Музыкант-3 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович. Страница 7

Весь погруженный в свои мысли, я на автомате поймал такси и так же, в мыслях о грядущем фестивале и недавней встрече с Сусловым, доехал до дома. Поздоровался с парой бабушек у подъезда, одолел первый лестничный пролет… и увидел сидящую на подоконнике Светлану Фурцеву.

В первый момент я ее даже не узнал. Куда делась та жизнерадостная, пышущая здоровьем молодая женщина? Теперь это была ее бледная и исхудавшая тень, причем бледная в буквальном смысле слова. Темные круги под глазами делали ее похожей на Наталью Варлей в образе панночки, которая в гробу летала перед охреневшим Хомой.

— Привет! — сказал я, не зная, что еще можно произнести в этой ситуации.

— Привет, — тихо ответила она. — У тебя нет сигаретки или папиросы?

— Ты же знаешь, у меня режим, с вредными привычками строго.

— А я вот не могу бросить… Никотин меня хоть немного успокаивает. Час назад последнюю выкурила.

А окурки, получается, прямо в эту вот открытую форточку и бросает, на головы сидящим у подъезда бабулькам. Или их ветром сносит? Вполне вероятно, ветерок сегодня серьезный, иначе упади им 'бычок' за шиворот, старушки мигом бы всех на уши подняли. А вообще странно, что человек столько времени сидит в подъезде, и никто и ухом не повел. Я за пять лет в этом мире уже привык, что советские люди обязательно поинтересуются у праздно торчащего в подъезде неизвестного, к кому он, кого ждет, а уж бабушки — те и вовсе всю душу вытрясут, и лишь выяснив, сколько раз в день человек сексом занимается, спокойно пойдут дальше. Тем более у нас 5-этажный дом, без лифта, все движение по лестнице.

— А что стряслось, почему такой… вид?

— Что, плохо выгляжу?

— Да не то чтобы плохо… Но сильно отличаешься от той Светланы Фурцевой, которую я видел год назад.

— Что ж вы меня все по девичьей фамилии склоняете, — грустно усмехнулась она. — Я ведь уже несколько лет как Козлова. Так и норовите напомнить, кто моя мать.

Я на мгновение растерялся. Действительно, я и сам как-то привык проводить непосредственную параллель между Фурцевой-старшей и ее дочерью.

— Ладно, больше не буду… А здесь-то что делаешь? Ждешь кого?

Ответ на этот вопрос я знал заранее, поэтому не особенно удивился, услышав:

— Ага, жду. Тебя. Меня тут бабки за твою поклонницу приняли, я не стала отнекиваться. В какой-то мере да, поклонница. А они мне, мол, шляются тут, все стены в подъезде исписали.

Она выжала из себя страдальческую ухмылку. Насчет стен бабки были правы, но это было преимущественно до моего отъезда в Англию. Потом фанаты поутихли. Странно, что сейчас и в самом деле их не наблюдается, все ж таки многие через газеты и ТВ узнали, что я вернулся, чтобы выступить на фестивале.

— Так ты что, просто поговорить хотела или…

Я запнулся, не зная, как выразить свою мысль.

— Извини, домой не приглашаю, ребенок маленький. Да и жена… может неправильно понять. Если хочешь, давай посидим где-нибудь в кафе, что ли…

— Господи, какое кафе?! — простонала Светлана, глядя на меня повлажневшими глазами. — Я ж к тебе пришла! Ты понимаешь, что я не могу без тебя жить?!! Вот, смотри.

Она закатала рукава платья, показывая бело-розовые шрамы на запястьях. Вот же ведь, Фурцева-старшая не раз вскрывала себе вены — если верить некоторым историкам — начиная примерно года с 60-го, и дочка идет проторенной дорожкой.

— Это из-за тебя! — в ее голосе уже ощущались нотки истерики. — Неужели ты еще тогда, год назад не понял, что мне нужен только ты?! Да я пить начала из-за тебя! Я вены из-за тебя резала!

— Свет, давай мы успокоимся и поговорим, как взрослые люди.

Я обнял ее за вздрагивающие плечи. Ох, как же я ненавижу успокаивать плачущих баб!

— Ну все, прекращай плакать, у тебя же тушь потечет… Хотя какая тушь, ты же без косметики. Нельзя так себя запускать женщине в самом расцвете лет. Ладно, где у тебя носовой платок? В сумочке? Щас…

Порывшись одной рукой в ее ридикюле, извлек оттуда практически чистый носовой платок и принялся вытирать слезы на лице своей воздыхательницы. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь из соседей мимо прошел. Новость, что Егор Мальцев обнимается с какой-то плачущей женщиной, тут же разлетится не только по дому, а и по Москве, чего доброго. Объясняйся потом с супругой, а оно мне надо? То-то же.

