Гавань измены (ЛП) - О'Брайан Патрик. Страница 31

— Уверен, вы попали в самое яблочко, доктор, — воскликнул мистер Аллен. — Только в прошлом году у нас случилась стычка с капером на входе в канал — люггер из Сен-Мало шел по ветру, делая три мили против наших двух, потом угостил нас парочкой бортовых залпов и в дыму взял на абордаж. Короче говоря, мы убедили их вернуться на своё корыто. Это оказался «Виктор» из Сен-Мало — столь быстрый, какие обычно и бывают из тех краев, и они отвалили. Но вот что я хочу сказать. Когда все закончилось, и я сидел за чашкой чая с присутствующим здесь мистером Смитом, — Аллен кивнул в сторону помощника, который торжественно кивнул в ответ, как будто находясь под присягой, — то почувствовал нечто странное в плече и, сняв сюртук, обнаружил дырку в нем и дырку во мне — пуля прошла почти навылет. Я тогда ощутил удар, уверяю вас, но подумал, что всего лишь стукнуло падающим блоком, и не обратил на это никакого внимания.

— Точно, — вскричали остальные, то же самое случалось и с ними или их друзьями, а после паузы, в которой капитан Обри рассказал о пуле, попавшей ему в бок, когда он был помощником штурмана, и не замеченной, поскольку почти одновременно Джек получил еще и удар пикой. Так пуля и скиталась по его организму до тех пор, пока он не стал коммандером и доктор не извлек её аж где-то на уровне плеча, последовало еще несколько анекдотов, придав обеду приятную компанейскую, даже несколько оглушительно-удалую атмосферу.

С этого момента разговоры и смех не стихали, и Стивен, которому в последнее время с трудом давалась роль любезного собеседника, погрузился в своё более привычное молчание, размышляя о миссис Филдинг до тех пор, пока не убрали скатерть. Затем, когда гости лакомились инжиром и зеленым миндалем, он заметил, как Роуэн наклонился вперед и обратился через весь стол к переводчику:

— Я слышал, вы говорили, что встречали лорда Байрона?

Да, подтвердил Хайрабедян, ему дважды выпала честь отобедать в его компании в Константинополе вместе с парочкой армянских торговцев, а однажды он подал полотенце, когда его милость, дрожа и слегка посинев, вышел из вод Геллеспонта.

Стивен с любопытством взглянул на маленькое, круглое и веселое лицо, пытаясь понять, правду ли говорит Хайрабедян: многие, очень многие, кого он встретил в Валлетте, вроде как знавали Байрона, женщины отвергали его ухаживания, а мужчины сбивали с него спесь.

Хайрабедян, вероятно, говорит правду, как решил Стивен. Он не так много с ним общался, но переводчик явно производил впечатление умного человека: рассказал Мартину немало интересного о монофизитских армянских и коптских церквях, выказал неплохое знание различий между омиусианами и омоусианинами [21] и заслужил хорошее мнение о себе кают-компании, и не болтливостью — хотя его английский был почти идеальным — а, скорее, весело блестящими глазами, заразительным смехом, привычкой внимательно слушать и восхищаться Королевским военно-морским флотом.

На этом самом месте Моэута отозвали, во многом против его воли, и пока Роуэн, Мартин и даже казначей с помощниками шкипера забрасывали вопросами Хайрабедяна, мистер Аллен наклонился к Стивену и спросил:

— А что это за Байрон, о котором они толкуют?

— Поэт, сэр, — отозвался Стивен. — Один из тех, что слагает отменные нескладные стишки, иногда выдавая настоящие поэтические перлы. Но не могу сказать, сияла ли бы его настоящая поэзия столь ярко, не будь она создана на контрасте с прочим посредственным творчеством, я не так уж много его читал.

— Люблю добротные стихи, — заявил Аллен.

Джек кашлянул, и беседа стихла. Он наполнил стакан из недавно принесенного графина и провозгласил:

— Мистер Вайс, за короля.

