Время до Теней (СИ) - Кондрашова Искандера. Страница 4

Видеосвязь на моей памяти никогда не работала так, как надо. Не важно… чёрт с ним, с изображением. Я быстро успела совладать с собой:

– Слушай, я по делу. Расскажи мне, как посвящённый, что у нас сейчас с эпсилоном, – по правде сказать, мой приятель никогда не был спецом по тому, что за живность обитает за Старыми Путями, такие, как он, существуют для ситуаций, если эта живность полезет к нам. – Я честно собиралась запросить соответствующий сегмент сети, но недооценила собственную лень и желание потрепаться с тобой.

Орвил хмыкнул:

– Потрепаться об отвратительных псевдогуманоидах, которые едят людей? Может, ну их? Знаешь, я смогу приехать раньше, чем рассчитывал. Сгоняем на Кавказский архипелаг на выходных?

Я сглотнула.

– Э-э, вот засада, а я уезжаю завтра…

Даже глядя в пустую черноту экрана, я почувствовала его недоумение.

– Куда? Насколько?

– К отвратительным псевдогуманоидам, разумеется. Или ты думал, я спрашивала о них из праздного любопытства?

– Но зачем?

– Это уж твоё начальство надо спросить.

– Я имею в виду, зачем ты согласилась?

– Мать была очень настойчива.

– Почему именно ты? Давай по-честному – во времена нашей учёбы ты не отличалась...

– Благоразумием?

Я поджала губы. Каюсь. Грешна. Не отличалась. Не отличаюсь. И не собираюсь отличиться в ближайшем будущем.

– Сдержанностью. Терпимостью. Тонкостями применяемых методов, – поправил меня Орвил, почувствовав моё раздражение и сразу взяв на попятный.

Я зачем-то пожала плечами, будто он мог видеть этот жест, и напомнила:

– Давай ближе к делу. Что там с эпсилоном?

– Если тебя это успокоит, то они вряд ли едят людей. Это всё слухи.

– Ха-ха.

– Я серьёзно. Раньше случалось всякое, но с тех пор, как пятнадцать лет назад с ними возобновилось дипломатическое сообщение, многое изменилось. Я их видел. Крупные твари, нагоняют жуть, но, в целом, производят впечатление цивилизованных существ.

– В смысле, едят людей с помощью ножа и вилки? – уточнила я. Я их тоже видела. Наверное, у нас с Орвилом разные понятия о цивилизованности.

– Очень смешно. Триединый, да ваш офисный планктон, наверное, уже по тридцать раз бывал на эпсилоне. Не пробовала поспрашивать подружек?

– Во-первых, у меня после таких разговоров случается приступ зависти по премиальным, – я лениво потянулась. – А, во-вторых, подружки могут предложить только очень специфическую информацию, а я плохо воспринимаю монологи, где слово «член» встречается через предложение.

Орвил фыркнул.

– Всё, вопрос снят. Ну, тогда вот тебе занимательный факт: самоназвание народа можно перевести как «Наставники». Зная одно это, уже складывается впечатление о своеобразии их менталитета. Со времён первых контактов с аборигенами эпсилона в шестьдесят девятом двадцать первого века замечена тенденция...

– К тому, что они паразитируют на других Пространствах, – закончила я.

То есть, воруют всё, что плохо лежит.

– Да, и, вероятно, имеют дело со Старыми Путями значительно более долгое время, чем мы. Держатся отчуждённо, себя виноватыми в воровстве пищевых ресурсов из наших анклавов не признают.

– Всё сваливают на аэлвов?

– Возможно, небезосновательно, – серьёзно ответил Орвил. – Сама знаешь, эти в чём-нибудь, да всё равно окажутся виноватыми.

Я хихикнула.

– Всё, наверное… не знаю, что ещё ты хочешь услышать… тот жалкий кусок суши, где они обитают, нашим нафиг не сдался, а в другие локации нет доступа из-за какой-то хитрой настройки их Коридоров…

– Угу, это всё волшебство-о-о, – пропела я. На моё поведение плохо действовало восприятие контурной технологии как магического, понятного только посвящённым, таинства. – Остальные, небось, захоложенными постоянно держат, если они вообще есть, в чём я сильно сомневаюсь, потому что противовращение Земли класса «эпсилон»…

– Мор, пожалуйста, – взмолился Орвил, зевнув. – Лекция в пол-четвёртого утра это слишком.

