Повесть о Ферме-На-Холме - Алберт Сюзан Уиттиг. Страница 52

— Опа! Раз-два, и готово! — радостно завопил крыс в фуфайке, сбив шиллингом два из четырех меловых столбиков. Кто-то лишил его части уха, да и с хвостом дело обстояло не лучшим образом — похоже, недавно по нему проехало тележное колесо, оттяпав добрую пару дюймов. Крыс хлопнул грязными лапками и пустился в пляс. — Прибавь-ка мне два очка, Братан Джек! Считай, флорин у меня в кармане.

— Плюс два Ловкачу Роджеру, — деловито сказал Джек Он сдвинул на затылок зеленую шапочку и огрызком карандаша сделал отметку на обороте белого конверта, который лежал на полу. Точнее, конверт этот некогда был белым, сейчас же его сплошь покрывали бесчисленные отпечатки грязных крысиных лап, а один угол носил следы крысиных зубов. — Теперь у тебя двадцать девять!

— Почему двадцать девять? — возмутился крыс-джентльмен. — У Ловкача было двадцать пять, так что теперь стало двадцать семь, а никак не двадцать девять!

— Извини, старина, — пожал плечами Джек. — Двадцать девять как отдать — ни больше, ни меньше. Если не веришь, можешь посчитать сам. — Он сунул грязный конверт под нос толстому гладкому крысу, и тот в ужасе уставился на карандашные каракули. Было ясно, что он понятия не имеет, как записывают счет. Пышка догадалась, что два других крыса это прекрасно знают и просто-напросто обманом выуживают у него деньги, на которых он сидит.

— Теперь у меня на два очка больше, чему тебя, Ридли Длиннохвост! — торжествующе заявил Ловкач Роджер и принялся снова расставлять меловые столбики.

— Не спеши радоваться, — проворчал мистер Длиннохвост. Он взял шиллинг и покрутил монетку в лапах. — Один хороший бросок, и я тебя догоню, грязный крысеныш. — С этими словами он подошел к отметке и лихо запустил монету. Однако прицелился Длиннохвост скверно, шиллинг сбился с курса и повалился набок под учительским столом, у самой лапы Табисы.

— Плохо твое дело, старина Длиннохвост, — покачал головой Братан Джек, когда гладкий крыс, бормоча проклятия, вернулся на свое место на стопке монет. — Твой черед, Ловкач.

— И мой флорин, — бесцеремонно сказал Ловкач Роджер, ленивой походкой направляясь к отметке. — А сейчас и второй выиграю. — Он поплевал сначала на одну лапу, затем на вторую, при этом его усики нагло подергивались. Затем Ловкач поднял шиллинг, сделал два коротких шага к линии и пустил монету сильным и точным движением. Шиллинг с эффектным звоном врезался в ближайший кусок мела, и все четыре столбика рухнули.

— Тридцать одно очко — игра закончена! — воскликнул Братан Джек, делая пометку на конверте. — Флорин твой, старина Ловкач!

— А то чей же, — сказал Ловкач, направляясь к Длиннохвосту с вытянутой лапой. — Рассчитаемся сейчас, старина Длиннохвост, если ты не возражаешь. Но я всегда готов дать тебе шанс отыграться.

Недовольно ворча, Ридли Длиннохвост слез со своей стопки монет и вручил флорин Ловкачу, который немедленно сунул его в карман полосатой фуфайки.

Однако отпраздновать успех победитель не успел, ибо в следующий момент все три игрока оказались пленниками. Ридли Длиннохвост был крепко зажат в зубах Пышки, Табиса держала за хвост Братана Джека, а Плут придавил лапой Ловкача Роджера. Жертвы царапались, извивались и непристойно ругались, как и подобает портовым крысам.

— Ну, как мы поступим с этими мерзкими тварями? — брезгливо спросила Табиса, не выпуская визжащего Братана. — Для еды они непригодны.

Плут, который не был так уж разборчив в еде, чтобы не съесть крысу-другую при удобном случае, тем не менее предложил другой план.

— Сейчас я вам покажу, что мы с ними сделаем, — сказал он и пригласил кошек следовать за ним обратно через кладовку к тому отверстию, через которое они попали в школу. Здесь он выплюнул Ловкача на пол.

— Убирайся отсюда и не вздумай возвращаться! — рявкнул он, обнажив зубы и наподдав зверьку лапой. На их глазах Ловкач Роджер поспешно юркнул в проход, ведущий на улицу.

