Место, которое есть - Караев Заур Маратович. Страница 32

— Да заткнись ты уже! — гневно вдруг сказал голос, принадлежащий до этого все время молчавшему любителю напиться. — Где ты откапываешь только весь этот шлак? Сам выдумываешь или настолько наивен ты?

— Он сам рассказывал… — с какой-то робостью и обидой растерянно вставил ответчик.

— Какой же это бред все-таки. Аж слушать тошно, — продолжил разозлившийся. — По-твоему, таким должно быть наказание для тунеядцев? Раз уж ты говоришь, что этот кривой начальник привел с собой представителей правоохранительных органов, то так и получается. Да вот, не помнится, чтобы полицейские потакали кому-нибудь из нас, когда мы беремся реализовывать свои похотливые желания… Надо ж так, в большом почете безобразные, значит — последнюю фразу человек сказал значительно тише, чем все предыдущие, и такой интонацией, будто говорил с самим собой.

— А как по-твоему? — все еще надеясь выкрутиться, заговорил рассказчик баек. — Сколько хочешь не ходи — никто тебя не тронет? Ага, куда там!

— Тронет, конечно, в этом можно не сомневаться. Только отвечать заставят именно прогульщика, а не его домочадцев.

— И как же?

— Думаю, что просто насильно доставят на завод и принудят работать. Повторишь во второй раз свой опрометчивый поступок — вряд ли потом вообще сможешь покинуть завод, превратят в perpetum mobile, так сказать! — сказав это, отвечающий засмеялся.

— А разве это многим лучше рассказанного Эдгаром? — спросил менее склонный к сплетничеству друг алкоголика.

— Для кого? Для руководства завода — намного, ибо они не задевают таким образом наиболее возвышенных чувств провинившегося — желание быть заступником, например, — видимо, используя именно этот пример, говоривший хотел задеть Эдгара, — однако умудряются при этом подавлять эмоции работника, связанные с его эго — узник томится и испытывает к себе жалость, но ничего более. Если же он узнает о вероломстве по отношению к своим близким, то может восстать… В общем, именно по этим причинам когда-то давным-давно в беглецы подавались лишь несчастные один-два процента от общего числа каторжников.

— Так ты, получается, готов из-за своей пьянки пойти на такое?

— Ну, я еще ни разу не сказал, что собираюсь перестать ежедневно посещать свой завод. Пока что мне всегда удавалось совмещать отдых с работой. — он усмехнулся. — Вы тут предполагаете, но если смотреть на все радикально, то отвечу, что приключись со мной нечто подобное, то я совсем бы перестал работать.

— Как так? Ты же сам сказал, что тебя бы насильно заставили.

— Да, но я говорил в общем, а, вот, о себе скажу, что даже под гнетом полицаев и прочих надсмотрщиков руки мои ни черта бы не делали. Все терпел бы — побои, издевательства и прочее.

— Как же по-дурацки! Какой смысл в этом всем? Не лучше ли работать и быть хотя бы в какой-то мере хозяином своей жизни. А если по твои мыслям судить, то получается, что хорошо быть унижаемой тварью. — заговорил любитель баек про петушиные бои и сексуальное насилие.

— Не буду оправдываться, а расскажу небольшую притчу. Мне ее еще отец рассказывал. Когда-то на планете, еще задолго до Войны жило племя. Все у этих людей было хорошо — ели вдоволь, веселились по-своему, бед особо не знали. Но в какой-то момент земли этих счастливцев и они сами оказались на примете у другого народа, более сильного в военном плане и более охотливого до насилия и завоевания. Кончилось тем, что вторые быстро поработили первых — забрали их пастбища, заводы, а самих заставили трудиться на благо завоевателей. Долго униженное племя было в рабстве — никак не получалось тирана сбросить, ибо все восстания заканчивались неудачей и красной от крови бунтарей землей. Так продолжалось могло еще очень долго, если бы в среде угнетенных не появился один очень необычный человек. Он не стал мудрым полководцем, который, изменив подход своего народа к солдатскому ремеслу, изгнал самозванцев, и не выпала ему честь быть изощренным дипломатом, сумевшим убедить могучего супостата вернуть свободу слабым. Но несмотря на это, ему удалось высвободить свой народ из оков рабства.

— Что ж в нем такого было? — спросил Эдгар.

— Любовь к народу. — с задором отвечал знаток древних историй. — Он сумел довести до собратьев своих мысль о том, что не стоит подчиняться, но при этом нет никакой нужды прибегать к кровопролитию.

— Что-то непонятно…

— Да чего тут непонятного?! Все рабы разом бросили выполнять свою работу на заводах и прочих производствах. Хозяева стали недоумевать — мол, как так?! Спустя время негодование переросло во злобу, которая в свою очередь привела к массовым убийствам и прочим наказаниям отказавшихся трудиться для чужого брюха. Погибли многие, но спустя относительно небольшой промежуток времени сильный враг ушел, так и не сумев побороть новую идеологию слабого.