Ну, правильно, у нас сейчас первый час, а у них… Я торопливо извинилась и нажала на отбой.

Было душно, хотя душно на самом деле не было. Отчаявшись ворочаться с боку на бок в тщетных попытках уснуть, я в кромешной темноте пересекла комнату, споткнувшись об уже собранный и сиротливо валявшийся на полу рюкзак, и вышла на балкон. Над Старой Москвой полыхало рыжее электрическое зарево, отражалось в тёмных водах каналов, дробилось в оставшихся после недавнего дождя лужах на тротуарах. Воздух был свеж. В нём уже горчила осень. Под моим балконом тоже чернела тяжело и холодно вода канала. Логично предположить, что на её глади уже лежали первые жёлтые листья немногих деревьев, росших вдоль канала, хотя мне сего явления заметно не было. Я закурила.

Если кажется, что осень горчит на вкус, значит, что-то не так. Горчит дым. И мне тошно. От самой себя. Я загляделась на воду подо мной, очки сползли на кончик носа, я привычным движением водрузила их обратно.

В принципе, между мной и Орвилом не было ничего, что могло сойти за страшного мифологического зверя под названием «серьёзные отношения». Орвил испытывал неловкость от видимой ему одному социальной пропасти между нами, я испытывала неловкость от того, что он был меня младше и при этом я не могла обращаться с ним снисходительно, потому что он мне нравился. Знакомы мы были ещё со времён института, но эта канитель взаимной неловкости длилась последние полгода, из которых мы, как люди, которым действительно нравится их работа, вживую виделись раз двадцать.

Я раздражённо выкинула окурок в канал. Надо всё-таки было сказать что-то о том, как мне будет не хватать его… потому что это правда.

26 сентября 2281 года. Старая Москва, офис «Олдвэйтрэвэл компани».

– Только следи, чтобы она не распускала язык, – сухо посоветовала Элоиз.

– Разве ей известно что-либо важное?

– Об этом уж тебя надо спросить.

Я стиснула зубы. Мать не видела моей гримасы. Я стояла к ней спиной, рассеянно скользя взглядом по представленной в настенной нише экспозиции статуэток чёрного камня. То ли обвитые лианами сухие безлиственные деревья, то ли изящные человекоподобные фигурки, тонкие, изломанные в танце. Или оцепеневшие в ужасе.

– Эпсилон? – спросила я у матери.

– Да. Утончённо, правда?

Я кивнула, соглашаясь. Изысканно, мучительно, завершенно. Впрочем, я не искусствовед.

Наконец, в дверь постучали, и Линви стремительно заглянула внутрь. Элоиз она, вообще-то, побаивалась (очень, очень разумное отношение), но моё присутствие, должно быть, придало ей наглости.

– Можно? – спросила она, входя.

Мать поморщилась. Я отвлеклась от разглядывания экспозиции. Ой, зря я это сделала. Статуэтки хотя бы были сдержанно-чёрного цвета… Ядовито-зелёные туфли на десятисантиметровой шпильке, зауженные брюки цвета фуксии, корсет им в тон поверх нежно-розовой рубашки, плюс клеёнчатая глянцево блестящая фиолетовая короткая курточка и, в довершение, – безразмерная, фиолетовая же сумка на плече.

– Помилуй меня Небо, – пробормотала я.

Линви во всей красе ослепляла тонами одежды и макияжа, оглушала цветочно-пудровыми ароматами духов и деморализовала беззаботным смехом даже таких серьёзных товарищей, как сотрудники отдела исследований природы Старых Путей, к коему племени и принадлежит ваша покорная слуга.

– Я готова, – изрекла Лин, застыв посреди кабинета и утопая каблуками в ворсе ковра с эр одиннадцать.

Элоиз снова поморщилась, скользнув взглядом по наряду вновьприбывшей, словно сравнивая его дисгармонию с жемчужным сиянием своего костюма.

– Присаживайтесь, Линвиль. Мельтек должен скоро подойти.

Требуемая ритуалом вежливости фраза была произнесена, и мать перестала обращать на нас внимание – пальцы правой руки запорхали над клавиатурой нетбука, в левой руке она сжимала телефонную трубку. Судя по особому выражению лица Элоиз, готовилось долгожданное избиение рекламного отдела.