Созидая на краю рая (СИ) - "АlshBetta". Страница 35

На миг, когда он видит меня, его глаза светятся радостью, но потом мой любимый небесный взгляд исчезает, и его голова поворачивается в сторону стены. Он не хочет меня видеть.

– Малыш, я вернулась! – всё ещё топчусь на пороге, не зная, стоит ли вообще входить.

Впрочем, моя нерешительность тут же исчезает, едва вижу подрагивающую нижнюю губу своего ребёнка.

Быстрыми шагами пересекаю комнату, опускаясь на кресло рядом с Тони. Его голова по-прежнему повернута в другую сторону.

– Ты ушла, – произносит он отчуждённо. В его голосе обида. Почти смертельная. И я это заслужила, потому что не сдержала данное слово. Похоже, обещания я умею держать только перед Эдвардом.

– Солнышко, так нужно было…

– Ты обещала! – его взгляд упирается в меня, и я вынуждена заметить, как в голубых глазках серебрятся слёзы. – Ты сказала мне, что не уйдёшь, если я усну!

– Энтони, есть обстоятельства…

– Ты меня не любишь! – быстрый итог всему сказанному, и он снова отворачивается от меня в другую сторону. Слёзы ещё не текут по его щекам, хотя это явление ждать себя не заставит.

– Что ты такое говоришь? – пытаюсь загладить свою вину и вселить в него уверенность в правдивости моих слов. – Солнышко, ты для меня дороже всех на свете!

– Тех, кого любят, не бросают,– поджимая губы, дрогнувшим голосом произносит он.

– Ты считаешь, что я бросила тебя?

– А разве нет?

– Я же здесь!

– Это ненадолго…

Подобное утверждение отзывается болью у меня в груди. Потому что оно правдиво. Все слова моего мальчика правдивы. Я действительно ужасная мать, раз заставляю своего и так исстрадавшегося ребёнка страдать ещё больше.

Тянусь к его ладошке, но он отдёргивает их от меня, пряча под одеяло.

Чувствую, как слёзы наворачиваются уже на мои глаза, но смахиваю их, зная, что плакать сейчас никак нельзя.

– Зайчик, – смотрю на его лицо, подмечая, что слёзы уже были на нём. Дорожки от них ещё заметны на нежной коже. – Ты же знаешь, как сильно я люблю тебя!

– Ты ушла… – словно эхо повторяет он, и всхлипы начинают по очереди вырываться из его груди. – Ты обещала не уходить!

– Энтони, иди ко мне,– протягиваю к нему руки и встаю со стула, но сын не позволяет обнять себя, и отказывается от моих объятий, зарываясь в одеяло и плача уже под ним.

Моё сердце разрывается на мелкие кусочки.

Как же я ненавижу видеть его слёзы! Они убивают меня!

– Послушай меня, малыш, но внимательно, – убираю мешающую прядь за ухо, опускаясь на кресло и пытаясь говорить спокойно. – В жизни есть моменты, когда нужно уметь успевать делать несколько дел. Иногда дела идут друг за другом, и ты не успеваешь доделать одно из них. Я пробыла с тобой и ночь и день, я готова быть с тобой сутки напролёт, но у меня есть обязательства. Я должна кормить тебя, одевать, платить за то, что тебя лечат. Я должна работать! – шумно сглатываю на слове «работать», вспоминая сегодняшний секс с Калленом, приём с Аро. Делаю паузу. Это не ускользает от Тони, потому что он всё же оборачивается на меня.

– Я работаю, Тони. Я не хочу, но я должна. И буду. До тех пор, пока у тебя не будет всё самое лучшее и нужное. Мне приходится уходить, и мне самой от этого очень больно. Каждый день у меня будто забирают часть себя, когда я ухожу от тебя, малыш. Я знаю, что ты страдаешь и что тебе больно.Поверь, я всеми силами хочу сделать тебя счастливым и… –нет более сил сдерживать слёзы. Позволяю им поползти по щекам, а дыханию утонуть в рыданиях. Сижу и тихо плачу. Влажная пелена от слёз заслоняет взгляд, и я не вижу лица Энтони.

Зато чувствую его прикосновения.

Он обнимает меня. Утешает.

– Мамочка, – он плачет, как и я, но теперь его пальчики стирают слёзы с моих щёк. – Мамочка, не плачь, я не хотел тебя обидеть!

– Я люблю тебя! – беру его в объятья и зарываюсь лицом в белокурые локоны, поспешно целуя участки бледной кожи. – Я люблю тебя больше жизни, сыночек!

