Гавань измены (ЛП) - О'Брайан Патрик. Страница 64

— А здесь, видите ли, больше похоже на семейные посиделки.

— Да, сэр, — хором ответили мичманы.

— Я не боюсь того, что вас завалят в морском деле, — продолжил Джек. — Нет. Вас обоих может погубить навигация. Что до этого, — он поднял работы молодых джентльменов, которые и старшие, и младшие мичманы должны были передавать морскому пехотинцу у двери его каюты каждый день, как только определят положение корабля в полдень, — они весьма хороши, и так случилось, что данные точны. Но получены они скорее на основе вашего опыта, и я боюсь, если вас спросят о тонкостях теории — а сейчас экзаменаторы делают это все чаще — то вы смешаетесь. Хани, предположим, вы знаете снос корабля и его скорость по данным лага. Как вы определите угол поправки, чтобы проложить истинный курс?

Хани выглядел ошеломленным и ответил, что сможет найти угол, если ему дадут время и бумагу. Мэйтленд сказал, что сделает так же. Формула есть у Нори.

— Осмелюсь предположить, вы это сделаете, — ответил Джек. — Но вся суть в том, если вы летите в Тартар, то не сможете заглянуть в книгу, не будет у вас ни времени, ни бумаги. Вы должны сразу заявить, что скорость корабля соотносится к синусу угла сноса, так что снос есть синус угла поправки. Я не думаю, что нужно многое исправлять, так что если хотите, можете приходить сюда после обеда, постараемся отточить ваши навигационные знания.

Когда они ушли, Джек записал некоторые особенно затруднительные моменты, с которыми необходимо разобраться — с прямым восхождением солнца и звездным дополнением — всё то, что пришло на ум, когда он разговаривал с Секстаном Дадли, капитаном и ученым, который презирал простых моряков и мог оказаться членом экзаменационной комиссии наряду с близкими друзьями Джека. Потом Джек вышел на палубу. «Сюрприз» уже преодолел половину бухты Кутали и несся с наветренной стороны конвоя, как элегантный лебедь в стае обычных и грязноватых гусят.

Все пассажиры смотрели на открывающийся пейзаж, и хотя Джек хорошо его знал, он все же изумился, вспомнив первые свои впечатления: ширину бухты, наполненной мелкими суденышками и трабаколлами, величественную береговую линию скал, погружающихся прямо в глубину, скученный укрепленный город, поднимающийся из бухты в гору под углом в сорок пять градусов и сияющий в свете солнца — розовые крыши, белые стены, светло-серые валы, зеленые медные купола, а за ним — вздымающиеся еще выше горы, с одной стороны голые, с другой — темнеющие лесом, горные пики скрывались в редких белых облаках.

— Теперь, сэр, — обратился Джек к майору Поллоку, — вы видите, откуда мы начинали. Вон там, на углу мола, мы установили массивную двойную опору и протянули канат прямо над нижними валами — через центр города к самой цитадели. Трос мы натянули туго, как скрипичную струну, и усердно налегали перед и после прохождением самых сложных мест, и орудия поднимались легко, как по маслу. Это первый этап. Второй я не могу показать вам отсюда из-за слепой зоны за цитаделью, но вот там, где она снова идет вверх, на зеленом холме пониже тех освещенных утесов, можно различить линию подземного акведука. Но вот что я подумал: наверняка нужно сначала рассказать о политической ситуации. Она оказалась довольно сложной.

— Прошу прощения, сэр, — вмешался Моуэт, — но я предполагаю, что бей отчалил.

— Черт возьми, так рано? — удивился Джек, поднося к глазам подзорную трубу. — Вы совершенно правы, а с ним и наш дорогой поп. Салютуйте. Это мои союзники в том деле, — обратился он к Поллоку, когда канонир промчался к корме с жаровней, — и я должен прерваться на мгновение, поскольку увидел с полдюжины шлюпок, готовых следовать за ними.

Салют «Сюрприза» еще не закончился, а турки уже начали отвечать с батарей немного южнее нижнего города; они весьма неплохо поживились французской артиллерией в Марге, как пушками, так и боеприпасами, и в бодрой турецкой манере случайно запулили ядро, просвистевшее неподалеку от рыбацких лодок.

