Школа Стукачей - Килластор Винсет. Страница 7

Или как транслируют этот жаргонизм русской зоны осуждённые-узбеки — «маслопут».

Маслокрадами и маслопупами величают осуждённых за хозяйственные преступления или просто богатеньких. Деньги в зазеркалье огромная сила, брат.

Зазеркальная страна меньше чем реальный мир, сила денег там практически неограничена. Поэтому стороны заключают серьёзное денежное пари, ставки принимаются от ста узбекских рублей и выше.

За полтинник на разведку отправлен младший сержант внутренних войск Республики Узбекистан.

Он и расставляет точки над «i».

Это не вор в законе. Это «обиженный». Просто неприлично богатый, по мнению сержанта.

«Хоть с деньгами, а педераст!» — удовлетворённо думаю я: «и богатые тоже плачут».

Я засыпаю с лёгким сердцем. Всегда радует, что у кого-то положение ещё хуже, чем твоё собственное.

Кто бы тогда мог предположить, что «петух» в соседнем купе был ни кто иной, как мой давешний знакомец, приговорённый к вышаку солист узбекского балета — Алишер.

* * *

Переход из жилой зоны на промку — каких-то метров двести, это тоже этап. Тут уже совсем другая жизнь. Заграница.

В зоне сейчас четыре тысячи душ. Из них на промку выходят всего девятьсот. Выездные. Не склонные к побегу. Счастливчики.

Промка раз в пять больше чем жилая. Заводские цеха. Простор.

Глушь. Декорации «Сталкера» Тарковского. Или «Джентльменов Удачи».

Почти у каждого из девятисот — отдельный уголок, где можно вздремнуть, приготовить жратву, спокойно подрочить или написать домой письмо.

Плюс отоварка в зоновском ларьке — жестокие польские сигаретки Кракус, само название которых предупреждает о возможных последствиях в виде кракуса лёгких, и залежалое андижанское печенье Байрам, в переводе «праздник».

А самое главное — в каждом цеху своя душевая с горячей водой, а в некоторых парные с настоящей каменкой! Хотя можно и без каменки — пар важный элемент галоше творения. Он тут везде. Готовить можно без машки. На змеиных изгибах паромагистралей. Были бы продукты.

А на жилой? Пропускная способность бани — человек триста в день. Открыта три раза в неделю. Горячая вода — только когда комиссия приедет из Ташкента.

Поэтому у многих на жилой в трусах заводятся маленькие, но настырные бельевые вши. Особенно зимой, когда одеваешься в стиле «капуста».

Ещё одна черта, делающая промку похожей на заграницу — «движение».

Движение — это значит на промку заходят недовольные своей зарплатой вольнонаёмные рабочие. Они готовы поставить «на движение» родную мать. Движение — это жизнь. Основа зэковской экономики.

Движение — это сигареты, чай, шмотье, наркота в обмен на калиш.

Потом это все становится элементом товарообмена на жилой.

Товар-калоши-товар. Формула папского экономического чуда. Процветание на резиновом ходу.

У работников промки не только нет вшей, но ещё и более сытая, обеспеченная по зоновским масштабам жизнь. Галошные короли. Резиновые магнаты.

Я теперь один из них. Человек с фанерным чемоданом.

Посчитал с замиранием сердца свои картишки, трое сбоку — ваших нет, вроде все пучком. Все тузы в колоде.

Обойдётся сегодня без торжественной порки. Уже неплохо. Уже очень неплохо.

Пошаркал в свой офис. Да-с.

У меня и кабинетик свой есть! «Инженер по ТБ» называется. Есть такой отдел, а как же!

Сам-то хозяин кабинетика, Джавлон Суюнович, человек старой формации. Ему на вид лет шестьдесят- шестьдесят пять, и сразу видно, что всю жизнь прожил в СССР, а не в том, во что это превратилось сейчас.