— Как ты, успокоилась немного? — спросил я, убирая платок обратно в сумку.

Я взял ее лицо в свои ладони, поднял, вглядываясь в черную глубину зрачков. Сейчас это все еще всхлипывающее существо выглядело настолько затравлено, что в порыве жалости захотелось его прижать к себе и зарыться лицом в растрепанные волосы. Однако это дало бы Светлане повод на что-то надеяться, а я не хотел вводить ее в заблуждение относительно перспектив наших отношений.

— Егор, скажи, что ты меня любишь, — прошептала она, не сводя с меня полного надежды взгляда.

— Свет, я люблю тебя как друга, но как женщину я могу любить только свою жену. Ты же сама все прекрасно понимаешь.

— Ах так!

Она резким движением расстегнула молнию на боком кармане сумочки, и спустя секунду я увидел в ее руке складной нож с уже выдвинутым лезвием.

— С венами не получилось, а с артерией получится.

Дальше я действовал на автомате. Тыльной стороной левой руки я подбил ее правую руку, сжимавшую несущийся к шее нож. Но немного не успел — Света самым кончиком оцарапала себе шею. Правой рукой удержал ее кисть с ножом над головой и резко выкрутил.

— Ой, мамочки!

Нож с глухим звоном упал на плитку лестничного пролета. Светлана в ужасе смотрела на меня, прижав ладонь к своей шее. Я же, все еще на адреналине, не без труда оторвал ее руку от раны.

— Ерунда, небольшой порез, — выдохнул я, чувствуя, как меня понемногу отпускает.

Снова достал из сумки носовой платок, приложил к ранке.

— Прижми, сама будешь держать. Думаю, даже швы накладывать не придется… Ох ты ж дура, а! И мозги у тебя куриные!

Наклонившись, чтобы подобрать нож, в последний момент передумал брать его за ручку, подцепил аккуратно двумя пальцами и опустил в карман своего пиджака. Еще не хватало отпечатки оставлять, чтобы потом мне покушение на жизнь министерской дочки приписали. Пусть пока у меня побудет, если что — на нем 'пальчики' только Светланы.

— Ты мне чуть руку не сломал, — всхлипнула она, прижимая платок к шее левой рукой и тряся кистью правой.

— А нужно было, чтобы больше не хваталась за что ни попадя. Это ж надо до такого додуматься!.. Пошли.

— Куда?

— Куда-куда… К матери твоей поедем, пусть разбирается с дочуркой, а я умываю руки.

— Я не поеду к ней, — в ее голосе снова начали прорезываться истерические нотки. — Лучше я вены себе перегрызу, не хочу ее видеть!

— Тебе в любом случае нужно оказать какую-то первую помощь… А, черт с тобой, пойдем ко мне.

— К тебе? Ты же говорил, у тебя жена дома, ребенок…

— Ничего, я кухонные ножи спрячу подальше. Ну чего стоим?! Кровью истечешь, пошли хоть продезинфицируем рану, еще неизвестно, что за колбасу ты этим ножом резала.

На этот раз она проявила покорность. Я-то малость нервничал, представляя, как буду объясняться с женой, еще, чего доброго, и она ревнивую истерику закатит. Надеюсь, что они хотя бы между собой не передерутся.

— Привет, лапа, привел тебе мою неудачливую поклонницу. Узнаешь? Да-да, Светлана Фурцева… то есть Козлова по мужу. Вы еще в гримерке пересекались после концерта трио 'НасТроение'.

— Как же, помню… Здравствуйте, Светлана. Ой, а что это у вас… с шеей?

— Несчастный случай, — быстро ответил я за еще больше побледневшую дочку министерши, все еще прижимавшую платок к порезу. — Представляешь, встретились в подъезде, ну и попросила заодно автограф. У нее карандашик с собой был, правда, туповатый, и лезвие. Решила грифель заточить на ходу, да видишь как — малость промахнулась.

— У нас в подъезде? — подняла брови Ленка, удивленно глядя на Светлану.

— А у нее родственница здесь живет, — вдохновенно врал я, уже не думая о последствиях. — Как раз от нее спускалась. Так что, найдутся у нас йод с пластырем?