Незнакомка - Деверо Джуд. Страница 63

— Это с каких пор семья Николь стала вашей? — ядовито заметила Дженни.

— Вот видишь! — взвизгнул Жерар. — Разве я могу вынести подобное обращение?

— Прекратите это! Оба! — резко проговорила Николь. — Я до смерти устала от ваших перебранок. Жерар, вы показали себя блестящим торговцем. Американкам так нравятся ваш акцент и ваши изысканные манеры. — Жерар сразу растаял от комплимента. — А теперь, если пожелаете, вы могли бы раздать женам окрестных фермеров объявления.

— Объявления — не шелка, — недовольно пробормотал Жерар.

— Но еда — это еда, — с готовностью вмешалась Дженни. — И если вы хотите есть, то должны работать, как все остальные.

Жерар шагнул к Дженни с искаженным лицом, но Николь остановила его, положив руку на плечо. Он изумленно воззрился на ее руку, потом посмотрел в лицо, накрыл ее руку своей.

— Для тебя я сделаю все, что угодно. Николь мягко скользнула в сторону.

— Исаак будет возить вас в лодке вверх и вниз по реке. Жерар улыбнулся ей так, словно они были любовниками, и неслышной походкой направился к двери.

— Не доверяю я ему, — озабоченно сказала Дженни. Николь махнула рукой.

— Он вполне безобиден. Просто ему хочется, чтобы его окружали почтением, вот и все. Я уверена, что он скоро поумнеет.

— Ты слишком доверчива и во всех видишь только хорошее. Советую тебе — держись от него подальше.

Весна в Виргинии выдалась на редкость дружная. Быстро созрела ранняя пшеница, и после долгого зимнего отдыха заработали тяжелые мельничные жернова. Объявления Николь сослужили хорошую службу: со всей округи к ней привозили зерно для помола.

Николь не давала себе ни минуты отдыха. Она наняла работника, и они засеяли новый участок пшеницей и ячменем. Жерар с большой неохотой согласился помогать на мельнице, но по его виду становилось ясно, что он считает недостойным иметь дело с американцами. Николь приходилось постоянно поддерживать его разговорами о том, как ее дед-герцог два года проработал на мельнице.

Вопрос о том, чтобы близнецы вернулись в Эрандел Холл, не возникал, и Николь считала это знаком доверия со стороны Клея. Раз в неделю Исаак перевозил детей на другой берег навестить дядю.

— Он скверно выглядит, — однажды сообщил Исаак, вернувшись оттуда.

Николь не стала даже расспрашивать, о ком он говорит, она и так знала, что речь идет о Клее. Как она ни старалась довести себя до изнеможения тяжелым трудом, мысль о нем не покидала ее ни на минуту.

— Он слишком много пьет. Это добром не кончится.

Николь отвернулась. Казалось бы, ей следовало бы радоваться, что он несчастен, ведь он это заслужил, но она не радовалась. Тяжело вздохнув, она отправилась на огород и взялась за тяпку. Может быть, несколько часов тяжелой работы немного отвлекут ее, помогут хоть на какое-то время забыть о Клее.

Час спустя она прислонилась к дереву и отерла рукой лицо, по которому струился пот.

— Смотри, что я тебе принес, — услышала она голос Жерара. Он протягивал ей запотевший стакан с лимонадом. Она кивнула в знак благодарности и залпом осушила его. Жерар двумя пальцами снял травинку, прилипшую к рукаву ее хлопкового платья.

— Тебе не следует так много бывать на солнце. Ты испортишь цвет лица. — Он провел по обнаженной руке от локтя до запястья.

Николь так устала, то ей лень было даже тронуться с места. Они стояли в густой тени в дальнем конце огорода, где их не было видно ни с мельницы, ни из дома.

— Я так рад, что мы вдвоем и нам ничто не может помешать, — глухо проговорил Жерар, придвигаясь к ней поближе. — Как это неприятно, что мы живем в одном доме, но нам никогда не удается посекретничать с глазу на глаз, подальше от любопытных ушей.

Николь не хотелось обижать его, но поощрять не хотелось еще больше. Она поспешила отодвинуться от него.

— Вы можете поговорить со мной в любое время, и в моем доме нет никого, от кого я должна была бы что-либо скрывать.

Он вновь приблизился, взял ее за руку и, лаская, стал перебирать тонкие пальцы.

