Обязан жить. Волчья яма Повести - Силаев Борис Дмитриевич. Страница 17

На экране счастливый конец надвигался как неизбежность. Тапер нажимал на педали, выколачивая из пианино ликующие звуки. Движок астматически задыхался, брызгал отражением целлулоида на белую простыню.

Наступая в темноте на ноги, Андрей пошел из зала. В конце его, прочесноченные, в потных рубашках, два волшебника яростно вращали ручку мотора, давая силу и свет летучему чуду дрожащих картинок.

Еще не было пяти часов, когда Андрей уже стоял на Чебоксарской. Издали он увидел большую толпу, повозки пожарных, водяные помпы и клубы дыма, вырывавшиеся из чердачных окон пятиэтажного кирпичного здания.

Расталкивая людей, Андрей стал пробираться к тротуару. Взявшись за руки, солдаты сдерживали напор шумной толпы.

— Что случилось? — бросил Андрей, пытаясь взглянуть поверх голов.

— Пожар. Не видишь? — ответили ему.

— Пропустите! Пропустите! — Андрей с силой пробился между людьми. Его морозило от волнения. Солдат отталкивает его в сторону.

— Куда прешь?! Осади-и!

— Я из полиции, — говорит Андрей. — Пропустите немедленно! Живо!

Солдат поднимает руку, и Андрей ныряет под его локтем. Он видит распахнутые двери подъезда, лужи воды и цементный пол, заляпанный следами ног. Не раздумывая, бросается туда, бежит вверх, прыгая через несколько ступенек. Сердце, кажется, где-то возле горла… Один марш, второй… Четвертый этаж… На лестничной площадке стоят пожарники. Лица их в копоти, куртки топорщатся из-под ремней:

— Куда?! — кричит один. — Нельзя-я!

— Полиция! — отвечает Андрей и бежит еще выше. Вот и пятый этаж. Дощатая дверь взломана. Из нее курится дым и пахнет мокрой сажей. Пожарник ходит с ведром и заплескивает водой последние угли. В комнате валяются обгорелые тряпки. Черепичная крыша взломана, и отсвет белесого неба падает на покореженный топорами пол, черные стены, обуглившиеся ребра стропил.

Пожарник опускает ведро и вытирает с лица пот. Он смотрит на Андрея красными, как у кролика, выеденными дымом глазами.

— Вам чего, господин?

— Полиция, — выдыхает Андрей.

— Вон… Лежит, — кивает пожарник. — Обгорел весь… Андрей подходит к чему-то продолговатому, накрытому брезентом. Пожарник поднимает один конец, и Андрей видит синее, вздутое лицо Забулдыги. На шее туго стянута петля веревки.

— Не понимаю, — растерянно говорит Андрей. — Что случилось?

— Повесился он, — хмуро произносит пожарник. — Зажженную лампу оставил. Когда мы дверь взломали, он уже того… Не дышал. Огонь на крышу выбивался. Еще немного, и всему дому конец. Вовремя жильцы нас оповестили.

Андрей оглядывается. Вокруг вода, растоптанные комья сажи и головешки.

— Ничего тут не было?.. Вроде каких-нибудь документов? — спрашивает Андрей.

— Да что вы, господин, — пожарник носком сапога выворачивает скомканное железо из кучи пепла. — Кастрюля железная оплавилась. Тут такое пламя бушевало, не приведи господи.

— Когда же он повесился? — сквозь зубы шепчет Андрей.

— Это уж вам, полиции, лучше знать, — говорит пожарник.

— Не трогайте здесь ничего! — приказывает Андрей.

Он выходит из комнаты и спускается по лестнице. Глаза еще ест дым, в горле першит. Он умывается во дворе холодной водой из колонки, вытирает платком лицо и руки. Перед его взглядом стоят прогоревшие стены, жесткий мокрый брезент и глаза Забулдыги с немым воплем ужаса в расширенных зрачках.

«Почему повесился? Потерял над собой контроль, и страх толкнул на смерть? Разве Забулдыга из людей трусливых? Нет, Не похоже. Совесть заела? Чепуха. Но он повесился! Где Забулдыга держал альбом? Сгорел он или лежит в тайном, никому не известном месте? А если об этом тайнике знает Людмила, кто-то другой? Контрразведка! Допустим, что вчера ночью был не один филер. Выследили Забулдыгу… Но он сам повесился, я видел тело собственными глазами!..»

Андрей медленно бредет по городу.

На площади лихой унтер муштрует колонну гимназистов — учит их штыковому бою. Прижав к боку длинную австрийскую винтовку, он с ходу вонзает в мешок с опилками плоский ножевой штык, вскидывает ее вверх, яростным движением выворачивая внутренности воображаемого врага. Барышни под полосатыми зонтиками стоят в отдалении, наблюдая за распаренными мальчишками в картузах с жестяными кокардами.

