерли, как на картине. Софи, почти дикарка, полуголая, в оборванной юбке, принявшая воинственную позу; Розалинда в своем коричневом платье, с наполовину отпоротым крестом, свисающим на грудь, с блестящими в свете пламени бронзовыми волосами, ее точеное лицо с настороженным взглядом, чуть откинутая назад голова. Но вот кризис миновал, напряжение спало. Злоба в глазах Софи погасла, но она не шевелилась. Ее рот искривился, и она задрожала. Горько, хрипло зазвучали ее слова:

— Будь ты проклята. Смейся, смейся надо мной. Будь проклято твое прелестное личико. Смейся надо мной. Да, я действительно хочу его! Я! — Она засмеялась, сдавленно, дико. — Что толку? Боже мой, что толку? Если бы он и не захотел тебя? Какой ему от меня прок? От такой меня?

Она поднесла стиснутые руки к самому лицу, ее всю трясло. Потом повернулась и бросилась ничком на подстилку поверх веток.

В молчании глядели мы в этот темный угол. Один мокасин сполз с ноги. Была видна коричневая, огрубевшая подошва ее ступни и четкий ряд шести пальцев.

Я повернулся к Розалинде. Ее потрясенный взгляд смущенно встретился с моим. Инстинктивно она хотела встать, но я покачал головой, и она нерешительно опустилась обратно.

В тишине пещеры раздавались только безутешные отчаянные рыдания и мерный стук падающих сверху капель.

Петра внимательно оглядывала сначала нас, потом фигуру на шкурах, затем снова посмотрела на нас. Никто из нас не двигался, и она, по-видимому, решила, что надо действовать самой. Она пересекла пещеру и заботливо опустилась на колени возле постели. Нерешительно она коснулась рукой темных волос.

— Не надо так, — сказала Петра. — Ну пожалуйста, не надо.

Рыдания прервались ошеломленным всхлипом. И после паузы загорелая рука обняла Петру за плечи. Плач стал не таким безутешным… он уже не надрывал сердце, а лишь заставлял его горестно и больно сжиматься.

Просыпался я с неохотой, от лежания на жестком каменном полу пещеры тело мое занемело. Почти сразу включился Майкл:

— Вы что, собираетесь спать весь день?

Я глянул вверх и сквозь щель над кожаной занавеской увидел дневной свет.

— А который час? — спросил я.

— По-моему, около восьми. Уже три часа, как рассвело, и мы уже успели побывать в сражении.

— Что произошло? — осведомился я.

— Мы обнаружили засаду и послали отряд, чтобы обойти ее сбоку, а он столкнулся с их резервным войском, которое должно было поддержать засаду, когда разгорится бой. Они, видимо, решили, что это наши основные силы, и разбежались, но в суматохе у нас ранило двоих или троих.

— Так вы сейчас продолжаете двигаться вперед?

— Да. Я думаю, что где-нибудь они с нами сразятся, но пока они растаяли без следа. Нет вообще никакого сопротивления.

Это было совершенно не то, что нужно. Я объяснил ему наше положение, сказал, что мы никак не сможем днем выйти из пещеры незамеченными. В то же время, если мы останемся на месте, а поселение захватят, то его, несомненно, обыщут и нас обязательно найдут.

— А как обстоят дела с твоими зеландскими друзьями, Петра? — спросил Майкл. — Как по-твоему, можно рассчитывать на них реально?

Ответила сама подруга Петры, правда, несколько холодно:

— Вы можете рассчитывать на нас.

— Время вашего прибытия не изменилось? Вас ничто не задержало? — спросил Майкл.

— Все как я говорила ранее, — успокоила она нас. — Примерно через восемь с половиной часов.

Потом несколько высокомерный оттенок ее мыслей исчез, и они окрасились явственным ужасом.

— Это поистине жуткие места. Мы видали раньше Дурные Земли, но никто из нас и вообразить не мог ничего столь пугающего. На многие мили тянутся пространства, где вся земля сплавлена в черное стекло. Ничего больше, только черное стекло, как замерзший океан чернил… потом идут пояса Дурных Земель, потом снова дикая пустыня черного стекла. Она тянется и тянется… Что они здесь натворили? Что тут такое можно было сделать, чтобы сотворить этот ужас? Неудивительно, что мы здесь раньше не бывали. Здесь как будто переступаешь порог жизни и попадаешь в ад… Здесь совершенная безнадежность, на веки вечные лишенная какой-либо жизни. Но почему? Почему? Почему? Мы знаем, что Прежние Люди были детьми, обладавшими силой богов. Но похоже, что это были сумасшедшие дети, просто безумцы… Здесь до сих пор горы — пепел, а равнины — черное стекло, хотя прошли столетия. Здесь так мрачно и жутко. Чудовищное безумие. Страшно подумать, что целая раса сошла с ума… Если бы мы не знали, что за этими ужасами находитесь вы, мы бы повернули назад без оглядки…

Ее прервала Петра, внезапно затмив все своим отчаянием. Мы не знали, что она проснулась. Не могу сказать, что она поняла во всем этом, но она явно уловила мысль о повороте назад. Я постарался как мог успокоить ее, и вскоре зеландка смогла прорваться и присоединиться к моим утешениям. Страх уменьшился, и Петра взяла себя в руки.

Возник Майкл. Он спрашивал:

— Дэвид, что с Рэчель?

Я вспомнил его тревогу прошлой ночью.