Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ) - "Gromova_Asya". Страница 83

Вот только это не бомба.

Знакомые наручные часы. Оборванные куски камуфляжной куртки. Кровавые полосы алой жидкости, стекающей по руке. Кожа обуглена. В некоторых местах до кости. Имя напарника сотрясает помещение с такой силой, что я слышу собственный вопль. Он не мог умереть. Он не мог так просто сдаться. Он не мог… не мог пожертвовать собой, ради меня.

– Гейл. Гейл!

Но он не откликается. Дышит слабо и прерывисто, открывая рот и кашляя, прочищая горло. По его губам течет кровь. Напарник Китнисс, который оберегал меня все это время, умирал у меня на глазах.

–Гейл! Вспомни о Китнисс!

Наконец, слух возвращается ко мне. Я по-прежнему не различаю никаких шумов извне, но ощущаю собственный голос, как будто во время разговора, мне зажали уши. Но Гейл не откликается. Лишь слабо шевелит губами, и я успеваю разобрать родное имя: «Китнисс».

В свое последнее мгновение жизни, он все еще думал о ней. Такой далекой, но безмерно любимой. Он носил свою любовь гордо, и он желал соперничества, вот только это не делало его хуже. Глупее. Бесчестней. Гейл Хоторн просто любил свою охотницу, и безответность не была ему преградой.

– Ради нее, Гейл. Она вернется к тебе. Ты, а не я, должен найти ее, слышишь?

Я замечаю на окровавленных губах слабую, безумную улыбку. Гейл повторяет ее имя, как молитву.

Буквально в пяти метрах от нас обваливается крыша. Балки, древесина, черепица и плиты в некоторых местах крошатся, позволяя более массивным обломкам свалиться вслед за ними. Мне сложно дышать, и с каждым новым вздохом желание остановить весь этот кошмар становится все сильнее. А просвет впереди, у выхода, становится все шире. Оттуда доносятся крики и к нам, наверняка, подоспеют. Осталось только дождаться.

– Потерпи ради нее. Немного. Еще чуть- чуть, – я сам едва ли верю в это.

Но, наконец, Гейл вздыхает. Его грудь вздымается и он издает слабое, хриплое мычание. Открытие – я, наконец, слышу его.

– Она всегда любила тебя, – он еле волочит языком. – Всю жизнь. Еще до того…

Он разрождается хриплым, булькающим кашлем. Теперь по его щекам стекают струйки крови. Глаза Гейла – до боли похожие на глаза Китнисс – наполнены слезами. И они, смешиваясь с кровью, оставляют на холодном, сером полу потеки и следы.

– Не обижай ее, Мелларк.

Где-то впереди слышен грохот. Где-то впереди в нашу сторону уже спешат медики. Рядом с ними Хеймитч. Рядом и Пэйлор, что готова отдать жизнь за каждого бойца. Но это лишнее.

Слишком поздно. Стальные глаза остекленели. Гейл Хоторн мертв.

Мой напарник – мертв.

Комментарий к Глава 36 : Напарник

На данный момент, это моя любимая глава. Почему? Наверное, я люблю все в таком стиле. Очень надеюсь, что вы не станете сетовать на мое решение относительно некоторых персонажей. И если возникнут вопросы, приглашаю вас сюда: https://vk.com/gromova_asya_writer . Здесь же появится превью к будущей главе, а так же плейлисты к главами прочая мелочь. ;) Да и я давно мечтаю пообщаться со своими читателями. Извините, что никак не доберусь до отзывов, все поступление гадкое. Но силы стоили того - сегодня меня зачислили на бюджет. ;)) Всем шампанского за мой счет;)

========== Глава 37: Союз Монарха и Императрицы ==========

Открывать глаза и уставляться в белый потолок, привычно мне. Куда более непривычно, видеть знакомые стальные глаза. На мгновение это дезориентирует меня. Передо мной ли Сойка? Или все это лишь мое больное, лишенное сил воображение? Когда наваждение спадает, а глаза концентрируются на лице незнакомки, я, наконец, могу вздохнуть. И шокировано отшатываюсь в сторону. Ее я ожидал увидеть здесь в последнюю очередь.

– Здравствуй, Пит, – она говорит это так спокойно, будто мы виделись всего несколько недель назад.

– Миссис Эвердин?

Голос мой хриплый и обрывающийся, словно последние несколько дней я не открывал рта вообще. Скорей всего, так и было. Последнее, что я помню – глаза Гейла: пустые и безжизненные. И это еще хуже того, что мама Китнисс –живая, обеспокоенная и усталая - склоняется на трубками, что подсоединены к моему телу.