Он говорит по-русски без малейшего акцента, видел Курскую дугу не только в кино, и всегда заступится, если видит, что менты измываются над зэком. Как и всякий человек старой формации, он ворует галоши, не краснея. Джавлон Суюныч появляется на посту два раза в месяц — в аванс и в получку. В остальные дни заскакивает только на двадцатиминутный «обход». Результаты обхода — плов и не вяжущий лыка к вечеру Суюныч.

Зачем зэкам техника безопасности? Сдох, списали, завтра этапом пригонят новых гангстеров. Сажательная машина инженера Каримова работает без сбоев. Сам отец нации обещал к началу нового тысячелетия показать по телевизору последнего вора в законе. Если вдуматься в семантику фразы — последний, он же и первый вор в законе, так сказать альфа и омега, это сам избранный народом президент республики. Вор в законе.

Отсидеть в Узбекистане сейчас такой же почти положняк, как раньше — отслужить в армии.

Не сидел — значит не мужик. Официоз всячески выдавливает из нового узбекского языка все слова, намекающие на позорные годы, прожитые в российской империи. Узбекскими учеными-филологами подбираются слова заменяющие чуждые термины «картошка» и «стиральная машинка». Но со стороны зазеркалья в узбекский вливается целый поток блатной русской фени, которую, правда, все чаще слышишь и с официальных российских телеканалов.

Старая формация оживила языки народов терминологией Маркса и Фейербаха. Новая формация подарила ему феню и братков.

Я лично расшифровываю ТБ, как ТуберКулёз. Здесь, в зоне, его хватает. Махорка, испарения лака и жидкая баланда делают своё дело.

Дочь Джавлон Суюныча — Рахбарой и сын — надзор Гани, по кличке Ганс, тоже работают в зоне. Калиш кормит всю их семью и весь посёлок. Адидас отдыхает. Зона это градообразующее предприятие посёлка Уйгурсай, галошной столицы Узбекистана.

Теперь целый день, до самого съёма с работы, когда я сделаю ещё одну перекличку, могу делать что хочу. Ну, то есть — почти. Передвигаться по промке очень легко — здесь почти нет патрулей, а менты все заняты делом, в основном мелким хищением галош. Если в жилой при переходе из пункта А в пункт Б, вас непременно остановят и обшмонают, на промке шмонать можно самих ментов. Все заняты своим делом.

Кроме того огромная территория создаёт иллюзию свободы. Жить можно.

Вот накоплю деньжат, куплю через Джавлона Суюновича машку и все будет просто в кайф! Не хуже дильшодов там всяких подзажгу.

А пока купаться пойду. В баньку протопленную. Балую себя банькой ежедневно. Хоть какая-то радость должна же быть в жизни? И хоть я не политический, а обычный мелкий уголовник, в бане не могу без Высоцкого:

Протопи ты мне баньку по-белому —

Я от белого свету отвык.

Угорю я, и мне, угорелому,

Пар горячий развяжет язык.

Сколько веры и лесу повалено,

Сколь изведано горя и трасс,

А на левой груди — профиль Сталина,

А на правой — Маринка анфас.

Эх, за веру мою беззаветную

Сколько лет отдыхал я в раю!

Променял я на жизнь беспросветную

Несусветную глупость мою.

Самая лучшая баня — в мехцеху. Там можно закрыться изнутри и горланить Высоцкого часами, время от времени окунаясь в небольшой бетонный колодец, служащий бассейном. Атас!

Все в поте лица сейчас создают или расхищают материальные блага, а я в это время парюсь. Тоже, впрочем, в поте лица.

Господин нарядчик. Хозяин жизни! За эту парную можно вытерпеть любые презрительные взгляды за спиной. Лучше презрение человеков, чем любовь вшей бельевых.

Вот ещё бы хлеба хоть пайку где выкружить, совсем было бы не плохо. А то до обеда ещё вечность. А жрать-то, охота-а-а!

Выползаю из парной красный как рак. Ползу в ТБ. У входа уборщик штаба, петух по имени Лукман сообщает, что у меня посетители. Лукман, хоть обиженный, но при штабе. Одет с иголочки, по зоновским меркам, морда чуть шире плеч, не промахнёшься. Старается всем быть полезен. Даже мне.