Место, которое есть - Караев Заур Маратович. Страница 28

В общем, я скоро вновь возвращаюсь на волю, но свобода моя будет безопасной очень непродолжительный промежуток времени. Это говорит о том, что мне придется скрываться, ибо дом мой теперь является запретной зоной, однако хотя бы раз мне его посетить еще придется: нужно забрать все деньги, что там есть, приспособления для наложения грима и еще кое-какие вещички. Потом придется постоянно менять свою внешность и место жительства. План, конечно, не идеальный, но так у меня хотя бы будет больше шансов оставаться вне пределов полицейской досягаемости… Да уж, как же легко я смирился со своим падением: еще пару часов назад метил в отцы нового человечества, а теперь обдумывают как бы получше обустроить предстоящую крысиную жизнь. Не думается мне с сожалением почему-то о том, что все рухнуло и, выходит, все совсем напрасно было. Накрыли нас до тех пор, как удалось достичь желаемого, да так накрыли, что даже времени не оставили для ухода в подполье. Ну, мне-то позволяют туда нырнуть, а вот Ипполита лишили данной возможности, а без него никогда ничего не получится, так что моя жизнь вне закона ни к чему толковому не приведет — лишь тысячи дополнительных глотков воздуха, до безобразия похожих друг на друга и абсолютно бесцельных. Так зачем же прятаться, если жизнь не представляет никакой ценности? В том-то и дело, что незачем, а очень хочется — совсем нет никакого желания обзаводиться безруким и безногим телом, которое будет верным спутником моего разума до самого конца. Вот это хороший стимул! Надо бы с Ларватусом поделить своими умозаключениями…

Глава VI

И вот дверь моей камеры открывается опять, но на сей раз я вижу так обожаемое мной девичье личико, принесшее мне спасение. Ева, войдя в помещение первым делом громко произносит «Ид!» несколько раз и ждет ответа, замерев в одной позе недалеко от входа. Милая сценка, до того милая, что аж жить только ради такого и хочется, а может, сейчас я просто оправдываюсь, пытаясь не в столь постыдной форме представлять свою готовность к жизни на дне. В любом случае появление моей возлюбленной в участке было очень радостным и бодрящим событием для меня, а философское разглядывание первопричин этих замечательных эмоций не представляет важности и интереса.

Я откликнулся и почему-то решил присовокупить к своему ответу фразу «Как же я обожаю тебя!». За сим последовало искание на ощупь не скрывающего свою любовь узника, в конце концов поиск увенчался успехом, и мы с Евой первым делом крепко обнялись, а потом и поцеловались. Сантименты продлились недолго, так как суждено их было прервать понукаемому столь полезным для меня приказом полицейскому, пришедшему отцепить мою руку от металлической трубы.

Недавно утраченная свобода наконец-таки обретена вновь, стоит оценить ее по достоинству на сей раз и надо не разбазаривать почем зря драгоценные минуты, будучи ласкаемым вольными ветрами со всех сторон.

Когда мы вышли из главных дверей отделения № 31, я, чего, признаться, не ожидал, не увидел фигуру постоянной спутницы моей нареченной, сейчас ее роль, как мне удалось понять, исполняли несколько полицейских, которых Ева отослала, когда мои уста прошептали ей на ушко, что за нами по пятам следуют эти угрюмые ребятки. Вероятно, именно они и доставили сюда слепую вместе с указанием выпустить меня.

Стоит ли рассказать об услышанных в камере вещах той, что идет со мной под руку? Нужно ли ей знать, что отец ее, можно сказать, только что ввязался в жесткое противостояние с Ларватусом, которому, как ни крути, удалось заранее совершить несколько удачных ходов? Почему бы и нет — быть может, ее родитель, получив предупреждение, сумеет выкрутиться и сократить отставание от противника в этой идиотской игре, а там уже будет полегче заполучить победу или хотя бы ничью. Да и свое положение ей стоит объяснить: как-никак я, уходя на дно, собираюсь забрать с собою эту красавицу.

