Только для него - Филдинг Лиз. Страница 17

— Извини…

— И ты извини… Не стоит так задираться. — Он привстал, и она продолжала: — Если честно, кое-что мне от тебя все-таки нужно.

— Что?

Наташа точно почувствовала момент, когда Дарий хотел уйти. После такой эмоциональной близости большинство мужчин наверняка сказали бы что-нибудь, но его отрывистое «что?» стало для нее хорошим предостережением. Она не должна слишком сильно привязываться к Дарию Хедли. Он не из тех, кто умеет поддерживать отношения, а от боли, когда он ее бросит, ее уже никто не защитит.

— Если я найду какие-нибудь дневники, можно я их позаимствую?

— Дневники?

— Мне кажется, здесь должны были остаться какие-нибудь дневники, письма, — продолжала она.

— Понятия не имею, — сухо произнес Дарий. Он снова как будто окружил себя стальной броней.

— Ох, ради бога, Дарий, не злись! Если бы с Хедли-Чейз был связан какой-нибудь интересный скандал, о нем бы уже написали все газеты, когда вышла та проклятая реклама!

Она улыбнулась ободряюще, приглашая его к откровенности, но даже вчера, когда он был так возбужден, его невозможно было разгадать, он тщательно скрывал свои мысли и чувства.

— В таком большом старом доме наверняка жили известные, интересные люди, — не сдавалась она.

— Ничего интересного в твоем понимании этого слова, — отмахнулся Дарий. — Хедли были местными землевладельцами, увлекались верховой ездой охотой и рыбалкой. Они не стремились попасть в высшее общество.

— Так придумай что-нибудь!

— Большинство семейных преданий выросло из сплетен, преувеличенных и приукрашенных по мере того, как их повторяли. По нашей легенде, Джеймс Хедли получил имение от Карла II за услуги, оказанные королю-изгнаннику. По-моему, больше соответствует истине другая версия, по которой мой предок по дешевке перекупил имение у одного из сторонников Кромвеля, который, после реставрации монархии, решил, что климат в Новом Свете полезнее для его здоровья.

— Ты такой циник, Дарий Хедли.

Сойдя с опасной темы, связанной с семейной историей, Дарий расплылся в улыбке:

— Я не циник, я реалист. Кто проверит, правда это или нет, если ты, например, напишешь, что Джейн Остин приезжала сюда как-то в апреле и гостила неделю? Сочини какую-нибудь занимательную историю, связанную с ее пребыванием здесь!

— Я не сомневаюсь в том, что найдется какой-нибудь дотошный поклонник Джейн Остин, точно знающий, чем она занималась в каждую неделю каждого года.

— Правда?

— К сожалению, да. В те времена у людей еще не было электронной почты, скайпа или телевизора, так что они писали длинные письма родным и друзьям, в которых подробно рассказывали о том, где были и что делали. Они вели дневники…

— Ты же профессионал, — напомнил он. — Записи ты найдешь в комнате моей бабушки. Она писала историю дома. Не знаю, правда, дописала ли.

— Историю дома?! — От изумления Наташа ахнула. — Значит, история существует! Так есть история! Дарий, значит, это не выдумка!

Он ухмыльнулся:

— Вижу, я тебя осчастливил. Что-нибудь еще?

— Нет… Да… — Она выудила контейнер для пикника из сумки и достала оттуда маленькую пластиковую коробку. — Передай Гэри от меня это печенье. Оно не так полезно, как виноград, зато внесет приятное разнообразие в больничное меню.

Наташа вошла в дом и отключила сигнализацию. Когда «лендровер» ожил, она подошла к окну и посмотрела ему вслед. Дарий не пожелал входить в дом. Наверное, воспользовался поводом посетить Гэри, чтобы избежать неудобных разговоров.

Несмотря на заверения, что она справится сама, Наташу пугало это огромное пустое здание, наверняка полное привидений, и, когда она открыла застекленные двери, ведущие из прихожей в холл, первым, что ее поразило, была абсолютная тишина.

Она огляделась вокруг. Все было неподвижно, кроме пылинок, танцующих в солнечном свете, падающем откуда-то с высоты.