Через несколько минут христиане в цитадели присоединились со своими двенадцатифунтовками и справились куда лучше. Густой дым повис над Кутали и снизу, и сверху: горы гоняли эхо туда-сюда по заливу, и можно было также услышать треск мушкетов, пистолетов и охотничьих ружей. «Сюрприз» был на редкость популярным кораблем у куталийцев — он уберег их от двух алчных беев-тиранов и обеспечил всем необходимым, чтобы сохранить фактическую независимость. Не из бескорыстной щедрости, а в результате кампании против французов, но результат от этого не изменился, как и доброжелательность.

Фактический властитель маленького государства поднялся на борт корабля во всем великолепии торжественной встречи: свистят боцманские дудки, морские пехотинцы берут «на караул», офицеры в лучших мундирах стоят с обнаженной головой, звучит барабанная дробь. Шиахан-бей, невысокий, широкоплечий, покрытый шрамами и седой турецкий воин с раскинутыми руками подошел к Джеку и расцеловал его в обе щеки, а сразу после — отец Андрос, который так нравился сюрпризовцам, что те выразили свое одобрение сдержанным гулом.

— Где Пуллингс? — по-итальянски спросил отец Андрос, оглядываясь.

На мгновение Джек не мог вспомнить по-итальянски «стал коммандером», поэтому бросил на греческом:

— Promotides, — показывая наверх. Но видя, что они шокированы и явно опечалились, а священник перекрестился в православной манере, Джек постучал по эполетам и вскричал: — Нет, нет. Он capitano, pas morto, elevato in grado, — и громко позвал: — Доктор Мэтьюрин! Позовите доктора.

В возникшей паузе священник окликнул шлюпку, чтобы подняли остолбеневшую маленькую девочку, стоявшую на носу, но не решавшуюся сесть, в накрахмаленном платье, изнемогающую от жары и напудренную, почти потерявшую сходство с живым человеком. Она держала огромный букет роз размером с нее. Поднять её на борт оказалось той еще задачкой: девчушка горячо противилась любым попыткам разделить её с цветами и всему, что могло помять ее пышное малиновое платье. В конце концов, она очутилась на палубе, и, не отрывая глаз от отца Андроса, оттарабанила приветствия Джеку, после чего неохотно вручила ему букет.

Тем временем «Сюрприз» встал на якорь и взял грот-марсель на гитовы, вот тут-то на салинге и обнаружился доктор Мэтьюрин — экстраординарно высокая для него позиция. Большую часть утра он провел сидя на широкой, удобной платформе грот-марса в надежде увидеть пятнистого орла — величайший дар этих берегов, и его терпение вознаградилось аж двумя, играющими друг с другом и летящими так низко, что он смог заглянуть им в глаза; но марсель мешал обзору, и со страхом и возбуждением доктор, не отрывая взгляд от неба, медленно вскарабкался наверх, на эту лихую высоту.

С салинга действительно открывался прекрасный вид на птиц; но они давно исчезли, взмывая все выше и выше в небо, пока не скрылись в легких облаках. С тех пор Мэтьюрин гадал, как спуститься вниз. Чем дольше он рассматривал пустоту внизу, тем невероятнее ему казалось, что когда-либо удастся достичь этого мерзкого салинга. Доктор судорожно хватался за брам-стеньгу и всевозможный такелаж. Он понимал, что если просто решительно повиснет на руках, лучше с закрытыми глазами, то ноги, скорее всего, нащупают опору; но это понимание принесло мало практической пользы и привело не к действиям, а только к бесконечным размышлениям о слабости человеческой силы воли и истинной природе головокружения.

Джек по завершении церемонии с цветами поймал выразительный взгляд своего лейтенанта и понял все на лету. Поцеловал маленькую девочку, передал букет рулевому и сказал:

— Бонден, дуй на мачту: спусти доктора в «воронье гнездо» и на пути вниз покажи ему самый удобный способ добраться до палубы. И скажи, что я жду его у себя в каюте.

К тому времени как Стивен достиг палубы, на ней толпились католики, православные, мусульмане, иудеи, армяне, копты, все с подарками, и еще больше людей подплывало в небольших лодках. А когда он вошел в каюту, та была полна ароматного дыма от кефалонского табака; кальян бурлил где-то в середине, а капитан Обри, отец Андрос и Шиахан-бей сидели вокруг на диванных подушках, или, если точнее, на всех сюрпризовских подушках, поспешно накрытых сигнальными флагами, и попивали кофе из веджвудских чашек. Доктора радушно поприветствовали, даже с любовью, и вручили янтарный мундштук.