— Ева, — заговорил я, когда мы очутились поблизости от «Мира кровавого туза», к которому пришли как-то совсем бессознательно, — есть много вещей, о которых я должен рассказать тебе. И самое важное из этого всего то, что мой арест и освобождение есть части большого замысла судьи Иоана Ларватуса.

— Что ты такое говоришь, любимый? — почему-то слишком ласково говорила девушка. — Он, конечно, плохой, но сегодня благодаря ему я и узнала о твоей беде.

— Я знаю, потому что он мне сам все и рассказывал. Ларватус за несколько часов до твоего появления был в моей камере. — и после этого я поведал ей все услышанное мною от судьи, изменив лишь некоторые детали: незачем моей возлюбленной было знать, что выдвигаемые Иоанном обвинения в похищении и убийствах являются абсолютно обоснованными.

Ева восприняла содержание моего монолога очень серьезно и заявила, что обязательно доложит все отцу, который «непременно поставит на свое место много о себе возомнившее дерьмо». Именно такие слова использовала моя спутница, причем делала это не без видимого горделивого удовольствия. Сие, конечно, не очень соответствовало ее прекрасному образу, но ругать девушку я не брался — данная горячность порождена встречей невинного сознание с несправедливость, полной при этом отвратительной злокозненности. Мне такие чересчур идеалистичные трактовки не по нраву, но в случае Евы за их применение вполне можно браться — уж мне ли не знать величие ее прозрачной души? Жаль только, что никто не видит этого в ней или в некоторых других и не берется строить мир на этих человеческих началах. Плевать, ведь один Ид Буррый — не все человечество, тогда какое право он имеет делать такие вот глобальные выводы?

Столь милому упованию на отца Евы я был бы больше рад, если бы только в руках Иоанна Ларватуса не было два серьезных козыря — Ипполит и Кира Лязем. Как же все повернулось по-дурацки! Старый болван рассчитывал лишь на труп девки, а тут ему на блюде преподнесен ученый, творящие какие-то безумные эксперименты над вполне себе живой и способной говорить подопытной! И все это связано со мной и неведомым покровителем поневоле — Виктором Марптоном. Да, выпутаться будет намного сложнее, чем это кажется дочери моего благодетеля.

Остается затаить дыхание и ждать развязки, которая решит в том числе и мою судьбу, правда, вот, предчувствую для себя только два варианта исхода — плохой и ужасный. Взяться мне сейчас же стоит за обработку моей второй половины — надо подготовить ее к тому, что теперь ее возлюбленный в бегах. Может, она продемонстрирует свою преданность и последует за мной, куда бы не ступила нога моя.

— Ева, все это очень хорошо, и я верю, что все кончится хорошо, — начал я свое убеждения с небольшой щепотки лукавости, — но ты же понимаешь, что мне лучше сейчас пропасть на время? Если этого не сделать, то жизнь моя будет под угрозой. Пешки Ларватуса в любой момент могут меня арестовать, вздумай он только поскорее начать реализовывать свой план.

— Ид, не переживай, — по-матерински ласково заговорила девушка, — я сделаю все, чтобы защитить тебя. Скоро снова увижу папу и попытаюсь уговорить его забрать тебя отсюда в Зону 15.2. Он не очень-то великодушен, но я знаю как на него давить.

— Мне кажется, что эта затея может плохо кончиться. Окажись я там, судье будет намного легче убедить твоих собратьев в том, что руководитель Департамента всеобщей справедливости замешан в пособничестве убийце. В общем, надо действовать иначе.

— Любимый, что ты предлагаешь? Я все сделаю. — сказала девушка, и тем самым ответила на многие мучавшие меня вопросы. Значит, не стоит переживать по тому поводу, что участь изгоя не будет облегчена присутствием дорого сердцу существа, существа женского пола, что не маловажно.

— План мой не сложен, но некоторые неудобства могут возникнуть. — стал я вводить в курс дела слепую. — Сейчас я провожу тебя до Пункта транспортировки, и ты отправишься домой беседовать с отцом и так далее. Я же отправлюсь домой и приведу в порядок некоторые дела. Потом же мне надо будет каким-нибудь образом избавиться от слежки. Вряд ли она была снята, после освобождения.