Под зеркалом на маленьком столике стояли давно остановившиеся старинные часы. В углах на всех ступеньках проклятой лестницы скопились сухие желтые листья. Не хватало лишь привалившегося к перилам лестницы лакея в ливрее для полного ощущения, что она попала в картинку из книжки «Спящая красавица», которая была у нее в детстве.

Когда в голове зародился замысел, она включила камеру и начала снимать огромный холл, медленно переходя от одного темного портрета к другому, сняла позолоченные медные часы, стоящие на элегантном витом столике, покрытом толстым слоем пыли, остановилась на отражении комнаты в пыльном позолоченном зеркале.

Она открывала двери; за ними оказывались комнаты с окнами, закрытыми ставнями. В полумраке мебель, затянутая чехлами от пыли, казалась призрачной. Она поднялась по величественной тюдоровской лестнице — ни следа древесного жучка — и обошла спальни разной степени пышности.

Она вошла в огромную спальню с кроватью под балдахином, на четырех столбиках, словно в гостиничном номере люкс. На такой могла бы спать сама королева Елизавета I. Следующая дверь вела в покои хозяйки дома: уютное, менее вычурное помещение, уборная, ванная комната и маленькая гостиная с удобным креслом, письменным столом и книжным шкафом, полки которого были уставлены журналами в кожаных обложках. Видимо, здесь хранятся материалы, которые изучала его бабушка, чтобы написать семейную историю.

В письменном столе оказался только один выдвижной ящик, в котором лежала пухлая папка, перевязанная черной лентой. Папка была озаглавлена «История Хедли-Чейз, записанная Эммой Хедли». Наташа развязала ленту и раскрыла папку, увидела рисунок дома в тюдоровском стиле, который за долгие годы не раз перестраивался и «улучшался». Вдруг пискнул ее телефон: пришло сообщение от Дария.

Дарий остановился в двадцати шагах от главных ворот и сторожки, где жили Гэри и его бабушка.

В свое время Мэри Уэбб была бабушкиной кухаркой. Из всех обитателей имения Мэри теплее всех относилась к Дарию, она словно старалась заменить ему родную мать. Она давала ему облизывать ложки, когда пекла пироги, заклеивала пластырем ссадины на коленках, утешала, когда умерла его собака. И, как и все в этом доме, Мэри знала его историю и скрывала ее от него.

Когда он узнал правду, ушел из дому и от всех, кто был с ним связан, ни разу не оглянувшись. Он сам так решил. Теперь у него есть жилье и работа. Но кто поручится, что все это останется у Гэри, его друга с детских лет, у Гэри, который делал ему рогатки, который вместе с ним лежал в темноте и караулил барсуков, который учил его водить мотоцикл? Кто поручится, что у Гэри будут работа и дом после того, как продадут особняк?

«Это мои владения»… Слова как будто сами слетели у него с языка. Наташа спросила, давно ли он в последний раз приезжал в свои владения… Почти столько же лет назад, сколько он прожил здесь. Целый век. Целую жизнь. Будь на то его воля, ноги бы его здесь не было. И все же он приехал — из-за нее. Не ради владений, а ради женщины. Он горько улыбнулся. Ирония судьбы!

Он вынул телефон и набрал ей короткое сообщение из двух слов. Когда он снова поднял голову, увидел на пороге своего домика Мэри Уэбб. Она постарела на семнадцать лет и как будто пригнулась к земле…

«Шестнадцать лет».

Сообщение было не подписано, но оно пришло от Дария и могло означать только одно. Она спросила его, давно ли он в последний раз был в Хедли-Чейз. Он не ответил, но вопрос ее запомнил. «Шестнадцать лет…»

Из Интернета она узнала, что Дарий Хедли учился в Королевском колледже искусств, и, приняв во внимание указанные там даты, посчитала, что сейчас ему года тридцать два или тридцать три. Значит, ему было шестнадцать или семнадцать, когда он покинул Хедли-Чейз, задолго до того, как поступил в колледж искусств, и до того, как его дед заболел. Судя по всему, он крупно поссорился с родными. Между ними пролегла такая огромная пропасть, что через нее не перекинешь мост. Неудивительно, что он не хотел позволить ей копаться в темных углах его прошлого, так сказать, будить давно притихших призраков.