— Мы что же, так их и отпустим? — недоверчиво спросила Пышка. Как и Табисе, вкус крыс был ей отвратителен, но все ее кошачье естество восставало против их освобождения. Со всей очевидностью, Ридли Длиннохвост, встретившись с финансовыми проблемами, похитил школьный фонд для ремонта крыши, а двое других пытались жульническим путем выманить у него деньги. Как ни кинь, все трое были негодяями.

— Не беспокойся, далеко они не уйдут, — уверенно сказал Плут, когда два других крыса бесславно бежали вслед за первым.

Плут оказался прав. Когда Ловкач Роджер вынырнул из дыры на школьный двор, он тут же стал добычей профессора Галилео Ньютона, который с нетерпением ожидал сообщения, что стало с деньгами, и который отнюдь не испытывал отвращения к крысиному запаху — ведь филины и совы почти полностью лишены обоняния.

— Отпусти меня, Круглоголовый! — заверещал Ловкач Роджер, оказавшись в когтях у профессора. Его полосатая фуфайка задралась до самой шеи. — Отпусти же меня, пират!

— Не дерзи, — строго сказал профессор, встряхнув Ловкача. Он расправил свои широченные крылья и взмыл в воздух. — Дерзость не приличествует крысу, которого пригласили к ужину.

— Пригласили к ужину? — завопил Ловкач Роджер, бледнея от ужаса. Земля была уже далеко внизу. В отчаянии он закрыл глаза лапками. — О, я погиб, я пропал! Не вернуться мне больше в родные места, не поплясать с девушками в уайтчепельском пабе, не увидеть друзей и лучшего из них — Братана Джека, спаси его Господь!

Именно в этот момент профессор глянул вниз через плечо и увидел, как Братан Джек вылезает из дыры и, пошатываясь, бредет через школьный двор. Не принадлежа к числу филинов-растяп, которые упускают удобный случай, профессор заложил изящный разворот, камнем упал вниз и схватил жертву. Затем, неся по крысу в каждой лапе и чувствуя глубокое удовлетворение проделанной работой, он полетел к дому, к своему буку в Кукушкином лесу. Там он достал большой чугунный сотейник и рецепт фрикасе из крыс, записанный со слов кузена, Старика Брауна, жившего неподалеку на острове. Исходными продуктами для блюда являлись: одна морковка, один корень пастернака, один черешок сельдерея, одна луковица и две крысы (или одна белка), освежеванные. Все ингредиенты следовало тушить вместе на медленном огне, пока они не станут мягкими, затем добавить свежей петрушки (большой пучок) и щепотку кайенского перца. Подавать с клецками.

Пока ужин готовился, профессор поднялся в обсерваторию, которая располагалась на самой верхушке дерева. Для друзей, приглашаемых полюбоваться звездами, была предусмотрена лестница, но сам профессор, будучи филином, оставил это приспособление без внимания и предпочел просто взлететь. Над низенькой дверью в обсерваторию висела табличка с написанным от руки текстом:

Следующий час профессор провел в приятном занятии: наблюдал Луну в телескоп, установленный на вращающемся штативе, что позволяло обозревать весь небосклон, и делал пометки в «Журнале наблюдений». Затем он спустился, чтобы насладиться изысканным ужином и стаканчиком напитка, сваренного из меда и земляники с добавлением веточки розмарина, цветов клевера и апельсиновой цедры. Фрикасе удалось на славу, и, закончив трапезу, он уселся с чашкой одуванчикового кофе в свое любимое кресло, где вскоре сладко уснул над томом «Математических оснований натуральной философии» сэра Исаака Ньютона (правда, в переводе).

К сожалению, когда профессор покидал окрестности сорейской школы, в его распоряжении было только два комплекта когтей, а в жилете вовсе не оказалось карманов. Именно поэтому, выбравшись из дыры, Ридли Длиннохвост мог отправляться на все четыре стороны, что он и сделал с быстротой, которую давали ему все четыре лапы. Ночь была лунной, и, остро сознавая необходимость беречься сов, Длиннохвост держался ближе к кустам ежевики, хотя шипы этого растения и наносили немалый урон его бриджам. Ручей Уилфин-бек он форсировал вплавь, держа в зубах свернутые в узел сюртук, жилет и штаны. Оказавшись на другом берегу, он принялся было отжимать свой хвост, когда к нему обратился со словами приветствия хорек Фриц, который на вкус крыс никогда не жаловался. Ридли пришлось бежать не просто быстро — резвее ему не случалось бегать за всю жизнь, — чтобы уйти, сохранив значительную часть шкуры и хвоста. Удалось ему спасти и почти всю свою одежду — на месте встречи с Фрицем остался лишь сюртук, который хорек отнес к себе домой и использовал в дальнейшем как тряпку.