– Я знаю, мама, знаю,– он тоже целует меня, отчего на душе становится легче. Слёзы перестают течь так интенсивно, а рыдания вырываться так часто.

Мы сидим так, держа друг друга в объятьях, наверное, очень долго, пока оба не успокаиваемся.

– Прости меня, Энтони,– шепчу я, убирая его кудри со лба и целуя его.

– Нет, мамочка, это ты меня прости. Я не хотел, чтобы ты плакала! – он снова преданно смотрит на меня, теперь не тая в глазах обиду. В нём снова взыграл тот взрослый человек в теле ребёнка, который любит меня и который от меня не отвернётся. Это был небольшой срыв, и он простителен. Погружаясь в такую обстановку, дети меняются. Меняются к худшему. А мой сын только совершенствует свой характер. Ему тяжело и одиноко. Ему больно и страшно. Он заслуживает отдых, а я не могу ему его дать.

– Видишь, я не плачу, – выдавливаю улыбку, стирая слёзы со щёк, и перемещаясь к солёным каплям на его лице. – И ты тоже не плачь!

– Не буду! – ответно скованно улыбаясь, отвечает малыш и снова обнимает меня. Крепко, но бережно. Он не хочет меня отпускать. Я тоже не хочу отпускать его.

Пересаживаюсь с кресла на его кровать, и, упираясь спиной в стенку, беру его на руки, позволяя удобно устроиться на своей груди, поверх собственного тела.

Когда ему снились кошмары в детстве, он только так мог успокоиться. Думаю, сейчас тоже поможет.

Энтони доверчиво прижимается ко мне, уложив голову на мою грудную клетку и размеренно дыша. Он иногда вздрагивает от всхлипов, которые ещё не прошли, и тогда я глажу его по спине и волосам, целую в щёку или макушку, чтобы он пришёл в себя. Ему становится легче.

*******

Бреду по больничному коридору к лифтам. Часы показывают восемь вечера. У меня ещё час до того момента, как машина Каллена снова отвезёт меня в Белый Особняк. Размышляю то о Тони, то об Эдварде.

Наверное, не стоит говорить, что после вчерашнего, доверия у меня к нему прибавилось. Весь приём я ходила рядом, словно тень. Молча, ненавязчиво, но, однако, понимая, что полностью защищена. Мне нравилось это чувство, особенно тогда, когда кто-то из Великой тройки (так я назвала Маркуса, Кая и Аро) бросал на меня плотоядные взгляды. Эдвард, несмотря на то, что явно уважал их, тут же пресекал эти взгляды своим гневным изумрудным светом, отчего они отводили глаза.

Казалось, всё естество Каллена угрожающе шептало, что я принадлежу ему. Наверное, так оно и есть. Во всех смыслах.

Его вчерашний поступок скрасил прошлые обиды и недопонимания. Он позволил мне немного расслабиться и выговориться. На пару секунд, но ведь это уже достижение, принимая во внимание его чистый эгоизм и самоуверенность.

Здравый смысл подсказывал, что так мужчина защищает всех своих пассий, но почему-то сознание рисовало иллюзии, будто я одна из немногих, кому посчастливилось оказаться в такой ситуации. В конце концов, я ведь тоже успокаивала его.

– Мы в расчёте?

– О чём ты?

– В машине мне помогла ты, а здесь я помог тебе. Дальше без происшествий.

Довольно простой диалог, но настолько необходимый, что даже страшно. Я помогла ему. Он сам это признал. Неужели он действительно не так плох, как я думаю?

Почему-то вспоминаются слова отца и тот странный сон, который я видела, когда теряла сознание:

– Белла, тебя ждёт Эдвард Каллен

–Он делает мне больно! Он не хочет понимать меня, ему плевать на все мои чувства, ему главное то, какая я в постели!

– Ты всё поймёшь, когда придёт время, милая!

–Как ты нашёл его?

– Я не искал…

– Разве не ты послал его нам на помощь? Мне и Энтони?

– Нет. Я не в состоянии это сделать, Белла. Он сам захотел помочь тебе.

– Он не может этого захотеть…

– Ты очень мало о нём знаешь!

–Ты знаешь о нём больше?

– Я знаю о нём всё!

– Расскажи мне!

–Он сам тебе расскажет, крошка.

– Когда?

– Когда придёт время…»

И когда же придёт это время? Когда он поговорит со мной по-человечески? Когда станет обращаться как с существом, у которого есть боль, чувство и проблемы?