— Джентльмены, — поддержал его Аллен, — за короля.

После выпили за «Дромадер» и за «Сюрприз», за жен и возлюбленных.

— Если вы любите поэзию, сэр, — обратился Джек к Аллену, — то попали куда надо. Оба моих лейтенанта — отличные поэты. Роуэн, продекламируйте капитану отрывок про сражение сэра Майкла Сеймура, первую часть. Начните с середины, чтобы не затягивать.

— Ну что ж, сэр, — отозвался Роуэн, поклонившись мистеру Аллену, — это произошло на «Тетисе», — и, не меняя интонации, продолжил:

Скажу вам прямо, 

Не видели мы много лет такой сраженья драмы. 

Повечеру к семи часам начался бой, 

И долгие часы он длился, 

Кто умер, кто живой, кто ранен, но бодрился, 

А с палубы смывало кровь водой. 

Час двадцать шла сия кровопролитья встреча. 

Враг был в наших руках, ход битвы обеспечен; 

В ответ на абордаж был тут же дан отпор, 

А пораженье большинства усилило позор. 

Противник сдался, флаги приспустил, 

В честь Англии трехкратное «Ура!» воскликнул победитель. 

Наш брат, не мешкая, корабль захватил 

И к переправе в Плимут приза приступил. 

Запас оружия и пороха большой 

И тысячу мешков муки, все было нашей страстью. 

Корабль на Мартинику держал путь свой 

Но по пути нам встретился, к его несчастью!

С последними строчками в каюту вернулся Моуэт — весь его вид выражал тщательно скрываемую досаду. Заметив это, Джек предложил мистеру Аллену:

— Стихи моего первого лейтенанта ничуть не хуже, сэр, но они в современном стиле, который, возможно, вам не понравится.

— Нет, сэр, ну что вы, ха-ха-ха... — возразил Аллен, его лицо раскраснелось, он пришел в веселое расположение духа, — мне нравятся любые стихи.

— Тогда, быть может, вы порадуете нас отрывком про умирающего дельфина, мистер Моуэт? — обратился Джек.

— Ну, сэр, если вы настаиваете, — с готовностью отозвался Моуэт и, пояснив, что продекламирует часть поэмы о людях, плывущих посреди Эгейского моря, гулким басом начал:

Моряки, дабы утишить судна порыв,

Взяли на марселе еще один риф [22],

Теперь же, приближаясь к корме горделивой,

Стая ловких дельфинов стала различимой.

Тела блестящие солнца лучи отражают,

И кажется, будто целый океан полыхает.

И спорт смертельный команда учинила,

Метая длинное копьё, иль лесой с наживкой дельфинов накрыла.

И вот один уже совсем рядом с гарпуном...

Мысли Стивена уплыли к Лауре Филдинг и его собственному, возможно, несвоевременному, ненужному, глупому и ханжескому целомудрию, обратно в реальность его вернули аплодисменты, ознаменовавшие конец декламации Моуэта.

Общий шум перекрыл мощный «морской» голос Аллена, утратившего остатки благородной сдержанности уже пару графинов назад. Он заявил, что, хотя «Дромадер» и не может ответить той же любезностью, поскольку на борту не имеется сравнимого таланта, но, по крайней мере, может ответить песней, громкой, пусть и не сильно в лад.

— «Испанские леди» [23], Уильям, — сказал он своему помощнику, ударил три раза по столу, и вместе они затянули:

Прощайте, прощайте, испанские леди

Прощайте, не стоит лить слезы из глаз.

Нам утром вручили приказ выйти в море.

На Англию курс, не грустите без нас.

Почти все матросы неплохо знали песню и уверенно подхватили припев:

Мы ветер соленый вплетем в нашу песню,

Пусть ветер над морем разносит наш крик.

Скорее бы увидеть границы Канала,

От Силли до Ушанта – тридцать пять лиг!

Затем капитан и его помощник пропели:

Положит нас в дрейф, юго-западный ветер.