— Что за бред! Как можно верить в такую несуразицу? Хочешь знать, что будет, если все мы сейчас перестанем работать? Не то, что детей наших начнут насиловать, вместе с ними и нас! — вслед за этой шуткой раздался коллективный смех. — Ты скажи, — продолжал Эдгар, — ты и в самом деле думаешь, что до такого мог кто-нибудь додуматься?

— Почему бы и нет. Думаю, что при определенных условия таковое вполне могло иметь право на существование.

— Какая же глупая вера. Сказки тем и заманчивы, что в них хочется верить, — с претензией на апломб заявил Эдгар. — Впрочем, чему тут удивляться. Люди склонны наиболее невероятные теории за правду почитать. Например, рассказывали мне ребята одни, что когда-то предки наши были убеждены в том, будто когда-то Земля принадлежа огромным ящерицам. Вот дурость! Подумать только. Тогда, наверное, все поголовно идиотами были.

— Может и были, только я вот тебе скажу, что эта их вера ничем не нелепее веры в те байки, что ты рассказал.

Мне осточертело их слушать. Поначалу нравилось, как одноногий-однорукий рассказывал свои истории, а потом, когда я обнаружил отсутствие хоть сколько-нибудь стоящих выводов, все стало походить на ахинею. Зачем была рассказана история о рабах и поработителях? К чему ее можно приложить сегодня? Я допускаю, что ранее, когда в мире существовало много государств и были миллиарды людей, такое могло случиться. А что будет сегодня, если все заводы перестанут работать по причине отказа уродов? Просто кончится жизнь. Даже если этим недальновидным «негативистам» вдруг удастся добиться удаления от власти нынешних ее держателей, то за этим последует полных крах человеческой цивилизации — калекам, увы, не дано самостоятельно построить новый мир! Одних из этого племени надо вести, других — поддерживать и так далее. С первого раз построить модель, которая никогда ранее не существовала по причине своей ненадобности, никогда не получится, а тут, что очевидно, права на ошибку нет. Ведь ранее, как нам говорили, все государства основывались на принципах, некогда регулировавших жизнь их предшественников. А когда- и где новое правительство формировали исключительно калеки? Даже если отобрать самых дееспособных из нас, то что получится? Скажем, слепые всегда вынуждены из-за своего недуга иметь под рукой какого-нибудь верного человека, а люди с синдромом Дауна (и т. п.) вряд ли предрасположены к принятию глобальных решений, на коих обязательно должен лежать отпечаток строгой объективной адекватности. Да и вряд ли у кого-то из уродов есть соответствующие политические задатки: современный мир не выращивает мыслителей и философов, способных вывести хоть даже чуточку годную идею для создания новой страны. Так что все это ерунда, способная лишь раздражать.

Лучше уж я подумаю после заправки очередной дозой кокаина о чем-нибудь ином.

Да, кстати, а что имеет ввиду Ид Буррый, когда говорит о прекрасном будущем для потомков нынешних земных обитателей? Мне толком и самому неизвестно… Ну родит Ева от меня, урода, полноценного ребенка, и к чему это приведет? Он-то будет идеальным, но как ему преобразить мир под стать себе? Не будет же его семя, если он окажется мужчиной, столь чудодейственным, чтобы еще и переделывать в нормальные яйцеклетки современных женщин. Получается, что ему будет необходима похожая на его мать соратница — полноценная, но тогда его чадо, родись таковое, будет иметь мало чего от меня, представителя очередного до тошноты похожего на все остальные поколения Гипербореи. Так мы не обретем спасителя, а дитя мое будет всего лишь случайной ошибкой современной природы человеческой. Да, с Ипполитом все было бы намного проще. Он сумел сделать меня, значит, сумел бы сделать подобных мне — мужчин и женщины, могущих зачать нормальных людей. Ах, моему ребенку подобная пара была бы очень кстати, ибо в таком случае его отпрыск стал бы еще более близким к уродам полноценным человеком. Ипполит, будь все по плану, передал бы свою технологию выращивания «почти идеальных» потомкам, и с каждым новым поколением количество нормальных только бы возрастало. Разве не великолепно? Разве не прекрасно? Мир стал бы принадлежать всем в одинаковой мере, и, если не утратит память о устройстве «Объединенных городов», очищенное человечество будет жить в вечном благоденствии!.. Впрочем, я идеализирую. Все могло бы завертеться по иному сценарию — ипполитов способ мог бы стать в будущем средством очередного раскола социума. Прошло время, окончились все волнения, связанные со свержением правительства, все пресытились радостью от победы и так далее. И тут встает вопрос, что же делать теперь? Конечно же нужно строит свое государство, только, вот, кто имеет больше прав на власть в нем? Возможно, те, кто вели бы свой род от самых первых полноценных, стали бы узурпаторами. Конечно, Бог его знает, как выглядел бы в том будущем мир, но почему-то кажется, что склад души своей человек не изменил бы, а это… одни пороки.