Удачная партия - Гарина Зоя. Страница 43

Ковард по-прежнему вел мысленные диалоги. Однако эти диалоги качественно изменились: в них было больше внутренней свободы и, как казалось Коварду, больше логики.

«Да, я стал другим, — говорил себе Аркадий Францевич. — Я стал целостным, а значит, я не только обрел внутреннюю свободу, но и расширил свои духовные горизонты. Хм… Возможно, расширил. Ведь та часть сознания, которую занимал Злобный Я, теперь свободна. А значит, я могу думать шире. Так? Или нет? Не знаю. Злобный Я был моим внутренним голосом. И определенно он мне мешал. Чем же все-таки мне мешал мой внутренний голос? А мешал он мне тем, что постоянно втягивал меня в какие-то глупые споры, заставлял сомневаться, изменять уже намеченные планы, метаться из угла в угол. Он мне не позволял быть самим собой! Вот! Вот это истина! И я ее наконец осознал».

— Кадик! Чай будем пить? — раздался из кухни голос Эльвиры Павловны.

— Нет, — крикнул в ответ Аркадий Францевич.

— Почему? Чем ты там занят?

— Я смотрю телевизор.

Эльвира Павловна вышла из кухни.

— И что там? Что-то интересное?

— Да ерунда, — ответил Аркадий Францевич, — региональные новости. Как всегда, бред.

Эльвира устремила взгляд в телевизор и пыталась вникнуть в суть передачи.

— Почему бред? Репортаж о детях-сиротах. Это не бред. Это ужасно. Как много несчастных детей, — она покачала головой, — с ума сойти. А какие все хорошенькие.

На экране появилось лицо миловидной девушки, бравшей интервью у работников детдома.

— А вот Рома Иванчук, на судьбу которого выпали нелегкие испытания, попал в Детский дом № 6 несколько дней назад, — бодрым голосом сообщила журналистка.

— Рома, расскажи о себе.

— А что рассказывать? Не знаю.

— Расскажи, кто твои родители, где ты жил все это время, как попал в детдом?

— У меня нет родителей. Нет, точнее, у меня есть папка. Он летчик. И я буду летчиком.

— Ты мечтаешь поступить в летное училище?

— Да. В летное или суворовское.

— Замечательно! Значит, ты хочешь быть военным?

— Да. Ну, если не военным, то следователем. Главное, чтобы у меня было оружие.

— Оружие? Зачем оно тебе?

— С оружием легче жить. Никто тебя обижать не станет. Да и вообще, оружие — это сила.

— Ты хочешь стать сильным?

— Я и так сильный. А еще я хочу быть умным. Учиться хочу.

Кадр сменился, и улыбающаяся журналистка, подводя итог своему репортажу, с пафосом провозгласила:

— Дети-сироты — это забота не только государства, но и всякого добропорядочного гражданина нашей большой страны.

— М-да, — улыбнулся Ковард, — смешной мальчуган. В таком возрасте все хотят быть героями, робин гудами. А вот учиться хотят немногие.

— Да, — вздохнула Эльвира Павловна, — славный мальчуган. Симпатичный. Ему лет одиннадцать. Да?

— Похоже, — кивнул Аркадий Францевич, — где-то так.

— И нашему сыну могло быть столько же.

Аркадий Францевич удивленно поднял глаза.

— Нашему сыну? Какому нашему сыну? О чем ты говоришь?!

— Да, Кадик. У нас мог быть сын. Или дочка. Лет одиннадцать назад я была беременна.

— Ты была беременна! И я об этом ничего не знал?!

Эльвира Павловна опустила голову:

— Да. Ты был занят своей работой. А меня только назначили главным бухгалтером. Мне казалось, что карьера важнее детей, казалось, что еще не время, потом как-нибудь. А потом уже ничего не было…

Ковард вскочил с места:

— Как? Как ты могла?!

— Кадик! Ты же всегда получал копейки! А ребенку столько всего нужно! Я… я…

Эльвира Павловна заплакала.

Ковард не мог прийти в себя. Он покачал головой и с горечью спросил:

— Ну почему ты мне не сказала?

Эльвира вытерла слезы фартуком:

— Всю жизнь себя за это корю. Был бы у нас ребенок, может, все было бы по-другому.

Эльвира тяжело опустилась на стул:

— Я теперь часто об этом думаю.