— Николь, ты единственная, кто может меня понять. — Он говорил по-французски, придвигая лицо все ближе и ближе к ее лицу. — У нас одна родина, и мы связаны общей бедой.

— Я теперь считаю себя американкой, — по-английски ответила Николь.

— Как ты можешь? Ты француженка, а я француз. Мы принадлежим к роду великих Куртеленов. Подумай о том, что мы могли бы продлить его!

Глаза Николь сверкнули гневом, она выпрямилась.

— Как вы смеете! — вскричала она. — А моя мать? Вы что, забыли о ней? Вы женаты на моей матери и делаете мне грязные предложения, как какой-нибудь судомойке!

— Как я могу о ней забыть, когда ее вопли денно и нощно разносятся по всему дому. Я скоро потеряю рассудок. Как ты думаешь, могу я хоть на минуту забыть, что эта женщина лишила меня свободы? Что она может мне дать? Разве она может дать мне детей? Я мужчина, здоровый мужчина в расцвете сил, и заслуживаю того, чтобы иметь детей. — Он схватил ее и прижал к себе. — Ты — единственная. Во всей этой варварской стране ты единственная, кто достоин стать матерью моего наследника. Ты Куртелен! В жилах наших детей будет струиться голубая королевская кровь.

Когда до Николь дошло, что он говорит, она почувствовала, что внутри у нее все переворачивается от отвращения. У нее не было слов, чтобы выразить свои чувства. Она размахнулась и изо всех сил ударила его по лицу.

Жерар немедленно отпустил ее и отступил, держась за щеку.

— Ты за это заплатишь, — прошипел он с перекошенным от бешенства лицом. — Ты еще пожалеешь, что обошлась со мной как с одним из этих американских ублюдков. Ты меня еще узнаешь.

Николь повернулась и пошла к грядкам. Дженни оказалась права относительно Жерара. Действительно, от него лучше держаться подальше.

А через две недели Уэс принес известие о том, что Клей женился на Бианке.

Она нашла в себе силы принять этот новый удар не дрогнув.

— Я пытался его отговорить, — хмуро рассказывал Уэс, — но ты же знаешь, как он упрям. Но, Николь, поверь, он никогда не переставал любить тебя. Когда он узнал, что ты получила развод, то пил четыре дня без передышки. Слуга нашел его мертвецки пьяным на краю болота у южного пастбища.

— Я от души надеюсь, что к свадьбе он протрезвел, — холодно проговорила Николь.

— Он утверждает, что делает это для ребенка. Черт бы его побрал! Не могу понять, неужели его не тошнит, когда он ложится в постель с этой коровой.

Николь вспыхнула и отвернулась. Уэс поймал ее за руку.

— Ради Бога, прости меня. Я не хотел причинить тебе боль.

— Это не может причинить мне боль. Мистер Армстронг ничего для меня не значит.

Уэсли долго глядел вслед удалявшейся Николь и думал, что готов собственными руками задушить Клея за то, что тот сделал с этой прекрасной женщиной.

В Эрандел Холле царило запустение. Уже несколько месяцев в доме не убирали. Бианка спокойно сидела в столовой и неторопливо поедала мороженое и сахарное печенье. Ее огромный живот выпирал так, что казалось, она в любую минуту готова произвести ребенка на свет.

Клей вошел в дом и остановился в дверях столовой, наблюдая за Бианкой. Его одежда была перепачкана землей, рубашка порвана. Под глазами залегли глубокие тени, а волосы склеились от пота.

— Какое приятное зрелище. Ради этого стоит и домой прийти, — громко заговорил он. — Моя милая женушка скоро станет матерью моего ребенка.

Бианка не обратила на его слова ни малейшего внимания и как ни в чем не бывало продолжала лакомиться холодным жирным мороженым.

— Кушаешь за двоих, дорогая? — продолжал Клей, но Бианка снова не удостоила его ответом, и он поднялся наверх. Повсюду валялась грязная одежда. Он открыл дверцу гардероба и обнаружил, что там пусто. Он с тоской вспомнил, что еще совсем недавно здесь всегда лежала аккуратная стопка чистых и тщательно отутюженных рубашек.

Выругавшись, он захлопнул дверцу, вышел на улицу и быстро зашагал к реке. Теперь он почти не бывал дома; а если и бывал, то проводил время в кабинете, сидя в кресле и вливая в себя спиртное до тех пор, пока, как ему казалось, не был готов погрузиться в мертвый сон. Но спал он плохо и мало.