– Тебе нужен отдых. После ты успеешь задать мне все свои вопросы, – ожесточенно бросает она.

– Гейл? – тут же спрашиваю я.

Минутная заминка. Она отвлекается от трубок, и глядит на меня так сокрушенно, будто я сам еще не знал ответа. Гейл – мертв. От этого где-то внутри вспыхивает непонимание, ложная тревога, неверие и слабость. Знать, что Хоторн, пышущий здоровьем и самоуверенностью, погиб, защищая меня, невольно вспоминается арена. Морфлингистка, что пожертвовала своей жизнью, ради спасения моей собственной. Но тогда вопрос стоял ребром: или мы, или революция проиграна. Гейл же пожертвовал собой. Точка. Продолжения нет. Он просто решил мою жизнь за меня.

Миссис Эвердин заметно побледнела, но, неуверенно качнув головой, продолжает:

– Когда вас привезли сюда, ему уже нельзя было помочь. Несущая балка раздробила ребра. Он не мог продержаться дольше.

Но я едва ее слушаю. Я обязан ему, как не был обязан никому в этой жизни.

«Не обижай ее»

Вот так просто. Даже в последние минуты своей жизни он думал о Китнисс. О той, которая никогда не принадлежала ему, но занимала все свободное место в грудной клетке. Я нервно сглатываю, стараясь не поддаваться панике. Человеческая жизнь. Раз – и ее больше нет. Что если так случилось и с Китнисс? Что если это случится со мной?

Со всеми нами?

– Пит, попробуй поспать. Дорога будет дальней.

Ее слова возвращают меня в реальность. Когда я, словно под морфлингом, привстаю с кровати, Мисс Эвердин вскрикивает от ужаса и зовет на помощь. Мы не в купе. Мы не в палате. Мы в отсеке все того же планолета, оборудованного под медицинскую станцию. Рядом со мной несколько таких же израненных, перебинтованных солдат. Чуть поодаль – тела, накрытые куртками. Их во много раз больше выживших. Подручные материалы корабля не спасли их жизнь, и я боюсь, просто до дрожи боюсь увидеть на руке у одного из солдат тот самый телебраслет, те самые погоны полковника.

Я опираюсь на стены, отшатываясь от трупов, и бреду в сторону носовой части корабля. Оттуда раздаются громогласные вопли разъяренного Хеймитча.

– Сойкино гнездо, отвечайте!

– Мистер Эбернети, – кажется, это Джейден.

– Отвечайте, сволочи! Отвечайте, черт бы вас побрал.

Его жуткие крики доносятся до меня даже сквозь стеклянную обшивку двери. Подходя ближе, я замечаю понурые взгляды выживших солдат. Это и понятно – их товарищи погибли не за революцию, а за ошибку Пэйлор, что допустила это. Но все меняется, когда один из них произносит едва слышно:

– Отвечать-то больше некому…

Передо мной открываются двери. Хеймитч, склонившийся над хрупкой Джэйден. Рядом уже готовя пушку, становится Фрайзер. Все они напряжены до такого предела, что покрытие самолете буквально плавится под их взглядами.

– Постарайтесь успокоиться. Мы прибудем на место завтра утром, а пока вы должны отдохнуть.

– Вы бросили мальчишек в самое пекло! Вы оставили Гнездо без должно защиты! Там люди! Там Эффи! Там моя Эффи, ублюдки! – он хватает ее за ворот армейской куртки. – Но вам плевать, твари. Вы думаете о революции, о силе восстания, о лжи, которую должен будет втолковывать парень! Вы твари. Живые твари!

Но, наконец, его сгребают в охапку. Миссис Эвердин, появившаяся из неоткуда, выуживает шприц и вкалывает ментору снотворное. Он падает буквально замертво, повторяя одно и тоже: «Твари». От его слов по спине проходится мороз. Пешки, выгоревшие изнутри.

– Что здесь происходит? – Пэйлор отвлекается от датчиков полета. – Миссис Эвердин, вы обещали нам полную изоляцию мистера Мелларка.

Мама Китнисс пятится назад. Словно боится ее.

– Я не могла удержать его. Он хотел знать правду.

И Пэйлор горько ухмыляется. Шрамы на ее лице не говорят о храбрости. А вот глаза – стальные, уверенные и озлобленные – дают понять, что она настроена решительно. Ее рука буквально по локоть в крови, несмотря на бинты. Алая жидкость сочится сквозь них, и генерал знает, что менять их бессмысленно.