Ковард сел обратно в кресло, рассеянно нажал на кнопку пульта и погасил экран телевизора. Необыкновенная тоска сжала его сердце. В голове не осталось ни одной мысли. Тяжелая тишина повисла в комнате.

— Знаешь, Кадик, — в конце концов произнесла Эльвира Павловна, — я много передумала за эти дни. Неправильно мы с тобой живем.

— Да? Я неправильно живу?

— Вот видишь, как ты сразу! Я сказала «мы». Наши отношения всегда были напряженными, как мне кажется, по одной простой причине: потому что у каждого из нас есть «я», но нет «мы». Ты сам по себе, я сама по себе. Вроде вместе, а «цемента» между нами нет.

— Странно мне это слышать от тебя. Ведь это ты все время чем-то недовольна, тебя все время что-то не устраивает: и то не так, и это не этак! Ты никогда не брала в расчет мое мнение, — Аркадий Францевич распалился не на шутку. — Ты даже не сочла нужным сообщить мне о своей беременности! А теперь оказывается, что наши отношения были напряженными по причине, что у каждого из нас есть «я». Да! У меня есть свое «я», и мне надоело, что ты с ним не считаешься!

— Все, Кадик! Не нервничай! — Эльвира Павловна прикрыла глаза рукой. — Давай не будем ссориться. Я больше не хочу скандалов. Давай попробуем жить по-новому.

Аркадий Францевич удивленно посмотрел на супруг у. Он раньше не слышал от нее таких речей. Выходит, что и Эльвира Павловна стала другой? Странные вещи происходят в последнее время. И все началось с неприятного сновидения. Но в реальности все меняется к лучшему.

— Хорошо. Давай жить по-новому. По-новому — это как? Что ты предлагаешь?

— Я тебе скажу. Только не говори сразу «нет».

— Хорошо.

— Кадик, давай все же возьмем ребенка из детдома.

— Нет. Я же тебе уже говорил. Это невозможно. У ребенка может быть плохая наследственность.

— Плохая наследственность — это что? Инвалид?

— В каком-то смысле да. Моральный инвалид. В его мозгах могут быть непреодолимые пороки. Например, он может иметь тягу к воровству, или алкоголизму, или еще чему-нибудь ужасному. Понимаешь?

— Конечно, про мозги ты знаешь лучше. Но я знаю, что любовь может победить все пороки и все болезни. Главное, чтобы любви было больше, чем порока!

— Это эмоции! — махнул рукой Ковард. — К тому же воспитание ребенка — очень ответственно!

— Конечно, — ответила Эльвира Павловна. Она уже не пыталась вытирать слезы. — Действительно ответственно! Тогда уже просто так из дому не уйдешь! Если, конечно, совесть есть!

Ковард вздохнул и покачал головой:

— Элечка! Не надо плакать. Послушай, но мы же уже не молодые люди. Куда нам маленького ребенка?

— Давай возьмем этого мальчишку, что учиться хочет. Как будто специально для меня сюжет показали! Хороший такой, белобрысый. И улыбка такая!

Ковард задумался:

— Эля! Дети — это не игрушка! Поиграл — и выбросил!

— Послушай! — пыталась убедить мужа Эльвира Павловна. — Я ведь не прошу тебя сразу оформлять документы на усыновление. Давай пригласим мальчика к нам домой. Познакомимся с ним поближе. Пусть поживет вместе с нами недельку-другую. Там видно будет!

— Ну если так, то хорошо, — вздохнул Ковард. — Давай выпьем чаю да пойдем спать. Устал я что-то.

Глава 69

Снова загадки

«Темнота. Надо же, темнота такая, хоть глаз выколи! Опять этот сон! Хотя что-то не так. Почему я ничего не вижу? А нет, небо вижу. Звезд мало, оттого, наверное, и темень такая. Где же эта чертова луна с ее лунной дорожкой?»

Аркадий Францевич напряженно вглядывался в черное небо с неяркими малозаметными звездами, стараясь не прозевать появление холодного светила. И действительно, луна не заставила себя долго ждать. Черный край небес озарился зеленоватым свечением, и на середину небосвода выкатился светящийся, словно лампочка в тысячу ватт, медный таз для варенья.

«Луна! — с удовлетворением отметил Аркадий Францевич и вжал голову в плечи, ожидая звонкого падения таза, зафиксировав в сознании молниеносную мысль о том, что при падении с высоты, равной расстоянию от Земли до Луны, всякий медный таз превращается в головку французского сыра.