«Еще нет назначенных Забулдыгой пяти часов», — вдруг подумал Андрей и бросился по улице. Он свернул к проспекту, заспешил по тротуару, раздвигая руками толпящихся людей у входа в магазин, извиняясь перед женщинами, боясь услышать гулкие удары башенных часов на здании дворянского собрания.

— Извозчик! — закричал он, останавливая кабриолет. Вскочил на подножку и упал в мягкие кожаные подушки сидения. — Гостиница «Палас»! Быстрее!

Извозчик испуганно оглянулся и зачмокал губами, взмахнул вожжами, подгоняя лошадь.

У гостиницы Андрей, не рассчитавшись, бросился к парадному подъезду. Минуя неподвижного часового, он кинулся к столу дежурного офицера, заикаясь от волнения, стал что-то взахлеб говорить неразборчивое, суя тому под нос фотографию Забулдыги с тюремной печатью в углу.

— Срочно… Господина Фиолетова!.. По его поручению… Немедленно! Дело касается важного преступника… Срочно!

Дежурный офицер закричал стоящим у перил:

— Господин прапорщик? Отведите в кабинет Фиолетова.

Молоденький офицерик махнул рукой Андрею, с важным видом зашагал по мраморным ступеням, придерживая за ножны клинок.

Андрей, не ожидая, когда прапорщик постучит, распахнул дверь кабинета и, увидев удивленное лицо Фиолетова, остановился перед столом, задыхаясь от волнения.

— Господин Фиолетов, — почти прохрипел он, — объявился Забулдыга… В пять часов свидание… Он назначил… Не имел возможности сообщить раньше…

— Где?! — Фиолетов резко поднялся, загремев стулом.

— Чебоксарская улица, дом восемь, — Андрей тяжело дышал, рукавом пиджака смахивая со лба пот. — На чердаке, господин Фиолетов… Постучать три раза…

Фиолетов быстрым движением застегнул крючки ворота кителя, расправил под поясом складки и шагнул к дверям. Обернувшись, он властно проговорил:

— Господин прапорщик, прошу остаться в кабинете вместе с этим человеком!

— Господин Фиолетов! — спохватился Андрей. — Я же на извозчике! Ей-богу, еще не заплатил. Я быстро, моментом!

— Сидеть! — рявкнул поручик и хлопнул дверью.

Стоя у окна, Андрей увидел, как заметались солдаты по двору гостиницы, коноводы побежали к лошадям, из гаража выехала легковая машина. Караульные распахнули ворота, и кавалькада всадников вынеслась на мостовую улицы.

— Прошу, — холодно сказал прапорщик и указал кивком головы на стул. Сам сел на место Фиолетова, положил рядом фуражку и углубился в чтение лежащих на столе документов.

— Извозчик проклянет меня, — пробормотал Андрей. — Что мне — жалко полтинника? Да ни боже ж мой!

Офицерик не ответил, равнодушно застучал кончиками пальцев по столу.

Время тянулось медленно, в кабинете пахло свежей масляной краской, от этого запаха болела голова.

— Вы не чувствуете? — спросил прапорщик и притронулся к вискам. — Однако мне с вами сидеть недосуг… Почему поручик не возвращается?

Он заерзал на стуле, удобно расставив локти, подпирая голову руками. В коридоре звенели шпоры, хлопали двери.

Наконец послышались звуки мотора, машина въехала во двор и остановилась с выключенным двигателем. Прапорщик даже не повернулся, думая о чем-то своем. Прошло еще немало времени, и раздался дробный цокот копыт. Офицер поднялся и подошел к окну. За его спиной встал Андрей.

Они увидели, как в распахнутые ворота лошадь неспешно втащила телегу, в которой лежало что-то длинное, укрытое брезентом. Рядом ехали всадники. Среди них выделялся поручик, он возглавлял этот медленный кортеж.

— Кажется, кого-то убили, — проговорил прапорщик. — Не дай бог нашего…

— Не приведи бог, — эхом повторил Андрей за спиной офицера.

«Вот он, конец короля уголовного мира, — подумал Андрей. — Его последний путь известен… После осмотра труп бросят в яму на черном дворе гостиницы, и солдаты присыплют его слоем земли, сверху полив раствором карболки. Обезображенное смертью, обгорелое тело уносило с собой тайну пропавшего альбома, может быть, своей нелепой гибелью спасая сотни других жизней… Воры найдут нового главаря, поплачут и перестанут горевать торговки краденым, вспоминая потаенные встречи и хмельные ночи с холодным ножом под подушкой. На краях ямы вырастет чертополох. И от всего прожитого останется только номер регистрации трупа в архивах бывшей контрразведки…»